[5] и Марк Азадовский. «Сходбища наши, поэтические бдения первое время были чаще всего именно на педагогическом факультете под водительством, отчасти, Льва Георгиевича Михалковича», – вспоминал М. Скуратов, подчеркивая, что Л. Г. Михалкович открыл ему глаза на Сибирь. «Он был яростный любитель и ценитель русской поэзии, – пишет Скуратов, – и особенно символизма и его вожаков – Александра Блока и Андрея Белого, да и Валерия Брюсова жаловал <…>. Я нередко сопровождал Льва Георгиевича Михалковича до дому по улицам Иркутска, ступая с ним по тогдашним дощатым тротуарам, ища советов и поддержки»[6].
Азадовский знал лично Балина, Друзина, Молчанова, Непомнящих[7] и Скуратова. Впрочем, круг его писательских связей не ограничивался Иркутском. Часто бывая в Новосибирске и посещая редакцию «Сибирских огней», он встречал там авторов этого журнала, с которым в те годы тесно сотрудничал, и его идейных руководителей (М. Басова, В. Вегмана)[8]. Среди корреспондентов и знакомых Азадовского в 1920‑е гг. мы находим Г. Вяткина, П. Драверта, В. Зазубрина, В. Итина… Углублению контактов в сибирской писательской среде способствовала и его дружба с Исааком Гольдбергом.
Михаил Скуратов вспоминал об одной из своих иркутских встреч с Азадовским и Гольдбергом:
В другой мой приезд к родным ангарским берегам Исаак Григорьевич подхватил меня под локоть на той же бывшей Большой улице:
– Что же это вы, былой столбовой сибиряк, иркутянин, ничего не напишете об ИЛХО, о самих илховцах?.. Давайте-ка зайдем к Марку Константиновичу Азадовскому да потолкуем о том. Он давно хочет попенять, что вы не выполняете своего долга – не пишете воспоминаний об Иркутском литературно-художественном объединении, об ИЛХО, которое было вашей наседкой.
Зашли на квартиру к Марку Константиновичу Азадовскому, которого я тоже числил одним из своих иркутских литературных наставников[9]. Он тогда еще жил в Иркутске, профессорствовал в Иркутском государственном университете. И хозяин квартиры, и Исаак Григорьевич – оба напустились на меня и распекали: стихи-то, мол, о Сибири пишете, а как же забывать хронику литературных событий в родном городе, участником и даже пионером которых ты был сам. Ай-ай-ай!.. Стыдно, а еще иркутянин называется[10].
«Сибирский энтузиазм» М. К. вдохновлял и увлекал иркутскую молодежь – так же, как ранее томских или читинских студентов. Между «профессором» и его питомцами завязывались доверительные, дружеские отношения. Так, М. Скуратов писал ему 5 августа 1924 г.:
Уезжая из Иркутска, я решил оставить Вам сборник моих стихов о Сибири за период 1922–1924 г.[11]
Зная Вашу любовь к моей родимой стороне, – я надумал эту маленькую тетрадочку передать не кому-нибудь другому, а именно Вам. В ней собрано все относящееся к Сибири из «коллекции» моих трудов. <…>
В случае какого-нибудь несчастия со мной (от этого никто не гарантирован) не забудьте меня и издайте мой сборник! (70–29; 1–2)
Приведем также отрывок из письма А. Балина от 25 октября 1926 г.:
Мне очень необходимо увидеться с Вами – непреодолимая жажда поделиться кое-чем накипевшим и наболевшим за последние дни. К своему горю, наши четверговые дни свиданий в этом году для меня отрезаны <…>. А поговорить с Вами о делах моих, достижениях и горьких срывах было бы для меня целительным бальзамом (58–4; 1).
Молодой человек обращается с просьбой о встрече к старшему наставнику, вызывающему к себе безусловное доверие!
Внимание М. К. к молодым сибирским поэтам стимулировалось его желанием обнаружить в их творчестве именно сибирское начало. Понимая «сибирскую литературу» как составную, хотя и особую часть общерусской и отстаивая ее право на самостоятельность, М. К. не раз подчеркивал: не место рождения или временного проживания и даже не «областная» тематика определяют принадлежность писателя к Сибири, а некое сибирское мироощущение: умение чувствовать сибирскую «натуру», особое видение сибирского быта и, конечно, преломление сибирской темы в художественном творчестве (классическим образцом такого «преломления» он полагал «Сибирские рассказы» Короленко). Изучение «сибирской темы» в творчестве современных, в особенности молодых, писателей-сибиряков казалось ему важным аспектом краеведческой работы.
