Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I — страница 66 из 106

[22]. Предисловие к этому изданию написал М. К., особо подчеркнувший в творчестве Гольдберга «сибирскую стихию и сибирский колорит». Несомненная заслуга автора, сказано в предисловии, заключается в том, что он «один из первых ввел в русскую литературу таежную сибирскую деревню и русского крестьянина-сибиряка»[23]. Автор «Тунгусских рассказов» (1914), отобразивший в своем творчестве жизненный уклад сибирской деревни, Гольдберг был в глазах М. К. талантливым современным прозаиком, способным, наряду с В. Шишковым, Л. Сейфуллиной и др., поднять «сибирскую тему» на общенациональный уровень.

Оживлению работы ВСОРГО после 1922 г. способствовала общая ситуация в российском краеведении. Научные изыскания, связанные с изучением родного края, стали пользоваться в начале 1920‑х гг. поддержкой центральной власти; широко стимулировалась работа местных обществ, кружков и музеев. В начале 1922 г. при Академии наук создается Центральное бюро краеведения – руководящий орган краеведов России. Его председателем избирается С. Ф. Ольденбург; почетным председателем – академик Д. Н. Анучин. Появляются специальные журналы, например «Краеведение» (1923–1929; с 1930 г. – «Советское краеведение»), издаются «Известия Центрального бюро краеведения» (1925–1929), сборники статей по вопросам краеведения и др.; готовятся и проводятся конференции и съезды.

Избранный в 1925 г. членом Центрального бюро, М. К. представлял в нем сибирские краеведческие организации. Он участвовал в краеведческих конференциях и съездах и деятельно осуществлял в 1920‑е гг. непосредственную связь между сибирскими организациями и «центром».

Повсеместный расцвет краеведения не замедлил сказаться на работе ВСОРГО. Возглавляя в 1920‑е гг. краеведческие исследования в Восточной Сибири, отдел постоянно и плодотворно сотрудничает с другими общеобразовательными и научно-исследовательскими учреждениями Иркутска – Биолого-географическим исследовательском институтом при Иркутском университете, геологическим комитетом, окружным статистическим бюро, губернским архивом, но прежде всего, конечно, – с ИРГОСУНом[24]. Многие его профессора, преподаватели и студенты состояли членами ВСОРГО, одновременно принимая участие в работе того или иного научного объединения.

Благодаря этой тесной связи двух гуманитарных центров одного города и стало возможным осуществить такое пионерское для 1920‑х гг. начинание, как этнографический журнал «Сибирская живая старина».


Замысел издавать в Иркутске периодическое издание, посвященное вопросам этнографии, зародился в недрах кружка «Народоведение», созданного при университете весной 1919 г. Председателями кружка были студенты ИРГОСУНа Е. И. Титов и (с октября 1921 г.) П. П. Хороших[25]. «Трехлетие кружка, – отмечала в 1922 г. иркутская газета „Власть труда“, – завершилось подготовкой материала для первого номера журнала „Сибирская Живая Старина“»[26].

М. К. знал о задуманном сборнике, еще находясь в Чите, и, разумеется, дал согласие в нем сотрудничать. «Группой членов ВСОРГО, – сообщал в начале 1923 г. „Этнографический бюллетень“ отдела, – предположено выпустить „Этнографический сборник“, в котором, помимо иркутян, примут участие проф<ессора> М. К. Азадовский и Н. Н. Козьмин»[27].

«Издание этнографических сборников „Сибирская Живая Старина“, – уточняется в отчете ВСОРГО за период с 29 апреля 1923 по 1 мая 1924 г., – было задумано и решено в предыдущем отчетном году и тогда же были сделаны приготовления к этому изданию и начато печатание выпуска 1-го»[28].

Впрочем, в марте 1923 г. характер и название будущих сборников еще точно не определились. 27 марта 1923 г., за несколько дней до отъезда из Читы, М. К. писал Л. Я. Штернбергу:

В Иркутске с группой молодежи затеваем мы издание научного журнала под приблизительным заглавием «Сибирь и книга» или что-нибудь в этом роде. Отчасти по характеру московской «Печать и революция», но всецело сибирской. Можно ли надеяться на Ваше участие? Надеюсь по приезде в Иркутск выслать Вам подробный проспект журнала…[29]

