Дорогой Борис Львович пользуюсь одной из редких у нас оказий, чтобы послать весточку о себе, в надежде получить что-либо и от Вас[90]. Ведь два года полной оторванности от Питера, полного неведения обо всем и представления обо всем, б<ыть> м<ожет>, преувеличенно в мрачных тонах. Впрочем, теперь и нам живется несладко. Стремлюсь хоть на лето вырваться на месяц в Питер: навести справки о своих книгах и рукописях – боюсь, что все погибло, по крайней мере, с своей квартиры никаких известий не имею. Книги мои остались ведь у переплетчика Карпова, а рукописи в сейфе. Спокоен только за ту часть рукописей, к<ото>рая лежит у Вас. За это время напечатал две работы по сибирской библиографии, готовлю третью[91]. Горячо жму руку[92].
Однако вырваться из Томска в Петроград летом 1920 г. не удалось. Семейные обстоятельства заставили М. К. вновь отправиться в Иркутск. Поездка была оформлена как служебная командировка в Иркутскую губернию и Забайкальскую область «для собирания материалов по народной словесности в Сибири» сроком с 15 мая по 20 августа 1920 г.[93] Историко-филологический факультет поддержал составленное М. К. прошение, Томский губревком выдал командировочное свидетельство, а ректорат – удостоверение, содержавшее просьбу «к учреждениям и должностным лицам: оказывать содействие М. К. Азадовскому в исполнении данного ему факультетом поручения»[94].
14 мая 1920 г. М. К. сообщал Т. Э. Степановой (из Томска):
…собираюсь в Иркутск. Целыми днями приходится бегать, устраивать дела, получать пропуски и пр. и пр. <…>
Томский Университет, пожалуй, является единственным теперь в России, где идет планомерная, налаженная работа и где общая разруха менее всего отозвалась на Университете. Особенно хорош здесь ист<орико>-филологический факультет. Правда, и здесь мы начинаем чувствовать голод, мало-помалу и здесь исчезают продукты, и цены стремятся догнать питерские (молоко уже 600–700 руб. четверть и т. д.), – но все это страшно разве нам сибирякам, а никак не столичным жителям. <…>
Я сейчас работаю в Университете в качестве преподавателя (доцента по старой терминологии), работаю в Институте Исследования Сибири, одно время руководил Сибирским кружком студентов, но по недостатку времени должен был отказаться.
Очень много времени отнял у меня сыпной тиф. Я прохворал как раз то время, когда заниматься можно было продуктивнее и когда можно было бы и книжки печатать. Впрочем, кое-что за эти два года все-таки успел напечатать – но исключительно по библиографии Сибири, – другие работы все еще лежат и неведомо когда дождутся счастья увидеть свет Божий. Впрочем, во всем есть и своя выгодная сторона. Благодаря болезни я получил длительный отпуск и провел лето в дивном месте на берегу Байкала, – и хотя это было лето – летом сплошного лодырничества, все же оно является одним из лучших в моей жизни.
В этом письме М. К. привлекает внимание биографическая деталь: в мае 1920 г. он уже называет себя доцентом. Каким образом «старшему ассистенту» удалось подняться на более высокую ступень?
Весной 1920 г. (еще до своего отъезда в Иркутск) М. К. пришлось держать магистерский экзамен. В Петрограде, не имея времени, он постоянно его откладывал. В первый год пребывания в Томске ему это также не удалось или, скореее всего, не понадобилось, поскольку декретом Наркомпроса от 1 октября 1918 г. магистратура была отменена. Трудно сказать, какие именно соображения подтолкнули М. К. к сдаче магистерского экзамена. В свое время эта формальность открывала дорогу к званию приват-доцента, но и само звание было теперь также упразднено.
Десять лет спустя, 26 января 1930 г., М. К. обратится к своему знакомому, профессору П. С. Богословскому[95] со следующей просьбой:
Мы с Вами примерно в одно время магистровались при Пермском Университете. Было это весной 1920<-го>. К сожалению, у меня не осталось никаких документов, удостоверяющих, что я действительно магистрант, а не самозванец. Не можете ли Вы достать в архивах Вашего ун<иверсите>та соответствующее удостоверение[96].
П. С. Богословский сдавал экзамены, необходимые для получения степени магистра русского языка и словесности, «в течение 1919/1920 академического года»[97], и таким образом можно утверждать, что М. К. «магистровался» именно весной 1920 г. – накануне реэвакуации Пермского университета. Какова была комиссия, экзаменовавшая Азадовского, и требовалась ли от него письменная (клаузурная) работа, не удалось выяснить. Бесспорно лишь, что уже к весне 1920 г. – «по выдержании магистрантских испытаний» – он был избран преподавателем (доцентом) Томского университета[98].
