Глава VII. Шестая гимназия и училище в Лесном
Весной 1914 г., вернувшись из второй экспедиции по Приамурью, М. К. возобновляет переписку с руководством Одногодичных педагогических курсов. В своем прошении (частично цитированном выше), упоминая о завершении им научной экспедиции «по казачьим селам Амурской области», он сообщает:
…только в феврале тек<ущего> г<ода> мог я озаботиться приобретением свидетельства о политической благонадежности, и последнее было в том же месяце отправлено канцелярией Приамурского генерал-губернатора в С.-Петербургский университет, историко-филологическим факультетом которого я оставлен при кафедре истории русской литературы (проф<ессором> И. А. Шляпкиным).
Сообщая об этих обстоятельствах, имею честь просить уведомить меня, распространяется ли условное принятие меня в число слушателей курсов и на наступающий 1914–1915 г. и какие формальности должен я выполнить для действительного меня зачисления, при чем имею честь напомнить, что свидетельство об окончании Университета находится в канцелярии вверенных Вам курсов, а о политической благонадежности – в С.-Петербургском Университете[1].
В левом верхнем углу прошения имеется резолюция от 30 апреля, подписанная С. Я. Титаренко, письмоводителем курсов: «Ответить просителю о необходимости подать вновь прошение с приложением свидет<ельства> о благонадежности и 2 фот<ографических> карт<очки>»[2].
10 июня 1914 г. М. К. подает новое прошение:
Прилагая при сем две фотографические карточки, честь имею просить Ваше Превосходительство принять меня в число слушателей вверенных Вам курсов, с назначением стипендии.
Свидетельство о политической благонадежности будет на днях выслано Канцелярией Приамурского генерал-губернатора по адресу Курсов; свидетельство же об окончании Университета находится в настоящее время в канцелярии вверенных Вам курсов, так как я был зачислен в прошлом году, но не имел возможности приехать в Санкт-Петербург[3].
Документ, подтверждающий «политическую благонадежность» (с пометой «Секретно»), был отправлен в Петербург 21 июня 1914 г. О деятельности Азадовского в Хабаровске в 1907–1908 гг. в этом документе не упоминалось. Сообщалось лишь, что «сведений, компрометирующих политическую благонадежность Азадовского за время проживания его в Хабаровске, в канцелярии нет» (55–7; 15).
Известие о начале войны застало М. К. в Хабаровске. Незадолго до этого он узнает о новом законе от 3 июля 1914 г., отменяющем, в частности, звание «учитель гимназии» и устанавливающем новое: «учитель средних учебных заведений». Согласно этому закону, выпускники российских университетов, решившие посвятить себя преподаванию в средних учебных заведениях, обязаны – для того, чтобы получить доступ к преподаванию, – предварительно сдать экзамены по таким предметам, как психология, логика, педагогика и методика, отсутствующим в университетских курсах. Можно предположить, что эти новые требования еще более укрепили решение М. К. поступить на Одногодичные курсы. Осенью 1914 г. он возвращается – после полуторагодового отсутствия – в российскую столицу. Начинается следующий период его жизни – до поздней весны 1918 г.
Одногодичные педагогические курсы, которые М. К. начал посещать сразу же по приезде в Петербург, были учреждены «временно» (сроком на три года) в 1911–1912 г. и предназначались для лиц, уже получивших высшее образование и желающих посвятить себя преподавательской деятельности в средних учебных заведениях. Цель курсов заключалась в том, чтобы привить будущим учителям навыки, необходимые в повседневной работе. Занятия разделялись на общие и специальные (одна из «специальностей» именовалась «русский язык и словесность»).
Столичными курсами заведовал Густав Густавович Зоргенфрей (1871–1934?), профессор Петербургского университета, преподававший древние языки в столичных учебных заведениях (например, в гимназии Карла Мая, Женском педагогическом институте и др.), директор Шестой петроградской гимназии (1906–1917), а также автор учебников и пособий по вопросам преподавания. Кроме него занятия на курсах вели Н. С. Державин (1877–1953), в будущем известный славист, и В. А. Келтуяла (1867–1942), историк литературы и фольклорист (в 1923–1930 гг. он возглавит кафедру фольклора и древнерусской литературы в Ленинградском университете). Именно эти ученые и «курировали» Азадовского[4].
