…сейчас без всякого энтузиазма работаю над материалами своей тункинской экспедиции. Без энтузиазма, ибо не верю в реализацию сборника. А материалы – исключительные по своему значению. Сказочник Асламов, тексты которого лежат в центре предполагаемого сборника (41 №№ !), представляет собой совершенно необычное явление. Особенно по сознанию ценности своего материала и своего искусства. Его реплики (между текста) – великолепны. Замечательны и другие мастера, особенно Егор Сороковиков, о котором я писал в своем отчете («Сибирская живая старина», V). Впрочем, мои ленские тексты ждали: первый выпуск – 10 лет, а второй – 15, и то последний увидел свет только благодаря Вашему сердечному участью[31].
Заполняя 18 сентября 1929 г. анкету Иркутского бюро Общества изучения Сибири и ее производительных сил[32], М. К. указал (в ответ на вопрос о своих работах, оставшихся в рукописи): «Сказки Тункинской Долины (около 25 листов). Библиография истории Сибири (около 5 листов) и проч.»[33]
О тех же «Сказках» он писал К. Крону 16 февраля 1930 г.: «…все это должно составить огромный том, на опубликование которого у меня нет никаких надежд»[34]. А летом 1933 г., признаваясь Ю. М. Соколову в том, что публикация сказок Тункинской долины («книга листов в 15–18») является его «заветной мечтой», М. К. добавляет: «…Асламов, которого я там открыл, должен занять одно из первых мест в Пантеоне русских сказителей»[35].
Задуманное М. К. издание варьировалось и разрасталось. Заполняя в Союзе писателей «творческую карточку», М. К. указал в 1936 г.: «Сказки Тункинской долины. – 3 тома. Тексты и исследование»[36]. Вероятно, он предполагал объединить под одним переплетом Сороковикова, Асламова и других тункинских сказочников, чьи тексты им были записаны летом 1927 г. и вторично летом 1935 г. А 12 марта 1937 г. М. К. сообщал в правление Ленинградского отделения Союза советских писателей о том, что сборник «Сказки Тункинской долины» будет представлен в Издательство Академии наук в 1938 г.[37]
«Заветная мечта» не осуществилась; ни одна из асламовских сказок не была напечатана при жизни ученого. Впервые тексты Асламова в записи М. К. стали появляться в 1980‑е гг.[38]
Работа М. К. по сибирской сказке не сводилась в 1920‑е гг. к поездкам в Тункинскую долину и записям текстов от местных сказителей. Вместе с ним и под его руководством, а также при содействии этнологической секции ВСОРГО устное творчество русско-сибирского населения изучали студенты-словесники Иркутского университета – ученики М. К., совершившие в 1925–1927 гг. поездки в разные области Сибири. «У нас мои ученики этим летом сделали очень много записей сказок в разных местах Сибири, – писал он И. Поливке 6 ноября 1927 г. – Надеюсь, что частично удастся все-таки кое-что опубликовать»[39]. Записи, сделанные четырьмя учениками М. К. (В. Д. Кудрявцевым[40], И. Г. Ростовцевым[41], Н. М. Хандзинским и А. В. Гуревичем[42]) в Иркутской губернии и Красноярском крае легли в основу сборника «Сказки из разных мест Сибири», изданного осенью 1928 г. и посвященного 10-летию Иркутского университета.
Упомянув во вступительной заметке о том, что первое собрание сибирских сказок, осуществленное Г. Н. Потаниным, появилось в Красноярске в 1902 г., М. К. обозначил место нового издания в истории сибирского сказковедения:
…этот сборник имеет и некоторый специфический интерес. Опубликованные в нем тексты, все записаны в течение последних двух-трех лет, – и таким образом являются не только памятниками, свидетельствующими о степени и характере сохранности старинной сказочной традиции, но и об ее современных формах, а вместе с тем и о тех изменениях, которые претерпевает старинная сказка под наплывом новых форм жизни[43].
Сказки в этом сборнике были расположены по собирателям и, соответственно, сказителям. Особой ценностью в глазах М. К. обладали записи Н. М. Хандзинского, открывшего в 1925 году в селе Кимельтей Иркутской области крестьянина-сказочника А. К. Кошкарова (Антона Чирошника). Эти материалы, как и сказки Скобелина, записанные В. Д. Кудрявцевым, М. К. использует через несколько лет в двухтомнике «Русская сказка».
