учения русского фольклора», которую он надеется «в ближайшие дни совершенно закончить»[113].
Одним из первых рецензентов «Истории» был Н. П. Андреев, оценивший работу М. К. как «большое достижение советской науки». Его краткий отзыв, подготовленный, видимо, к заседанию ученого совета Института литературы, характеризовал «Историю русской фольклористики» следующим образом:
Содержание книги не покрывается ее заглавием, так как М. К. Азадовский рассматривает не только историю фольклористики в собственном смысле этого слова, но и историю фольклоризма, т. е., в сущности, развитие идеи народности в русской общественной мысли, критике, литературе и науке. М. К. Азадовский показывает, как изменялось отношение к народному творчеству, как изменялось самое понимание народности и народного творчества в связи с развитием русского общества (75–8; 1; дата отзыва: 12 марта 1941 г.).
Известен также отзыв В. М. Жирмунского на оба тома «Истории» с датой 15 марта 1941 г. (автограф и авторизованная машинопись)[114]. В то время М. К. уже вполне сознавал, что созданный им труд не уместится в один том. За месяц до начала войны, 21 мая 1941 г., он заключает договор с ленинградским отделением Издательства Академии наук на издание первого тома «Истории русской фольклористики»; рукопись объемом до 40 листов надлежало представить «в готовом для набора виде» не позже 15 июня 1941 г. Ответственным редактором книги значился, по согласованию с издательством, Н. П. Андреев (55–7; 77 и 56–7; 9–10).
В дальнейшем (в течение блокадной зимы, а также в середине 1940‑х гг.) М. К. неоднократно возвращался к своей «главной книге», дополнял ее, дописывал и переписывал. Работа, растянувшаяся на годы, окончательно прервется в 1947–1948 гг. Завершать ее придется Л. В. и друзьям.
Одновременно с «Историей русской фольклористики» М. К., как явствует, например, из его письма к С. Е. Кожевникову от 21 декабря 1938 г., готовил «параллельное» издание – антологию по истории фольклористики[115]. «История» оказалась настолько объемной, что М. К. принял решение вынести основные памятники фольклористики (как русской, так и западноевропейской) за пределы повествования. В антологию должны были войти наиболее значительные образцы русской фольклористической мысли XVIII–XX столетий, начиная с А. Востокова и К. Калайдовича и завершая «марксистами» (Плеханов, В. Д. Бонч-Бруевич, Ленин, М. Горький и, разумеется, Сталин), тогда как осмысление и интерпретация текстов предназначались для соответствующих разделов историографии. Судя по сохранившимся машинописям (27–1 и 27–2), антология была составлена в большей части, но не доведена до конца.
Поначалу издание мыслилось как антология русской фольклористики. Позднее план изменился. Для М. К. становилось все более очевидным, что историю русской науки необходимо рассматривать в контексте международной, прежде всего западноевропейской. Началось составление антологии по истории западноевропейской фольклористики; к этой работе М. К. привлек сотрудников кафедры западноевропейских литератур Ленинградского университета во главе с В. М. Жирмунским.
В конце концов обе работы соединились, и возникла единая антология, соединяющая в себе суждения о фольклоре европейских и русских ученых, писателей, мыслителей. В этой антологии, согласно официальному источнику, «впервые сделан опыт изложения истории науки о фольклоре как в Западной Европе, так и в России – от Гердера до наших дней. К антологии будет приложена синхронистическая таблица развития фольклористики в России (с параллельным указанием основных явлений научно-фольклористической мысли на Западе)»[116]. Предполагалась и вступительная статья М. К. под названием «Краткий очерк русской и европейской фольклористики» (26–2; 1).
Антология была в целом завершена к осени 1939 г. Об этом свидетельствует договор с ленинградским отделением Учпедгиза (от 7 сентября 1939 г.) на антологию «История фольклористики» (размером до 35 авторских листов), предназначенную «служить пособием по курсу фольклора в университетах и педвузах» (56–7; 7–8).
Вероятно, именно эта рукопись была направлена издательством на отзыв Ю. М. Соколову. П. С. Богословский писал М. К. 31 августа 1942 г. (из Караганды):
В 1940 г. в августе я провел вечер у покойного Юрия Матвеевича <…>. Между прочим, у него на столе лежала Ваша рукопись по истории нашей фольклористики. Скоро ли Ваш труд появится в печати? (59–7; 1)
В своем внутреннем отзыве на второй том «Истории…», подготовленный к печати после смерти М. К. (и при этом существенно сокращенный), В. М. Жирмунский подчеркивал:
Считаю нужным обратить внимание на то, что в более ранней редакции «Истории русской фольклористики» М. К. Азадовского (1940–1941) содержатся очень обширные характеристики важнейших явлений зарубежной фольклористки, которые в последней редакции во много раз сокращены и использованы только частично. Я бы рекомендовал в дальнейшем составить из них отдельную книгу «Этюды по зарубежной фольклористике», которые смогли бы явиться весьма полезным пособием для учащих и учащихся ввиду полного отсутствия на русском языке научной литературы по этому весьма важному вопросу (92–17; 13; дата отзыва: 19 июля 1959 г.).
