Красивые имена любят поэты второразрядные, желающие» красивым именем прибавить весу своему заурядному творчеству. Или же талантливые, но ещё начинающие: они тянутся к красивому имени по молодости лет. Носовская фраза, как видим, насквозь иронична.
Ещё больше иронии в описании поведения Цветика. Готовясь читать стихи перед полётом коротышек на воздушном шаре, он пытается изобразить процесс «поэтического мышления»: «Сложив руки на груди, он смотрел на общее ликование и, казалось, о чём-то думал». Ему хочется показать, что он сочиняет стихи экспромтом — вот прямо сейчас, перед ликующей толпой...
В повести Льва Кассиля «Ход Белой Королевы» есть точное наблюдение, высказанное от лица журналиста Евгения Карычева: «Я не раз убеждался, что чем больше у человека внешних примет, подчёркнуто сообщающих о его занятиях, тем меньше он стоит таковых на самом деле. Большей частью очень уж кудлатые художники в специально сшитых свободных блузах оказывались на поверку бездарными мазилами; молодчики, рядившиеся в костюмы особого спортивно-мужественного покроя, частенько проявляли себя слюнтяями с бабьими капризами. Знаменитого писателя нелегко было узнать по его костюму, в то время как приходилось мне встречать едва начинающих литераторов, один вид которых уже за версту вещал: я поэт!»
Всё это полностью относится и к Цветику, и к художнику Тюбику, о котором говорится так: «Тюбик был очень хороший художник. Одевался он всегда в длинную блузу, которую называл «балахон». Стоило посмотреть на Тюбика, когда он, вырядившись в свой балахон и откинув назад свои длинные волосы, стоял перед мольбертом с палитрой в руках. Каждый сразу видел, что перед ним настоящий художник». Это почти по Гоголю: «Прекрасный человек Иван Иванович! Он очень любит дыни». Мысли, не имеющие ни малейшей связи, соединяются с видом абсолютной логичности...
Разным возрастным группам детей доступны свои формы комизма. Если с дошколёнком и младшим школьником — главным своим читателем — Носов общается с помощью юмора, показывая, как плохо быть жадным, злым и неряшливым, как плохо ничего не знать, то с помощью более тонких и сильнодействующих комических средств — иронии и сарказма — Носов учит уже ребят постарше умению «быть, а не казаться».
Но если о том, что Тюбик — неважный художник, мы можем только догадываться, то в лице Цветика мы, несомненно, имеем перед собой бездарного, примитивного поэта. Но как объяснить детям, что он бездарный? Носов подходит к этому объяснению издалека. Он направляет к Цветику Незнайку, и тот, ровно ничего не смысля в стихах, неожиданно посрамляет «известного поэта».
«Однажды Незнайка пришёл к Цветику и сказал:
— Слушай, Цветик, научи меня сочинять стихи. Я тоже хочу быть поэтом.
— А у тебя способности есть? — спросил Цветик.
— Конечно, есть. Я очень способный,— ответил Незнайка».
У другого подобная самоуверенность звучала бы нескромно, а простодушному Незнайке всё прощаешь. Впрочем, он оказывается и вправду способным учеником: он на лету схватывает то, что подсказывает ему «поэтический метр», и будь наставник его настоящим талантом, может, он и сумел бы сделать своего ученика подлинным стихотворцем. Но увы...
«— Это надо проверить,— сказал Цветик.— Ты знаешь, что такое рифма?
— Рифма? Нет, не знаю.
— Рифма - это когда два слова оканчиваются одинаково,— объяснил Цветик.— Например: утка — шутка, коржик — моржик. Понял?
— Понял.
— Ну, скажи рифму на слово «палка».
— Селёдка,— ответил Незнайка».
Тут мы, конечно, смеёмся над Незнайкой. А ведь Цветик больше виноват в его ошибке: он недостаточно чётко объяснил своему наивному ученику суть рифмы. «Палка» и «селёдка» в самом деле оканчиваются одинаково, но рифмы не создают, потому что суть рифмы — в созвучии, а не в одинаковом окончании.
А поэт ещё и недоволен. «— Какая же это рифма: палка — селёдка? Никакой рифмы нет в этих словах.
— Почему нет? Они ведь оканчиваются одинаково.
— Этого мало,— сказал Цветик. — Надо, чтобы слова были похожи, так чтобы получалось складно. Вот послушай: галка — палка, печка — свечка, книжка — шишка.
— Понял, понял! — закричал Незнайка.— Палка — галка, печка — свечка, книжка — шишка! Вот здорово! Ха-ха-ха!
— Ну, придумай рифму на слово «пакля», - сказал Цветик.
— Шмакля,— ответил Незнайка».
И снова он прав! Он в точности выполнил условия, предложенные его наставником. И вправду получилось складно. Но Цветик снова наводит критику. «— Какая шмакля? — удивился Цветик. — Разве есть такое слово?
— А разве нету?
— Конечно, нет.
— Ну, тогда рвакля.
— Что это за рвакля такая? — снова удивился Цветик.
— Ну, это когда рвут что-нибудь, вот и получается рвакля, — объяснил Незнайка.
— Врёшь ты всё,— сказал Цветик.— Такого слова не бывает. Надо подбирать такие слова, которые бывают, а не выдумывать [1].
— А если я не могу подобрать другого слова?
— Значит, у тебя нет способностей к поэзии».
