[47]в пушкинодомском издании «Памяти декабристов». Однако в указанном томе рисунки не воспроизведены, о них даже не упоминается. Издать книжку с иллюстрациями Знаменского также не удалось.
23 марта 1929 г. в ответ на письмо И. Ф. Масанова, содержавшее информацию об одном из альбомов Знаменского (66–36), М. К. сообщает: «У меня даже заготовлена статья о нем, да негде напечатать. Но кроме того, М. С. Знаменским выпущен в Тюмени еще один альбом „Моя поездка на кумыс“ – ряд зарисовок сибирских городов. Год – 1876»[48].
О работе М. К. над прозой и рисунками Знаменского говорится в его письме к А. А. Богдановой от 18 ноября 1929 г.:
О Знаменском. Вы, конечно, правы, что Старожил – это М. С. Знаменский. «Исчезнувшие люди» – ялуторовские декабристы. Это я установил еще в 1925 г. Расшифровку псевдонима я дал в своем указателе «Декабристы в Сибири» (под № 253)[49], впрочем, я пошлю Вам этот указатель. Кроме того, мне удалось приобрести ряд рисунков, которые были заготовлены Знаменским для этого издания: часть же рисунков хранится в Пушкинском Доме и опубликована (без приурочения к книге, о которой Модзалевский не знал) в одном из сборников «Памяти декабристов», изд<ание> Акад<адемии> наук.
В 1925 же году, во время юбилея, я для «Огонька», по его просьбе, написал заметку об этой книжке, которую снабдил обильными иллюстрациями. Получил даже за нее гонорар, но заметка эта так и не увидела света[50].
Но, во всяком случае, я обладаю некоторой коллекцией рисунков Знаменского; кроме того, я обладаю очень редкими печатными изданиями его альбомов. И было бы очень интересно приобрести или как-нибудь получить и те, о которых Вы упоминаете, что они хранятся в какой-то семье. Со временем я предполагаю дать маленькую монографию о нем[51].
Особо следует отметить небольшую статью (М. К. назвал бы ее «этюдом») «Якутская поэма декабриста Чижова»[52]. Имя этого морского офицера, декабриста и поэта, находилось долгое время в забвении, и лишь в начале 1920‑х гг. о нем вспомнили Б. Г. Кубалов и Н. Н. Бакай, уделившие Н. А. Чижову внимание в своих трудах. Статья М. К. представляет собой, по сути, публикацию «якутской фантазии» Чижова под названием «Воздушная Дева», извлеченной из петербургского альманаха «Утренняя заря» (1839) и оснащенной кратким комментарием фольклориста.
Еще раз напомним об «универсальности» М. К., искусно соединившего в своем скромном «этюде» историю литературы, декабристоведение, фольклористику и сибирскую тему.
Последние работы о декабристах, осуществленные Азадовским в Иркутске, связаны с рукописным наследием братьев Бестужевых.
Соратником и соавтором М. К. становится в эти годы историк и архивист Исаак Моисеевич Троцкий (1903–1937; расстрелян)[53]. Их личное знакомство состоялось, по-видимому, в те же осенние месяцы 1925 г. в Ленинграде. Общие научные интересы[54] и литературные вкусы[55], а также, по-видимому, общие знакомства подтолкнули декабристоведов к сотрудничеству[56]. Во всяком случае, М. К. уже в марте 1926 г. в приложенном к отчету списке «напечатанных и приготовленных к печати» декабристоведческих работ упоминает И. М. Троцкого как своего соавтора по публикации писем братьев Бестужевых из Селенгинска. Оба считали необходимым и насущным делом изучить и подготовить к изданию комплекс бестужевских материалов в Рукописном отделе Пушкинского Дома. Решение приступить к публикации писем Михаила и Николая Бестужевых было принято, видимо, в 1926 или 1927 г. (в предисловии упоминается, что работа началась по совету и при поддержке Б. Л. Модзалевского). В 1928 г. М. К. и Исаак Троцкий подготовили первый выпуск, озаглавленный «Письма из Сибири» и охватывающий 1839–1841 гг. (время пребывания братьев в Селенгинске). Книгу решено было печатать в Иркутске как издание иркутской Секции научных работников. Нетрудно догадаться, почему выбор пал именно на Иркутск: этому способствовали и сибирская тематика книги, и то обстоятельство, что М. К., хорошо зная ситуацию в родном городе, надеялся держать весь издательский процесс под наблюдением.