В издании, по замыслу редактора, должен был принять участие ленинградский фольклорист Н. П. Андреев (1893–1942), профессор Ленинградского педагогического института им. А. И. Герцена, – ему предстояло снабдить публикуемые сказки подробными примечаниями. Однако, пишет М. К., «тексты заняли гораздо больше места, чем это предполагалось вначале, и потому по ряду соображений пришлось отказаться от этого первоначального плана»[44]. Удалось поместить лишь «Краткие примечания», составленные, видимо, самим М. К., указатель имен, словарь местных слов, предметный указатель и, что особенно отличало книгу, иллюстративный материал – использованные в качестве концовок и заставок образцы сибирского крестьянского искусства, заимствованные из коллекций профессиональных этнографов (Г. С. Виноградова, Г. А. Леонова, П. Ф. Требуховского). Обложка была оформлена Б. И. Лебединским.
Новое иркутское издание сибирских сказок продвигалось с немалыми трудностями. Сборник был задержан иркутской цензурой, и выпустить его удалось лишь благодаря С. Ф. Ольденбургу. Об этом, когда все уже было позади, М. К. сообщил ему письмом от 28 ноября (из Ялты):
После Вашей телеграммы цензор немедленно дал разрешение на выход сборника. Но случилось так, что в это же время все большое начальство разъехалось из Иркутска (наш центр ведь теперь – Новосибирск), и в день моего отъезда, когда я уже должен был с собою забрать экз<емпля>ры в Москву, – на книгу наложил veto политконтроль – последняя инстанция на пути книги. И только уже в Москве – после ряда моих телеграмм – я получил извещение о снятии запрета и что сборник рассылается[45].
Понятно, что изданная при таких обстоятельствах книга остро нуждалась в поддержке, прежде всего в рецензиях, и М. К. обращается с этой просьбой к своим коллегам. «Указатель 1983» фиксирует три авторитетных печатных отзыва, появившиеся в 1929 г.: Н. П. Андреева (в журнале «Краеведение»), Р. Шор (в «Новом мире») и И. Поливки (в журнале «Národopisný vĕstník»)[46]. Написал о «Сказках» и Г. С. Виноградов, но его отзыв остался в рукописи[47].
Поддержать «Сказки» согласился, по-видимому, и Н. В. Здобнов; в письме к нему от 18 февраля 1929 г. М. К. «подсказывает» несколько пунктов, которые, по его мнению, должен акцентировать рецензент:
…третьего дня отправил Вам сборник Сказок. Будет очень хорошо, если Вы отметите в рецензии его краеведческое значение, разъяснив и смысл этого заявления. Из текстов особенно обратите внимание на №№: 3, 15, 16. Они проникнуты чувством острой социальной ненависти к высшим классам. Издевательство и презрение над духовенством, великими князьями, царями и т. д. Издевательство на тайной исповеди или, вернее, скептическое отношение к ней, – такие замечания по адресу царствующих персон, как «умеют они дела свои покрывать» (точно не помню), – все это показывает пробудившееся критическое и оппозиционное настроение, к<ото>рое ранее не удавалось отметить собирателям.
Как увидите из примечаний, сюжеты почти все не новы, но в большинстве случаев разработка их крайне оригинальна и обнаруживает большое мастерство сказителей.
Этот пассаж, вызванный, по-видимому, желанием облегчить работу рецензента, направив его внимание на основные моменты, которые следует подчеркнуть в рецензии, напоминает скорее авторецензию: М. К. сообщает будущему рецензенту, каким бы он хотел видеть отзыв и что ему видится особенно важным. Однако Здобнов не воспользовался «подсказкой» и не отозвался на иркутское издание[48].
Более всего М. К. рассчитывал, видимо, на рецензию Ю. М. Соколова, о которой заранее договорился с автором; напоминание об этом содержится едва ли не в каждом письме М. К. того времени. «…Очень прошу ускорить выполнение обещания – написать о „Сказках из Сибири“ для „Литературы и марксизма“. Пожалуйста, дорогой Юрий Матвеевич, Вы ведь знаете, как это исключительно важно», – пишет он, например, 20 мая 1929 г.[49] Однако Ю. Соколов не сдержал своего обещания и не написал рецензию, что задело и даже обидело М. К. 26 октября 1929 г. он пишет Юрию Матвеевичу (из Иркутска):
Относительно Вашей обещанной рецензии на «Сказки» – что я могу сказать? Я, конечно, очень огорчен, что она не появилась. Я ведь ждал ее не как автор, тщеславно ожидающий известности и похвалы. Здесь дело перешло в совершенно иную плоскость. Под удар невежественных, но властных деятелей было поставлено не только мое имя, но и все дело. Мне, вернее, всем нам, не от кого было ждать защиты, кроме как от организованного вмешательства товарищей. Мне казалось, что я был вправе этого ждать, и глубоко скорблю, что ошибся. Результаты этого уже сказались здесь. По всей вероятности, в ближайшее время и еще, м