Запомним это многозначительное суждение Цветика! Скоро оно обернётся против него самого.
«— Ну, тогда придумай сам, какая тут рифма,— ответил Незнайка.
— Сейчас,— согласился Цветик».
Снова тот же процесс «поэтического мышления»: «Цветик остановился посреди комнаты, сложил на груди руки, голову наклонил набок и стал думать, глядя на потолок. Потом ухватился руками за собственный подбородок и стал думать, глядя на пол. Проделав всё это, он стал бродить по комнате и потихоньку бормотал про себя:
«Пакля, бакля, вакля, гакля, дакля, макля...— Он долго так бормотал, потом сказал: «Тьфу! Что это за слово! Это какое-то слово, на которое нет рифмы».
Итак, мы проникли в «творческую лабораторию» Цветика! Оказывается, подбирая рифму, он просто-напросто перебирает все похожие, даже абсолютно бессмысленные слова, прямо по алфавиту, от «а» до «я»... Таково истинное творческое лицо «известного поэта». И тут уж, рассуждая по его собственной логике, придется признать, что у него «нет способностей к поэзии», о чём он и сам догадывается, стараясь замять этот конфуз:
«— У меня голова разболелась. Сочиняй так, чтобы был смысл и рифма, вот тебе и стихи.
— Неужели это так просто? — удивился Незнайка.
— Конечно, просто. Главное — это способности иметь».
Тема графомании, видимо, очень волновала Носова. В той же сказочной повести он ещё дважды выводит на сцену подобных Цветику горе-литераторов, высмеивая их и с творческой, и с чисто человеческой стороны.
В Зелёном городе, где приземлились потерпевшие катастрофу воздухоплаватели, живёт поэтесса Самоцветик. Как и творчество Цветика, представленное нам напутственными стихами «к случаю», стихи этой «поэтессы» явно пародийны. Только на сей раз с их помощью высмеиваются слащавые стишки для детей: «Я поймала комара, та-ра, та-ра, та-ра-ра! Комаришку я люблю, тру-лю-люшки, тру-лю-лю!» Любовь к комаришкам уживается в ней с наглостью, получающей откровенно сатирическое толкование. К художнику Тюбику выстраивается очередь малышек, желающих иметь свой портрет, по Самоцветик пробивается к нему «нахрапом», презрительно бросая: «Мне можно без очереди — я поэтесса!» А как она изводит художника во время сеанса, требуя то ресницы сделать подлинней, то ротик поменьше, то глаза нарисовать голубыми вместо карих, то цвет волос изменить, то цвет платья... В итоге «портрет имел весьма отдалённое сходство. Но поэтессе он очень понравился, и она говорила, что лучшего портрета ей и не надо». Таково отношение «поэтессы» к жизненной правде...
А в Змеевке, где живут малыши, отделившиеся от малышек, мы встречаем «прозаика» по имени Смекайло. Чтобы облегчить себе творческий процесс, он приобрёл так называемый бормотограф (вроде магнитофона) и подсовывает его нарочно в чужие дома, чтобы узнать, о чём там говорят, а потом слово в слово перенести это в свою книгу. «— До чего же всё это просто! — восклицает слушавший его объяснение Шпунтик.— А я где-то читал, что писателю нужен какой-то вымысел, замысел...
— Э, замысел! — нетерпеливо перебил его Смекайло.— Это только в книгах так пишется, что замысел, а попробуй задумай что-нибудь, когда всё уже и без тебя задумано! Что ни возьми — всё уже было. А тут бери прямо, так сказать, с натуры — что-нибудь да выйдет, чего ещё ни у кого из писателей не было».
Ни одной книги, однако, Смекайло пока не создал. «Писателем быть очень трудно»,— вздыхает он. К тому же, хотя у него есть не только бормотограф, но и «складной портативный писательский стол со стулом», чтобы прямо в лесу или в поле описывать природу (Смекайло, как видим, и описание природы понимает буквально — как простое перечисление всего, что видит глаз),— одного пустяка ему всё-таки не хватает: машины, «которая могла бы за писателя думать».
Проблему графомании и шаблона в искусстве Носов развивал и в своей публицистике. В книге «Иронические юморески» есть у него пародийные главы-«руководства» — как писать стихи, романы и даже пьесы. И хотя в предисловии к этим «руководствам» писатель объясняет, что строил их, так сказать, «от противного» — исходя из того, как не надо писать, — это не помешало иным читателям принять эти «руководства» за чистую монету и даже пытаться «творить» с их помощью, — об этом сообщает сам Носов в своей книге...
Естественно, что подросткам (не говоря уже о юношах и взрослых) будет понятно, что и Цветик, и Самоцветик, и Смекайло не представляют настоящего искусства, а являются откровенными графоманами. А вот младшим школьникам, которым непосредственно адресованы «Приключения Незнайки и его друзей», понять это будет куда труднее. Но можно ли назвать это просчётом писателя? В каждой хорошей детской книге есть всегда и что-то «на вырост». Не поймут сейчас, — поймут позже, когда снова возьмут в руки книгу Носова. А книги его из тех, которые перечитывают не раз.
Ирина ВасюченкоУрок становится приключением
«Некоторые воображают, что чем выше подниматься в воздух, тем становится теплее, но это неправда. Чем выше, тем холоднее. Солнце нагревает землю своими лучами, воздух нагревается от земли точно так же, как от горячей печки...