Структура «научного журнала» принимает более конкретные очертания поздней весной 1923 г., когда М. К. со свойственной ему энергией принимается воплощать в жизнь давно созревший замысел: периодическое издание, посвященное сибирской народной культуре – материальной и духовной. Не утративший своих связей в Петрограде, хорошо осведомленный о научной жизни других сибирских городов, М. К. идеально подходил на роль редактора журнала, в чьи обязанности входило изыскивать материалы, находить авторов, вести деловую переписку и т. п. Именно М. К. и окажется «двигателем» этого издания, чему сохранилось немало подтверждений. В письме к Л. Я. Штернбергу от 16 июня 1924 г. он упоминает о том, что «группа лиц» в Иркутске затеяла издание этнографического сборника, который, по его предложению, был затем «развернут» в «Сибирскую живую старину»[30]. «Группа лиц» – это сам М. К., Г. С. Виноградов и М. В. Муратов, составившие редколлегию первого выпуска. Все трое были в прошлом авторами или сотрудниками «Живой старины», так что в 1923 г., создавая иркутский этнографический сборник, они ощущали себя ее «наследниками». П. К. Казаринов, автор обзорной статьи «Сибирское краеведение», указывает, что журнал был организован «по прототипу» «Живой старины»[31]. Ориентация на «Живую старину» многообразно проявит себя и в структуре, и в содержании иркутского издания: приложения (с отдельной пагинацией); разделы «Хроника», «Библиография»; раздел, посвященный ушедшим ученым-этнографам, и т. д. Характеризуя первые два сборника «Сибирской живой старины», один из рецензентов отметил, что редакция пытается «воскресить прекрасные традиции покойной „Живой Старины“ В. И. Ламанского…»[32]. Эту же связь подчеркнет позднее и С. Ф. Ольденбург в своей рецензии на шесть номеров «Сибирской живой старины»[33].

Первый сборник вышел в конце августа 1923 г. (на сохранившемся экземпляре помета рукой М. К.: «Иркутск, 27 августа»). Он открывался программной статьей Г. С. Виноградова «Этнография и современность», начинавшейся с упоминания о Ламанском и ссылки на одно из его высказываний в «Живой старине»; за ней следовали статьи двух других соредакторов, а также работы Е. И. Титова, А. М. Поповой и др. Вопрос о связи с современностью, заключенный уже в самом названии («…живая старина»), был в ту пору достаточно злободневным: изучение «старины» признавалось и поддерживалось главным образом постольку, поскольку могло служить строительству «новой жизни». Местные исследователи не могли, разумеется, не считаться с общей идеологической ситуацией. «Следуя традициям „Живой Старины“, – отмечалось в кратком вступлении, – редакция отводит первое место работам по изучению современного населения, хотя считает желательным помещение и исследований, посвященных прошлому народов России и статьи по общим вопросам этнографии». Впоследствии, в течение всех шести лет своего существования, «Сибирская живая старина» будет вынуждена балансировать между «стариной» и «новизной».

М. К. поместил в первом номере журнала «Легенду о Щапове», М. В. Муратов – статью о духоборцах Иркутской губернии, сосланных на поселение в Сибирь в XIX в. Занимавшийся в те годы изучением народных религиозных движений, Муратов пытался выяснить отличительные черты иркутских духоборцев, описать их взгляды и быт, религиозные собрания, псалмы и т. п. Вопросы, интересовавшие в то время Муратова, явно не относились к числу «приоритетных»; все связанное с народными верованиями, сектантством, шаманизмом и другими «пережитками» уже с трудом проникало в советскую печать. Год спустя, приглашая Э. К. Пекарского принять участие в журнале, М. К. писал 24 апреля 1924 г.:

Если у Вас имеется какая-нибудь небольшая работка по якутам, шлите. С удовольствием напечатаем. Только не по культу, не по шаманизму и не по чему-либо подобному. Наша цензура категорически не пропускает таких работ[34].

С этой точки зрения статью М. В. Муратова можно считать исключением.

Первый выпуск «Сибирской живой старины», экземпляры которого были разосланы в российские университеты и библиотеки, а также – нескольким частным лицам (прежде всего ведущим русским этнографам), вызвал череду откликов. Неудивительно: до появления в Москве журналов «Этнография» (1926–1930)[35] и «Художественный фольклор» (1926–1929)[36] «Сибирская живая старина» остается единственным этнографическим изданием на всей территории РСФСР. В своей обзорной статье, посвященной сибирскому краеведению, П. К. Казаринов отмечал, что издание первого сборника «разошлось полностью, и остался неудовлетворенным ряд требований»[37].

Один из первых откликов на журнал принадлежал А. А. Макаренко:

«Сибирскую живую старину» считаю содержательной и при богатстве «сибирской народной досельщины[38]» и новых струек современной этнографии уверен, ваш журнал будет всегда полон статьями с интересным содержанием. В добрый час! И полного успеха желаю в этом трудном, но полезнейшем начинании!