Задуманная М. К. антология не состоялась. Позднее, готовя «Историю» к печати, Л. В. и редакторы книги перенесли в нее ряд фрагментов, явно восходящих к несостоявшейся «антологии» (о Гердере, Гриммах, Фориэле и др.)[117].
В течение всего 1938 г. в стенах Института этнографии продолжалась интенсивная работа. Шли заседания Фольклорной комиссии, обсуждались статьи, подготовленные для трехтомника «Русский фольклор». Последним было описанное выше заседание 12–15 декабря, на котором, помимо М. К., с докладами выступали также Н. П. Андреев и А. М. Астахова.
Рубеж 1938–1939 гг. отмечен в биографии М. К. «знаковыми» событиями. Первое из них – переход Фольклорной комиссии (преобразованной, по решению Президиума АН СССР, в Отдел фольклора народов СССР) из Института этнографии в Институт литературы. Начавшись в декабре 1938 г., переезд продолжался в январе–феврале 1939 г. В Пушкинский Дом переместились все рабочие материалы Фольклорной комиссии – книги, альбомы, картотеки, фотографии и два собрания – рукописное и фонограммархив[118].
Тогда же, в декабре 1938 г., М. К. был выдвинут группой видных ленинградских ученых (В. М. Жирмунский, И. Ю. Крачковский, Н. К. Пиксанов, Н. Н. Поппе, В. В. Струве и др.) в члены-корреспонденты Академии наук. Кандидатуру М. К. поддержали А. М. Астахова и Е. В. Гиппиус, а также секция критиков Ленинградского отделения Союза писателей и фольклорная секция Тбилисского университета (М. Я. Чиковани)[119]. Однако на заседании Отделения языка и литературы АН СССР 20 января 1939 г. он не был избран. Правда, членом-корреспондентом становится в эту сессию В. М. Жирмунский, чему М. К. не мог, конечно же, не порадоваться.
7 февраля 1939 г. Юрий Соколов писал М. К.:
Поздравляю тебя с Новым Годом, с новым семестром, с награждениями орденами народных сказителей[120], с выборами нашего с тобой друга Виктора Максимовича в члены-корреспонденты, с переходом твоей Фольклорной секции в Институт литературы, с успешным окончанием тобою историографического труда. Еще хотел бы тебя и себя поздравить с некоторыми другими успехами (например, с выборами в члены-корреспонденты), но не все сразу. Подождем, и на нашей улице будет праздник[121] (70–47; 25).
Перемена адреса не повлекла за собой особых перемен в положении ленинградских фольклористов, однако М. К. испытывал определенные сомнения: ему казалось, что фольклористика как одно из направлений работы Пушкинского Дома не получает того размаха и общественного звучания, какого заслуживает. Он обдумывал возможность присоединения отдела к Институту мировой литературы (т. е. перевода его в Москву) и создания на этой основе отдельной и самостоятельной структуры – Всесоюзного института фольклора. В этом его всецело поддерживал Ю. М. Соколов (М. К., Соколов и А. Н. Толстой даже обращались по этому поводу в «Правду»). 23 марта 1939 г. Юрий Матвеевич писал М. К.:
Твоим планам переехать в Москву со всей Комиссией сочувствую. Работа будет разнообразнее, живее, интереснее. <…> Но поживем, увидим. А так хотелось бы, чтобы наконец сорганизовался Центральный Институт Фольклора! (70–47; 28 об.).
С 25 по 30 мая 1939 г. в Петрозаводске проводилось Всекарельское совещание народных сказителей – встреча местных сказителей (среди них – орденоносцы Ф. А. Конашков, М. М. Коргуев, П. И. Рябинин-Андреев) с ведущими советскими фольклористами (Н. П. Андреев, А. М. Астахова, Ю. М. Соколов и другие, включая сотрудников Карельского научно-исследовательского института культуры). Предполагалось[122] (но, очевидно, не состоялось) и участие М. К. Тон задавал Ю. М. Соколов, недавно избранный академиком; он произнес вступительную речь, он же и подвел итоги. Совещание завершилось коллективным письмом участников Сталину – его сложили сами сказители.
Мы сказители-былинники карельские
Собралися думу пораздумати <…>
Как расскажем мы товарищу да Сталину
Про свою ли жизнь про старую, —
Пусть читают наши внуки и правнуки и т. д.[123]
«Надо полагать, что в тексте „Письма карельских сказителей товарищу Сталину“ немало строк, принадлежавших непосредственно А. М. Астаховой, А. Н. Лозановой или их младшим коллегам», – замечает по этому поводу Т. Г. Иванова