А буквально на другой день в Пушкинском Доме открылась конференция, продолжавшаяся по 4 июня и посвященная обсуждению работ для трехтомника «Русский фольклор». Наряду с М. К., В. П. Адриановой-Перетц, Н. П. Андреевым, А. М. Астаховой, А. И. Никифоровым и др., в конференции приняли участие москвичи (Ю. М. Соколов, Б. А. Бялик, Э. В. Гофман, С. И. Минц, И. А. Оссовецкий) и приехавший из Киева В. П. Петров. Авторы статей представляли свои работы в виде докладов, вызвавших оживленные прения[125].
Другое «знаковое» событие 1939 г. – открытие на филфаке Ленинградского университета кафедры фольклора, созданной, как указывал М. К. в своей автобиографии (1952), по его «докладной записке»[126]. Кафедра открылась осенью – через год после того, как в московском Институте истории, философии и лингвистики им. Н. Г. Чернышевского начала работать аналогичная кафедра, возглавляемая Ю. М. Соколовым.
В конце 1939 г. М. К. был приглашен А. М. Еголиным[127] в московский институт для чтения курса по историографии фольклора для студентов и аспирантов. Предполагалось, что он будет приезжать в Москву на три последних дня каждого месяца; курс был объявлен с конца февраля 1940 г. Однако лекции даже не начались. Одним из препятствий были трудности военного времени. Шла Зимняя война, что сказывалось на повседневной жизни. Город был затемнен (светомаскировка), помещения почти не отапливались (не хватало дров и угля). Кроме того, с осени 1939 г. М. К. вновь почувствовал недомогание. «Врачи нашли у меня острое нервное истощение на почве сильнейшего переутомления, – писал он Кожевникову 9 ноября 1939 г., – в настоящее время это осложнилось у меня еще сильным гриппом, причем есть опасение, как бы последний снова не обратился в воспаление легких…»[128]
Оправившись от тяжелой зимы, М. К. планирует свое участие в фольклористических мероприятиях в Москве и Киеве. Связи ленинградцев с украинскими коллегами в то время оживляются – прежде всего благодаря Ю. М. Соколову, возглавившему (после получения академического титула) Институт фольклора АН УССР. Визиты в Киев становятся для московских и ленинградских фольклористов обычным делом. 1 мая 1940 г. Н. П. Андреев пишет М. К. (из Киева):
С 15‑го по 17-ое состоится всеукраинская конференция по обсуждению конспекта учебника по украинскому фольклору, на которую усиленно приглашают Вас (Вы получите официальное приглашение), а также просят остаться и меня. Есть такой проект: мы здесь втроем[129] обсудим вопрос о Своде и затем все трое поедем в Москву, где проведем один день для беседы с А. Н. Толстым. <…> Вас в Киеве очень ждут (57–47; 2).
Охотно согласившись, М. К. приезжает в Киев[130], а 20 мая едет в Москву для участия в обсуждении «Свода русского фольклора».
Спустя два с половиной месяца, 5 августа 1940 г., получив путевку в Трускавец, М. К. и Л. В. уезжают на Западную Украину, недавно присоединенную к СССР. М. К. испытывал острую необходимость в отдыхе. Утомленный напряженной работой в течение учебного года, он обычно старался хотя бы месяц проводить «на природе», и это, как правило, удавалось. Особенно удачным было лето 1938 г. Весь июль М. К. и Л. В. провели в Теберде[131], а в августе совершили поездку по Волге на пароходе «Одесса». В июне 1939 г. М. К. отдыхал в Кисловодске. Теперь же, все более погружаясь в украинский фольклор, он надеялся познакомиться с Западной Украиной.
16 августа М. К. пишет Ф. М. Колессе, возглавлявшему Львовский отдел Института украинского фольклора[132], и сообщает о своем намерении заехать на обратном пути во Львов – познакомиться с работой отдела и прочитать доклад «Фольклористическая работа в СССР»[133]. Колесса откликается и высылает М. К. официальное приглашение. Доклад состоялся (видимо, 5 сентября)[134], а кроме того, как явствует из сохранившихся писем, М. К. встретился с украинским коллегой в домашней обстановке.
Около 10 сентября М. К. и Л. В. возвращаются в Ленинград.
«У меня сохранились самые чудные воспоминания о поездке во Львов, – писал М. К. 1 января 1941 г. Ф. М. Колессе, – и особенно от встречи с Вами и Вашей семьей. Надеюсь, что эта встреча – не последняя»[135].
Надежда не оправдалась: встреча во Львове оказалась последней.
