Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I — страница 80 из 106

<ово>с<ибирск>)[45], Юрцовский (Н<ово>с<ибирск>)[46], Березовский (из Красноярска)[47], Титов (Ирк<утск>), Бушмакин (Ирк<утск>) и др<угие>) – и все дали убийственную оценку. Особенно возмутило присутствующих на докладе коммунистов заявление его, что он стоит на точке зрения экономического материализма[48].

Еще более позорен был его доклад об оленеводстве; но этого доклада я не слышал сам и сужу по отзывам: особенно негодовали и возмущались томичи, еще впервые ознакомившиеся с этим докладом.

Теперь он поднял травлю в связи со статьей в «Сев<ерной> Азии». Пытается спровоцировать Биолого-Географ<ический> институт по поводу моей оценки его деятельности. У меня сказано об отсутствии „широкой работы“ по этнографии в Институте; это, конечно, ошибка. Точнее следовало бы сказать о почти полном отсутствии научно-этнограф<ической> работы в этом учреждении. Опубликованный уже после моей статьи отчет является убийственным документом. Если Институт поддастся на провокацию Петри и напишет какое-нибудь возражение, то вместо ответа я пришлю Вам его отчеты. Но бог с ним – тяжело это всё, настолько, что иногда руки опускаются.

Не успев отправить это в Москву, М. К. получил письмо от Здобнова и узнал, что копию своей жалобы в Секцию научных работников Петри направил в редакцию «Северной Азии», где она попала в руки В. Д. Виленского-Сибирякова. Письмо Здобнова усугубило нервное состояние М. К. («скажу откровенно, редко какое письмо доставило мне столько страданий»), и буквально на другой день он снова пишет Здобнову, отвергая упреки в «замалчивании» Петри и «саморекламе». Все это, напомним, происходило на фоне описанного выше конфликта между Здобновым и самим М. К. (что, вероятно, и обусловило осторожную позицию Николая Васильевича, готового принять некоторые из обвинений Петри).

Приводим основную часть письма М. К. к Здобнову от 5 января 1927 г.:

Вы пишете о гнусном письме Петри и добавляете: «Ясно, что Вы не были объективны в выборе материалов». Очевидно, Вы только из деликатности не добавили: «Ясно, что Вам была не чужда самореклама».

Очевидно, милый Ник<олай> Вас<ильевич>, не многого стоят наши дружеские отношения, если Вы так легко (два раза подряд в одном месяце) склонны приписывать мне то «сознательную забывчивость» в указании источника, то «сознательную забывчивость» при выборе работ для информации, за способность к саморекламе. Ну, не будем затрагивать личных моментов. Я обязан дать отчет Вам как члену редакции.

И я заявляю следующее:

1) Во-первых, о саморекламе. Если бы я имел в виду это, то какой богатый простор давала бы мне эта тема! Но посмотрите внимательнее. Я старался как можно меньше писать о себе и упоминал только тогда, когда это было необходимо для учреждения, для издания, для характеристики работ того или иного центра.

Если бы я заботился о саморекламе, я назвал бы самую большую и лучшую свою работу, отмеченную как Вам известно, рядом рецензий и отзывов в русской и зап<адно>европ<ейской> (нем<ецкой> и франц<узской>) печати и теперь переводящейся частично на немецкий язык: «Сказки В<ерхне>ленского края». Однако эта работа не упоминается.

Я считаю своей наибольшей научной заслугой организацию и редактирование «Сибирской Живой Старины». Посмотрите на стр. 118: названы ли по имени ее редактора.

Я могу гордиться своей работой в Этнологич<еской> Секции ВСОРГО. Однако, говоря о секции, я ни словом не заикнулся, что она работает под моим руководством и что я являюсь ее председателем.

Я организовал и являюсь редактором серии «Библиот<ека> собирателя».

Упомянуто ли об этом?

Названы ли мои работы об «Бестужеве как этнографе», «О краевед<ческой> деятельности декабристов» и мн<огое>, мн<огое> др<угое>? Кроме «Ленских Причит<аний>» и «Бесед Собирателя», отмечены ведь самые ничтожные и мелкие мои работы. Но они отмечены потому, что читались в качестве докладов в тех или иных учреждениях или съездах – и характеризуют их направление и интересы.

Я не упомянул о том, что был долгое время руководителем этнографич<еских> работ в Сиб<ирском> Научном Кружке и явился одним из организаторов курсов по сибиреведению, хотя о самих курсах упоминаю, – и не назвал еще целый ряд своих работ. Если все же мне пришлось часто о себе упоминать, то не забудьте, что за 7 лет я работал в трех пунктах: Томск, Чита, Иркутск.

