– и не хотел бы, чтоб такое совпадение было истолковано как личный выпад. Псевдоним сохраните от всех, даже и от Ан<атолия> Ник<олаевича>[70].
Говоря об Азадовском-рецензенте, следует также учитывать, что границы и правила рецензионного жанра весьма расплывчаты. Спонтанный отклик М. К. на новую книгу нередко перерастал допустимый рецензионный объем, превращаясь в полноценную статью. Или напротив – сокращался до размеров небольшой газетной заметки.
Достигнув к 1924 г. 35-летнего возраста, М. К. стал ощущать физическое недомогание. Сказывались перенесенный в Томске тиф, его рецидив в Чите и непомерная преподавательская и общественная нагрузка; ему требовалось серьезное и длительное лечение. По этой причине осенью 1924 г., получив путевку в Кисловодск – в один из санаториев Центральной комиссии по улучшению быта ученых при Совнаркоме РСФСР (ЦЕКУБУ), он в обществе Веры Николаевны отправляется «на воды», откуда регулярно пишет жене, рассказывая о своем досуге.
Приводим выдержки из его писем:
6 октября.
Вчера решился подняться на так называемые Синие камни, откуда видна цепь снежных гор. На вершине нас хватило таким ветром, что буквально костенели руки и я не мог держать в руках бинокль. Представь, там же встретил милую землячку. На самом верху – знаешь кого? Кусты облепихи. Самой настоящей северной облепихи. Вот тебе и юг! Я принес две огромные ветки, полные ягод, и произвел фурор в санатории. Особенно среди сибиряков. <…>
Третьего дня был неприятно встревожен телеграммой Анат<олия> Михайловича[71], где он сообщал о предполагаемом его увольнении. Что я могу сделать из Кисловодска? Послал телеграмму Зицерману[72], Бушмакину, самому Мышкину. <…> Хорошо знаю, что толку никакого не будет. Нужно было выполнить до конца долг свой. Кроме того, что мне жаль Анат<олия> Мих<айлович>а, меня теперь тревожит и судьба кабинета. Как бы за это время его не растаскали. <…>
Здесь живет московская артистка Веснина[73]. Дивная исполнительница камерной музыки. Вчера она особенно распелась. Пела мои любимые вещи (из цикла Гейне, музыка Шумана) (88–4; 15–17 об.).
В письме от 10 октября М. К. сообщает, что пытается согласовать с П. К. Казариновым необходимость поездки из Кисловодска в Петербург и Москву – с тем, чтобы вплотную заняться реализацией первого и второго выпусков «Сибирской живой старины»:
Нужно ходить из магазина в магазин и предлагать по одному, по два экземпляра, как я делал с «Беседами»[74]. Только так<им> обр<азом> и можно все распродать. Москвичи слишком заняты для этого. В результате – из 130 экз<емпляров>, посланных в Москву, продано только 30. И нам предстоит сесть в лужу. Поэтому – я писал Каз<аринов>у, чтобы ВСОРГО ассигновало мне руб<лей> 30–40 для специального заезда в столицы. <…> Поговори с П<антелеймоном> К<онстантиновичем> и расскажи ему обо всем этом. Буду ждать телеграммы в Москву. Не знаю также, отправлены ли остальные экземпляры Сибир<ской> Жив<ой> Стар<ины> в Москву (88–4; 13–14).
12 октября. <…>
Мы много днем (несмотря на холод) гуляли. С нами была очаровательная пара: художник-архитектор Веснин[75] и его жена – певица. Я очень подружился с ними. Их прозвали здесь inséparables[76]. Я вспомнил, что и нас так с тобой называют… <…>
От Кс<ении> Николаевны[77] получил открытку в стихах. Показывала ли она ее тебе? Она все опасается за меня и за Веру Ник<олаевн>у. Действительно, Вера Ник<олаевн>а здесь ужасно разошлась, развеселилась, бывают моменты, когда она становится подлинной душой общества (88–4; 23–24).
17 октября М. К. прибывает в Москву, где встречается с друзьями и коллегами (братья Соколовы, П. Н. Сакулин[78] и др.). Посещает также комитет Русского библиографического общества при Московском университете, недавно избравшего его своим действительным членом[79]. В письме от 20 октября он рассказывает Надежде Павловне:
Я успел побывать здесь на торжественном заседании Библиографич<еского> о<бщест>ва. Произнес там приветствие от имени ВСОРГО. И в ответ получил неожиданно такой комплимент от председателя[80], что чуть под стол не свалился: «Нам очень дорого, – сказал он, – что приветствие ВСОРГО произносится одним из виднейших библиографов, чьими трудами может гордиться не только Сибирь, но и вся Россия». Честное слово, искренне заявляю, что в последнем абзаце переборщено. Побывал на заседании Пушкинской комиссии[81]. Встретил там Сакулина, Пиксанова, Розанова[82]. Все меня очень мило и приветливо приняли.