Говоря о новых знакомствах той поры, следует в первую очередь упомянуть об этнографе и фольклористке Вере Юрьевне Крупянской, саратовской ученице Б. М. Соколова, работавшей тогда в Фольклорном отделе Государственного литературного музея под руководством Ю. М. Соколова. М. К. был знаком с ее работами второй половины 1930‑х гг.: «К вопросу о создании фольклорных архивов»[136], «Спутник фольклориста» (М., 1939; совместно с В. М. Сидельниковым), «Как записывать устное народное творчество» (М., 1940) и в особенности книгу «Певец Волги Д. Н. Садовников. Избранные произведения и записи» (Куйбышев, 1940)[137].
Знакомство состоялось предположительно в начале 1940 г. М. К. привлек Крупянскую к работе Отдела фольклора, одобрил ее статью для восьмого номера «Советского фольклора» («Народная драма „Лодка“»), и с этого начинается его тесное сотрудничество с Верой Юрьевной. Укрепившись в испытаниях военного времени, оно перерастет с годами в теснейшую дружбу. Сохранившаяся переписка Азадовских с В. Ю. Крупянской за 1940–1954 гг. свидетельствует, что в последние годы жизни М. К. именно Вера Юрьевна стала для него и Л. В. ближайшим и надежнейшим другом.
В конце октября 1940 г. М. К. вновь приезжает в Москву – видимо, для участия в совещании по вопросу собирания и издания фольклора Бурятии, созванного Г. Ц. Бельгаевым (в рамках проходящей в Москве декады бурятского искусства). Совещание проходило 24 октября в гостинице «Москва»; на нем присутствовали также Ю. М. Соколов и восточносибирские фольклористы (А. В. Гуревич и Л. Е. Элиасов). В своем выступлении М. К. наметил план издания «Гэсэра» (бурятский национальный эпос), а также бурятских народных сказок и песен. Перейдя далее к русскому фольклору Сибири, он коснулся вопроса об издании «Сказок Тункинской долины» (речь шла, видимо, о сказках Асламова). «Русские сказки, бытующие в Сибири, – говорил М. К., – своеобразны и колоритны. Это именно сибирские сказки, их не спутаешь ни с какими другими сказками»[138]. Ученый высказал также ряд других соображений: об издании серии русских сказок Сибири, о комплексном изучении сибирского фольклора, о проблеме взаимовлияния в фольклоре различных сибирских народов и т. д.[139]
Всем этим планам не суждено было сбыться.
В конце декабря 1940 г. М. К. снова отправляется в Петрозаводск, где с 22 по 25 декабря проходил Первый съезд писателей Карело-Финской ССР при участии ленинградских и московских фольклористов (вместе с М. К. приехали Н. П. Андреев и А. М. Астахова). Один из пленарных докладов («Устное народное творчество и работа с носителями фольклора») сделал В. Г. Базанов, возглавлявший тогда фольклорную секцию Карело-Финского отделения Союза писателей. Выступая в прениях по докладу Базанова, М. К. коснулся актуальной фольклорной проблемы: сотрудничество сказителей и собирателей. Он, в частности, подчеркнул:
Творческая помощь очень часто превращается в подсказку, иногда в очень явную диктовку своей воли, своего понимания того или иного текста или события и даже тех или иных художественных задач. Был такой период, когда это казалось нужным. Сейчас от этих кустарных методов первой поры работы со сказителями нужно уже перейти к более высоким, более совершенным, на которых отчетливо проявляются новые тенденции советского фольклора, который переходит в литературу и срастается с ней[140].
Как видно, подходы, утвердившиеся в середине 1930‑х гг. и позволявшие исследователю произвольно вторгаться в творческий процесс и заниматься «отсебятиной», стали подвергаться сомнению и даже осуждению («кустарщина»).
Наступил 1941 г. Поздравляя Ф. М. Колессу с новогодним праздником, М. К. подводил 1 января итог своей работе последнего времени:
…в ближайшие дни должен выйти еще ряд интересных книг по фольклору, в том числе «Советский фольклор», № VII, с интереснейшей статьей проф. Алексеева «Байрон и фольклор»; очень интересный сборник «Сказки Господарева» и сборник «Сказки марийские»[141] – надеюсь, что буду иметь возможность выслать Вам обе эти книги, так как во всех трех случаях я являюсь их редактором. Печатается еще сборник кафедры фольклора Ленинградского университета, где будет ряд работ моих учеников[142], а также и моя – «Чернышевский в истории русской фольклористики». Последняя – глава из моей книги «История изучения русского фольклора», которую надеюсь в ближайшие дни совершенно закончить[143].
Через две недели после этого письма произошло трагическое событие, резко изменившее положение дел в советской фольклористике: в Киеве скоропостижно скончался Ю. М. Соколов. «Он скончался под гром аплодисментов и оваций, – рассказывал М. К. в письме к Ф. М. Колессе 24 января 1941 г., – после произнесенной речи в честь акад