М. К. посвятил занятиям на курсах и подготовке к экзаменам ноябрь и декабрь 1914 г. Уже 20 декабря он сдает первый устный экзамен – логику. Сохранившиеся протоколы испытаний сообщают ряд подробностей. Так, вопрос, на который ему пришлось отвечать на первом экзамене, назывался «О видах доказательств»; полученная оценка – «весьма удовлетворительно». Через два дня состоялся экзамен по школьной гигиене, завершившийся тем же результатом (М. К. отвечал на вопрос «Подготовка классной комнаты»). Остальные экзамены – по психологии, педагогике, методике преподавания русского языка и литературы и, наконец, выразительному чтению – проходили в апреле – мае. В ходе испытания по русскому языку М. К. пришлось отвечать, в частности, на следующие вопросы: разметка текста; педагогическое значение выразительного чтения; хоровое чтение и его значение; мысли академика Шахматова об историческом преподавании русского языка. Ответы выслушивали и давали им оценку члены испытательной комиссии – Г. Г. Зоргенфрей, Н. С. Державин и В. А. Келтуяла. А на экзамене по выразительному чтению комиссия выставляла, как правило, две оценки: за чтение произведения и за его теоретический разбор. М. К. читал (очевидно, на память и, скорее всего, по собственному выбору) стихотворение А. К. Толстого «Алеша Попович» («Кто веслом так ловко правит…»), стихотворение И. С. Никитина «Вырыта заступом яма глубокая…», басню Крылова «Ворона и лисица» и тургеневское стихотворение в прозе «Мы еще повоюем!..». За анализ текста он получил, как и на предыдущих экзаменах, «весьма удовлетворительно», за чтение вслух – «удовлетворительно»[5].
От экзамена по иностранному языку М. К. был освобожден как выпускник Санкт-Петербургского университета.
В мае 1915 г. М. К. получает свидетельство об окончании курсов, предоставлявшее ему «права, указанные в ст<атье> 4 отд<еления> III Закона 3 июля 1914 г. об установлении звания учителя средних учебных заведений…»[6] Одновременно, 27 мая 1915 г., Г. Г. Зоргенфрей сообщает попечителю Петроградского учебного округа о том, что «группу русского языка окончили 9 человек, из коих на первое место должен быть поставлен Азадовский, лучший по преподаванию, очень пригодный для старших классов. Он будет готовиться к ученой карьере и хочет остаться в столице»[7]. Совершенно ясно, что за несколько месяцев пребывания на курсах М. К. сумел проявить свои способности; старшие наставники и коллеги смогли по достоинству оценить его эрудицию, самостоятельность мышления и жизненные установки.
Одновременно с занятиями на курсах М. К. начинает свою преподавательскую деятельность (вернувшись в Петербург, он находился в стесненных обстоятельствах и, несмотря на ежемесячную стипендию, которую получал на курсах, нуждался в дополнительном заработке.) Кроме того, будучи стипендиатом, он обязан был по окончании курсов отработать не менее года в одном из учебных заведений (по согласованию с попечителем Учебного округа). В начале 1915 г. ему удается завязать отношения с дирекцией гимназии и реального училища Я. Г. Гуревича – известного тогда в столице частного учебного заведения, носившего имя ее многолетнего директора. 15 февраля 1915 г. М. К. письменно обращается к директору гимназии Я. Я. Гуревичу (сыну ее основателя) и просит о предоставлении ему «уроков логики и психологии в старших классах»[8]. Прошение написано от лица «окончившего Университет с дипломом первой степени»; о занятиях на Одногодичных курсах не упоминается.
Проявив интерес к просителю, гимназия возбуждает перед попечителем Петроградского учебного округа ходатайство о предоставлении Азадовскому уроков философской пропедевтики. Попечитель запрашивает по этому поводу мнение Г. Г. Зоргенфрея, и тот отвечает (19 апреля 1915 г.), что «к удовлетворению вышеизложенного ходатайства <…> препятствий не встречается»[9]. Так началась служебная деятельность М. К.
«Философской пропедевтикой» назывался в то время курс, предназначенный для учеников старших гимназических классов и представлявший собой введение в различные области гуманитарного знания – психологию, логику, этику, эстетику и т. д. Трудно сказать, почему М. К. согласился преподавать этот курс, столь далекий от его основных интересов, но, видимо, это было вызвано необходимостью.
Предположительно в это время он знакомится с Б. М. Эйхенбаумом, преподававшим в гимназии Гуревича русскую словесность. Конечно, их знакомство могло состояться и ранее: выдержавший весной 1913 г. экзамен по славянско-русскому отделению Петербургского университета, Эйхенбаум, как и М. К., был оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию. В начале 1915 г. он был уже хорошо известен как литератор; его статьи появлялись в широко читаемых столичных журналах, таких как «Заветы», «Русская мысль», «Северные записки».
В гимназии Гуревича М. К. преподавал недолго: он вел занятия до лета 1915 г., а осенью, вернувшись из Сибири, подал прошение об увольнении и в октябре был освобожден от «пропедевтики». Вряд ли он сожалел об этом, тем более что к тому времени уже был принят на должность «словесника» в двух других учебных заведениях Петербурга – Шестой гимназии и Коммерческом училище.