В следующее воскресенье (по приезде из Ленинграда[83]) у меня уже весь день расписан. До обеда поеду за город на Мамонову Дачу в Музей народоведения[84] к проф<ессору> Борису Соколову. Днем обедаю у Силлова – а вечером приглашен к Сакулину. Приглашен еще к Пиксанову, к Юр<ию> Соколову. Словом, нарасхват (88–4; 19–19 об.).
Таковы были деловые и дружеские встречи в Москве и Ленинграде во второй половине октября 1924 г. Правда, М. К. не удалось принять участие во Второй Всесоюзной конференции по краеведению (предполагался его доклад на пленарном заседании): первоначально назначенная на октябрь 1924 г., конференция была перенесена на 9–14 декабря. Не желая задерживаться в Москве, М. К. спешно уезжает в Иркутск, где шла полным ходом подготовка Первого Восточно-Сибирского краеведческого съезда и завершалась работа над третьим выпуском «Сибирской живой старины».
Краеведческий съезд, созванный по инициативе ВСОРГО и Иркутского отдела народного образования, проходил в Иркутске в январе 1925 г. Ему предшествовала Вторая Всесоюзная конференция по краеведению, а также – энергичная работа иркутского оргбюро (председатель – М. Е. Золотарев)[85]. 23 ноября 1924 г. Оргбюро выпустило однодневную предсъездовскую газету под названием «Краеведческий труд»; в ней были напечатаны статьи М. Е. Золотарева, К. Н. Миротворцева, М. П. Соколова, Я. Н. Ходукина и др. Немало внимания уделила газета и «Сибирской живой старине»; в разделе «Краеведческая хроника» сообщалось, в частности, следующее:
25 октября 1924 г. Ленинградское отделение Ц<ентрального> Б<юро> К<раеведения> в заседании своем, заслушав отзыв председателя Бюро о вышедших 1 и 2 выпусках Живой Сибирской Старины <так!> постановило:
1) Отметить отрадный факт выхода в свет этого сибирского этнографического журнала, издание которого, несомненно, связанное с громадной затратой энергии, ведется с редким уменьем, большой любовью к делу и указывает в то же время на большую, чрезвычайно ценную краеведческую работу, проходящую в Восточно-Сибирском Отделе Географического Общества, заслуги которого и раньше, и теперь всем известны, 2) поручить редакции Краеведения поместить в № 4 журнала соответствующий обстоятельный отзыв о вышедших уже двух книгах Живой Сибирской Старины[86].
Председатель Бюро академик Сергей Ольденбург
Ученый секретарь Д. Святский[87].
В работе съезда, открывшегося 11 января и продолжавшегося ровно неделю, приняло участие «126 официальных членов его и около 100 человек гостей»[88] из Иркутской губернии, Забайкалья и Бурятии. Разделившись на пять секций (общего краеведения, экономическую, физико-географическую, биологическую и историко-этнологическую), съезд выслушал 70 докладов, не считая пленарных, и почти по каждому из них принял резолюцию. В президиум съезда, состоявший преимущественно из официальных лиц, входили и председатели секций (в том числе профессора М. К. Азадовский, В. Ч. Дорогостайский, Г. Ю. Маннс). В здании ИРГОСУНа была открыта краеведческая выставка; в дни съезда ее посетило 10,5 тыс. человек. Работа съезда, оказавшегося заметным событием в культурной жизни Восточной Сибири, широко освещалась в местной печати[89].
М. К. выступал на съезде дважды: от секции общего краеведения (на тему «Издание краеведческой литературы») и от историко-этнологической секции (с докладом «Задачи изучения устного творчества в Сибири»)[90]. В резолюции по первому докладу сказано, что съезд одобрил издательскую деятельность ВСОРГО и признал необходимым осуществление намеченной им программы; а в резолюции, принятой по докладам членов историко-этнологической секции (Азадовского, Виноградова и др.), отмечалась необходимость привлекать к делу собирания фольклора «глубокие народные массы», создавать на местах (при школах или избах-читальнях) фольклорные станции, способствовать «организации кружков по изучению фольклора при городских рабочих клубах и культячейках»…[91] Таким образом, изучение фольклора, воспринимавшееся в начале 1920‑х гг. лишь как составная часть общей краеведческой работы, получило на Съезде всестороннюю поддержку.
По завершении съезда началась подготовка к печати его материалов; этим непосредственно занимался ВСОРГО. Тезисы выступлений на пленуме и в секционных заседаниях, а также резолюции съезда были включены в состав сдвоенного (3–4-го) выпуска «Сибирской живой старины», к тому времени уже почти готового. Одн