2) Теперь о Петри или сначала, вообще, о полноте. К исчерпывающей полноте я не стремился; ведь это значило бы дать полный библиографический обзор. Но ведь в одной «Живой Старине» этнографических статей напечатано несколько десятков. Поэтому я не назвал ни одной из них. Свою задачу я видел в характеристике (пока еще внешней) отдельных центров. Мне было важно отметить этнографические интересы какого-нибудь «Вестника Просвещения» в Чите или указать точно, какие этнографич<еские> статьи и насколько среди прочих разнообразных материалов вошли в состав университетских изданий, но было не важно давать полный перечень статей какого-ниб<удь> специально-этнографического издания, напр<имер>, «Бурятоведческого Сборника».

Но, конечно, пропуски возможны. Некоторые я нашел сам. Я не могу объяснить себе, каким образом (б<ыть> м<ожет>, при переписке?) оказалась пропущенной превосходная статья К. Н. Миротворцева[49] о карагасах (Тр<уды> Иргосуна, II)[50]. Я упустил Муйскую экспедицию Подгорбунского[51]. Об этом я просто не знал. Я поздно узнал об участии Чеканинского[52] в Семипалат<инском> Отделе. Но злостных пропусков – пропусков-замалчиваний – у меня нет и не могло быть.

3) Петри. Скажу откровенно, я больше всего боялся, чтобы не пропустить чего-нибудь у него, ибо я знал, что поднимется история. Конечно, я не знаю, в чем он меня обвиняет, но случайно до меня дошли кое-какие слухи.

а) Он обвиняет меня, что я отметил только две его работы из цикла «Семья и род у бурят». Верно, но одна из них опубликована в «Сиб<ирской> Живой Старине», а так как перечня статей ее нет (в том числе и статей моих, и Виноградова, и Козьмина), то, стало быть, не упомянута и эта работа[53]. Последняя же из этого цикла статей опубликована в 1926 году (Изв<естия> Биол<ого>-Геогр<афического> Инст<итута>, т<ом> II, в<ыпуск> 3. Ирк<утск> 1926)[54].

b) Я не упомянул о руководимом им Кружке Народоведения. Студенческих кружков я не затрагивал; если упоминается Сиб<ирский> Научн<ый> Кружок в Томске, то только в той части, которая выходит за пределы узкого студенческого Кружка (организация курсов сибиреведения). Печатные издания Кружка появились только летом 1926 года.

c) Не упомянул его монгольскую экспедицию – но она была организована, кажется, Центросоюзом. Ее целью были экономические исследования; до сих пор не опубликован ее отчет, – из которого было бы видно, что она преследовала этнографические цели.

d) Я не могу понять, о каких работах учеников говорит он. Всех своих учеников (Титов, Хороших, Попова[55]) он разогнал и вооружил против себя, и едва ли вступается в их защиту – да едва ли их нужно защищать от меня – все они сотрудники «Сиб<ирской> Жив<ой> Старины».

Из современных учеников его мне известен только Полтораднев. Действительно, он напечатал этнографическую программу по оленеводству, но она вышла в 1926 году![56]

Впрочем, может быть, я все это говорю по-пустому, и в письме приведены другие факты. Я надеюсь, это письмо мне будет предъявлено и я получу возможность публичной защиты. Во всяком случае, я просил бы дать место моему ответу рядом с письмом Петри, если оно появится в Сев<ерной> Азии.

Ведь Петри наверняка сознательно извращает факты, ему важно оклеветать меня, очернить хотя на миг, а там будет опровержение или не будет – не важно – дело сделано – calomniez, calomniez, il en restera toujours[57]. Таков, по крайней мере, его метод в Иркутске.

Еще одно. Петри заявляет, что я не опубликовал его программ. Но из всех программ, вышедших в Иркутске, я упомянул только своеобразно задуманную серию «Библиотека Собирателя». Программы же Петри все – археологические, кроме программы по народному искусству. Пожалуй, ее стоило бы оговорить и отметить. Это ошибка. М<ожет> б<ыть>, и еще найдется какая-н<и>б<удь> ошибка, но я считал свою задачу не в том, чтобы составлять списки полного собрания сочинений того или иного исследователя. Всмотритесь в текст статьи: Вы увидите, что все главнейшие работы Петри перечислены, главн<ые> его интересы указаны, места его деятельности обозначены, роль его в Унив<ерситет>е подчеркнута, отмечено даже участие его в не-иркутских изданиях (стр. 123, дважды). Чего еще больше? То, что сделано в отношении к Виноградову, Малаховскому, Черныху[58] и др., – то сделано и в отношении его работ.

Больше того. У меня есть категорическое доказательство, что я отнюдь не намерен ни в «Сев<ерной> Азии», ни в к<аком>-либо др<угом> месте замалчивать кого бы то ни было. Одновременно с обзором в «Сев<ерной> Азии» появился мой обзор в «Ethnologisch Anzeiger»[59]. Я посылаю Вам свой последний оттиск. (Покажите его и Виленскому.) На стр. (22) Вы увидите, как сравнительно много места уделено Петри в этом маленьком обзоре; увидите, что я излагаю главнейшие его результаты (должен добавить, что редакция много сократила) и, наконец, даю оценку, которая констатирует как отрицательные, так и положительные стороны его работ. («Alle diese Arbeiten B. Petris enthalten