В 1928 г. в Иркутске был издан коллективный сборник, озаглавленный «Иркутские поэты», в котором участвовали семь поэтов, среди них – участники сборника Иркутского литературно-художественного объединения и ученики М. К. – В. Вихлянцев, Е. Жилкина, В. Непомнящих, Л. Черноморцев[12]. Вступление к сборнику (под названием «Литературная традиция в Иркутске») написал Б. И. Жеребцов, подчеркнувший «этнографическую тему» и «местный колорит» в произведениях литературной молодежи. Сборник появился под грифом историко-литературной секции ВСОРГО, и нет сомнений, что поэты не раз читали свои произведения в университетских аудиториях и на заседаниях историко-литературной секции и что все это происходило под руководством или с участием М. К., редактора «Иркутских поэтов»[13].
С каждым из этих авторов М. К. связывали личные отношения и даже творческое сотрудничество. Как уже упоминалось, М. К. собирался написать предисловие к выполненному Вихлянцевым переводу второй части поэмы Шамиссо «Изгнанники», предназначавшемуся для «Сибирских огней», и позднее, возможно, редактировал послесловие переводчика. В. И. Непомнящих посылал М. К. в 1937–1938 гг. свои стихи и переводы (67–26). А Л. Н. Черноморцев (1903–1974), окончивший в 1927 г. Иркутский университет, позднее подчеркивал, что большое влияние на него оказали «этнограф Г. С. Виноградов, а еще более – историк литературы и этнограф-фольклорист М. К. Азадовский»[14].
Одним из наиболее ярких участников сборника был Анатолий Мурыгин[15], автор стихотворения «Декабрист», навеянного одноименным стихотворением О. Мандельштама (1917)[16]. Выскажем предположение, что и декабристская тема, и стихи Мандельштама были подсказаны молодому поэту именно М. К.
В рамках историко-литературной секции был осуществлен и коллективный «Сибирский литературно-краеведческий сборник» (Иркутск, 1928), соединивший в себе работы преподавателей (М. Азадовский, М. Алексеев, Ф. Кудрявцев, Л. Михалкович) и студентов (Б. Жеребцов, Л. Межерова[17], А. Нагибина[18]); редакторами значились М. К. и Исаак Гольдберг. Сборник открывался статьей М. К. «Сибирская литература. К истории постановки вопроса», посвященной отражению Сибири в русской и немецкой печати 1830‑х гг., в частности, литературно-издательской деятельности Н. А. Полевого, его сибирским статьям в «Московском телеграфе» и нашумевшей в свое время книге Г. Кёнига «Literarische Bilder aus Russland» (1837)[19]. М. К. выяснил, что в этой книге немецкий писатель впервые употребил термин «сибирская литература» и попытался осмыслить это понятие. Тем самым М. К. выдвинул гипотезу о сотрудничестве Полевого с Кёнигом.
Краеведческий ракурс сборника был усилен обстоятельной статьей Б. Жеребцова «О сибирской литературной традиции», а компаративистский его уклон – статьей М. П. Алексеева «Сибирь в романе Даниэля Дэфо»[20]. Статьи Л. Михалковича (о письмах Короленко) и Ф. Кудрявцева (о поэте Дмитрии Давыдове, считавшемся автором песни «Славное море, священный Байкал…») носили историко-литературный характер[21]. И наконец, сборник венчала библиография, составленная студентками Иркутского университета Л. Межеровой и А. Нагибиной, – указатель литературного отдела иркутской газеты «Восточное обозрение» за 1882–1906 гг.[22]: вероятно, М. К. рассматривал этот указатель как продолжение его собственной работы «Сибирь в художественной литературе» и дальнейшее библиографическое освоение сибирской темы в русской и западноевропейской художественной литературе[23].
Едва появившись, «Литературно-краеведческий сборник» попал в поле зрения цензуры и, подобно «Беседам собирателя» или отдельным номерам «Сибирской живой старины», оказался в списке запрещенных изданий. Внимание цензоров привлекли двенадцать публикаций Льва Троцкого за 1901–1903 гг., упомянутых в публикации Межеровой и Нагибиной. Правда, Троцкий печатал свои статьи в «Восточном обозрении» под псевдонимом Антид Ото, но в указателе псевдоним был раскрыт (крамольная фамилия упоминалась дважды)[24].
Единственная известная нам рецензия на этот сборник появилась на страницах «Северной Азии»; ее автором был Н. И. Леонов. Значительная часть рецензии посвящена первой статье о сибирской литературе, выполненной «с присущим Азадовскому уменьем и добросовестностью», тогда как очерк Б. Жеребцова показался рецензенту «менее удачным». Общая же оценка сборника, как и всей деятельности ВСОРГО, была чрезвычайно высокой:
Немногие издания могут поспорить, например, с «Сибирской Живой стариной» по тщательности редакторской работы и по внешнему оформлению. Только изумительная добросовестность работников ВСОРГО позволяет им при скудности средств добиваться того, что каждое новое их издание вносит что-то новое в наше знание о Сибири. В ряду изданий ВСОРГО рецензируемый сборник занимает вполне понятное и законное место, являясь результатом трудов его Историко-литературной секции