Как распределилось участие М. К. и И. М. Троцкого в издании 1929 г.? Не подлежит сомнению, что Исаак Моисеевич старательно работал над «Письмами из Сибири»: редактировал тексты, писал комментарии, возможно, приложил руку и к 12-страничному предисловию. Однако всю «производственную», то есть иркутскую, часть издания М. К., безусловно, осуществил своими силами. А в 1928 г., когда рукопись уже находилась в иркутском издательстве, он был вынужден отправиться на лечение в Теберду. Книга набиралась и готовилась к печати в его отсутствие. Все практические вопросы, связанные с печатанием книги, взял на себя М. П. Алексеев, оказавший своим коллегам неоценимую помощь, о чем свидетельствуют письма М. К. к М. П. Алексееву за 1928 и 1929 гг., содержащие советы, рекомендации и поправки к уже набранному тексту.
Участие Михаила Павловича отмечено в предисловии следующей фразой: «Появление книги в свет было бы невозможно, если бы на помощь редакторам не пришла дружеская предупредительность проф<ессора> М. П. Алексеева, взявшего на себя хлопотливое дело надзора за печатанием книги»[57].
Верного и доброжелательного помощника М. К. обрел также в лице С. Я. Гессена[58] (близкого друга И. М. Троцкого и Ю. Г. Оксмана), который взял на себя сверку бестужевских писем с оригиналами, хранящимися в Пушкинском Доме.
М. К. познакомился с Гессеном, как и с Исааком Троцким, скорее всего, осенью 1925 г. Получив от него только что изданную книгу «Декабристы перед судом истории» (Л., 1925), он не замедлил откликнуться на нее обстоятельной (но опять-таки не лишенной частных замечаний) рецензией[59]. Между ним и молодым историком устанавливаются дружеские отношения[60]. Оба рецензировали друг друга, готовились совместно подготовить и переиздать (в новой редакции) «Воспоминания» Завалишина[61]. Их научные интересы порою совпадали, порою скрещивались, но никогда не сталкивались.
Исаак Троцкий и Сергей Гессен становятся в конце 1920‑х гг. близкими друзьями М. К.; оба ласково называют его (видимо, за глаза) «Маркушей».
«Сообщил ли ты Маркуше мой адрес? – спрашивал, например, И. Троцкий С. Гессена в открытке от 2 сентября 1929 г. – Он, вероятно, бесится на меня, и поделом ему: я не обязан согласовывать свои дела с его легкомысленными поездками в Киев и прочими плезирами»[62]. Или в открытке от 11 сентября 1929 г. (ему же): «Поведение Маркуши меня тем более беспокоит, что мы с ним надумали еще одно издание и начали уже кое-какие разговоры. А теперь он сорвался в Иркутск – я имел от него два письма с дороги, а теперь он молчит»[63].
Благодаря И. Троцкому и С. Гессену М. К. втягивается в работу Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Среди членов Общества было немало знакомых М. К., его единомышленников и знакомых по эпохе 1910‑х гг.[64] Исторические секции Общества, работавшие при Ленинградском отделении, не могли не привлечь внимания М. К., тем более что С. И. Гессен был ученым секретарем Секции по изучению декабристского движения, развернувшей свою деятельность во второй половине 1920‑х гг.: проводились заседания, встречи с потомками декабристов, читались доклады, готовились публикации. В 1928–1930 гг. М. К. принимает – как очно, так и заочно – посильное участие в работе Секции. Приведем фрагмент из его письма к С. Я. Гессену от 30 сентября 1929 г.:
Относительно Лунина – почему Вы не сказали раньше о желании использовать это письмо Оболенского[65]. Я же несколько дней тому назад отправил с одним знакомым статейку маленькую в «Каторгу и Ссылку»[66]. Сделал я это не ради бессмертия и даже не ради гонорара. Я написал это как примечание к одному эпизоду в «Воспоминаниях» М. Бестужева. Но примечание получилось громоздким. И тогда я, еще немного увеличив его, отправил в виде заметки в «Каторгу»[67]. У меня есть желание послать копию Вам, чтобы Вы однажды прочли это в Секции[68] в качестве моего сообщения. Стоит ли это делать?[69]
На «Письма из Сибири» (книга появилась в июле 1929 г.) было несколько откликов. Первый из них принадлежал С. Я. Гессену, который, понятно, одобрил работу друзей («ценный вклад в декабристскую литературу»[70]). Бросается в глаза, заметим попутно, вымученная «социологическая» стилистика, отличающая и авторов-составителей, и сочувственно их цитирующих рецензента, – дань модной в те годы методологии, требовавшей рассматривать явления культуры и отдельных писателей с точки зрения «общественных формаций» и «расстановки классовых сил». «На страницах ее (книги „Письма из Сибири“. — К. А.), – читаем в рецензии Гессена, – ожили двое ярких представителей декабристского движения, характерные для той, – по выражению редакторов издания, – скорее, разночинной, чем помещичьей группы, в большинстве остающейся верной идеям буржуазной революции в политическом отношении, которая „в личной жизни примыкает к сибирским капиталистических кругам…“»