Июль 1920 г. М. К. проводит в Иркутске, а в августе, как и в прошлом году, отдыхает с Надеждой Павловной в Горячинске. В течение лета он узнает о том, что постановлением Сибревкома Институт исследования Сибири закрывается и подлежит ликвидации. Из Томска приходит и другая печальная новость, которая не могла не омрачить летний отдых М. К., – смерть Г. Н. Потанина (30 июня 1920 г.). И наконец, тяжелейшим ударом была для него смерть любимой сестры Лидии, трагически и нелепо погибшей во Владивостоке 31 июля.
Осенью 1920 г., к началу нового учебного года, М. К. и Надежда Павловна возвращаются в Томск. М. К. читает лекции, ведет Тургеневский семинарий и руководит Библиографическим бюро, которое, несмотря на формальное закрытие Института исследования Сибири, еще продолжает свою работу. Правда, 30 октября от него поступает следующее заявление, обращенное к председателю Комиссии по делам института (с ноября 1920 г. – Комиссия по ликвидации Института исследования Сибири):
Вследствие перегруженности работой в университете и плохого состояния здоровья на почве переутомленности и плохого питания прошу освободить меня от обязанности завед<ующего> библ<иографическим> бюро.
Заведующим бюро предлагаю назначить Мих<аила> Ал<ександровича> Слободского, считая его в должности с 1 ноября[99].
Заявление было удовлетворено 22 ноября на заседании Комиссии по ликвидации Института исследования Сибири. Следует сказать, что и М. А. Слободской оставался в этой должности недолго – лишь до 1 января 1921 г (официальная дата окончательного закрытия института). Библиографическое бюро окончательно прекращает свое существование, сохраняя за собой, однако, название Библиографической подсекции Съезда по организации Института исследования Сибири (ее председателем был назначен опять-таки М. К., секретарем – Слободской).
10 октября 1920 г. на совместном заседании Общества этнографии, истории и археологии и «кружка преподавателей-словесников» М. К. выступает с мемориальным докладом «С. А. Венгеров как библиограф»[100] (публикация состоится два года спустя[101]).
В конце семестра ему удается выхлопотать себе трехнедельную командировку в Иркутск (с 30 декабря 1920 г. по 20 января 1921 г.) – «для переговоров с профессорами Иркутского у<ниверсите>та по поводу обмена научными силами в весеннем семестре»[102]. Таким образом, новый 1921 г. супруги встречали в семье Федоровых.
Вернувшись в Томск, М. К. энергично ведет борьбу за реанимацию Библиографического бюро. 18 марта 1921 г. на заседании Библиографической подсекции он делает отчетный доклад о работе, проделанной Бюро с ноября 1919‑го до конца 1920 г. В докладе говорилось:
…ввиду того, что до окончания поставленной задачи еще далеко[103], а между тем в распоряжении Бюро накопилось достаточно материала для отдельных монографий, решено было приступить к изданию двух сборников: «Сибирь в русской журналистике» и «Сибирь в русских исторических журналах и периодических изданиях». Оба сборника должны объять период с 1901 по 1917 год. Редактирование первого сборника поручено было М. К. Азадовскому, второго – М. А. Слободскому. В настоящее время обе эти работы почти закончены и в ближайшие месяцы могли бы быть напечатаны, если бы были устранены технические трудности (55–8; 1–2).
Вторую часть своего сообщения М. К. посвятил проекту создания нового Библиографического бюро при Томском университете – взамен упраздненного. А выступавший вслед за ним Здобнов говорил о необходимости организовать в Томске Сибирский библиологический институт.
Проект воссоздания Библиографического бюро в виде автономной структуры, преемственно связанной с институтским бюро, был разработан М. А. Слободским, поддержан факультетами и принят в июне 1921 г., что дало возможность членам бюро продолжить свою работу – под руководством Н. В. Здобнова – вплоть до окончательного его закрытия в конце 1922 г. Что же касается Сибирского библиологического института, то замысел Здобнова так и остался на бумаге[104].
Подводя итог деятельности Библиографического бюро при Институте исследования Сибири, Здобнов сообщал в 1921 г., что новое Библиографическое бюро «имеет в своем распоряжении до 25 000 библиографических карточек, часть которых готовится к печати в виде двух отдельных монографий: 1) Сибирь в русских исторических журналах 1901–1917 гг. и 2) Сибирь в общей русской журналистике 1901–1917 гг.[105]