.
Нина Михайловна интересовалась всем связанным с астрономией: неутомимо отыскивала книги, инструменты, знакомилась и тесно общалась с профессиональными астрономами, посещала обсерватории, участвовала в проектах РАО, присутствовала на заседаниях других научных обществ, если они как-то были связаны с ее предметом. Например, она спрашивала в одном из писем, адресованных Ольге Александровне Федченко: «Не знаете ли Вы — когда будет заседание Моск[овского] общества испытателей природы? Штернберг писал, что будет говорить на нем речь, и мне хотелось бы поехать на него, разумеется, если речь будет об астрономии, а не просто годичный отчет. Сообщите пожалуйста!»[300] Она подружилась с молодыми, только еще начинающими свою профессиональную жизнь пулковскими астрономами и проводила время в беседах с ними. «С удовольствием вспоминаю все долгие года нашего знакомства с тех пор как мы встретились у А. П. Ганского в Пулкове. Буду надеяться, что и теперь где-ниб[удь] встретимся на общей работе!» — писала она Г. А. Тихову предположительно летом 1945 г.[301] И ему же 1 апреля 1956 г.: «Спасибо за письмо и портрет с надписью: „старому другу“. Вы действительно, добрый и внимательный друг с давних лет. Пулково и наши разговоры с Вами и А. П. Ганским в башне Бредихинского рефрактора не забываются!»[302]
Забота и постоянная поддержка не только семьи (родителей, братьев, тетушек и прочих родственников), но и целого круга друзей, а также молодых астрономов, несомненно, очень помогли Нине Михайловне в этот начальный период ее творчества, период фактически самостоятельного овладения профессией. Среди тех, кто поддерживал Нину Михайловну и помогал ей, был и Дмитрий Иванович Менделеев. Примерно около 1902 г. он разрешил Нине Михайловне работать в обсерватории Главной палаты мер и весов. Позднее она определяла это разрешение как одно из наиболее важных событий ее научной биографии («разрешение Д. И. Менделеева заниматься в Палате мер на рефракторе…»[303], как она это сформулировала). Есть основания предполагать, что Д. И. Менделеев знал отца Нины Михайловны Михаила Глебовича Субботина, который в свое время слушал его лекции в С.‐Петербургском университете[304]. По словам М. Н. Неуйминой, именно Д. И. Менделеев посоветовал юной Субботиной написать К. Фламмариону[305], хотя сама Субботина приписывала эту заслугу С. К. Костинскому. Говоря об отношении к Нине Михайловне ее коллег-ученых, М. Н. Неуймина между прочим написала: «Внимательно, даже трогательно относились к ней ее друзья ученые: Д. И. Менделеев…»[306]. О своей работе у Д. И. Менделеева Н. М. Субботина вспоминала 26 января 1934 г. в письме к супругу своей старинной и рано ушедшей из жизни подруги, младшей дочери А. Н. Островского Марии Александровны Островской-Шателен (1867–1913) Михаилу Андреевичу Шателену (1866–1957)[307]: «…весной буду просить Вашего разрешения воспользоваться обсерваторией ВИМС[308] и произвести некоторые наблюдения, — как во времена [Д. И.] Менделеева, когда я работала года 4 зимой. Помните? Еще до ВЖКурсов»[309]. Надо заметить, что Дмитрий Иванович Менделеев одним из первых начал брать на работу в свою организацию женщин (мы говорим, конечно, о научно-исследовательских учреждениях). Ольга Эрастовна Озаровская[310], ставшая первой «барышней» в Главной палате мер и весов (она поступила туда в 1898 г.), писала в своих воспоминаниях, что он находил немало пользы в работе девушек, считал, что их присутствие способствует смягчению нравов[311], и собирался увеличить число сотрудников-женщин. О. А. Озаровская так вспоминала об отношении Д. И. Менделеева к этому вопросу: «Дмитрий Иванович согласно своему намерению, высказанному еще в начале знакомства, „чтобы женщины упрочивались в Палате“, продолжал это дело. Женщин было уже с десяток через несколько лет и назывались они все „барышнями“…»[312]. Публикуя научные труды, выполненные в период его работы в Главной палате мер и весов, Д. И. Менделеев не забывал высказывать благодарность своим сотрудникам, в том числе «барышням». Например, в статье «Опытные исследования колебаний весов» он пишет: «Перед тем как перейти к делу я должен упомянуть, что много сотен наблюдений периодов колебаний и отсчетов по шкале весов были сделаны моими друзьями и помощниками, особенно Ф. П. Завадским, В. Д. Сапожниковым, а также А. Н. Доброхотовым, К. Н. Егоровым, Мюллером, Озаровской и Эндимионовой. Их деятельное содружество сильно способствовало успеху опытов, и я много обязан им за проверку многочисленных расчетов, которые это исследование вызывало»[313]. Видимо, к числу «барышень» Д. И. Менделеева принадлежала и Н. М. Субботина. В еще одном из писем, написанном на закате жизни, Н. М. Субботина упоминала работу в Главной палате мер и весов как одно из своих достижений, как важную веху в своей жизни, употребив при этом слово «добилась». «Я училась и добилась Физмата ЛГУ, — писала она, — потом работы у Штернберга и Казакова в ГАИШЕ и в Пулкове, работы у Менделеева в его Палате мер и весов…»[314].
Ее сотрудничество в Главной палате мер и весов продолжалось как минимум до 1906 г. Так, 11 ноября 1906 г., уезжая на время в Москву, Н. М. Субботина писала Н. А. Морозову: «Когда я вернусь, пойдемте ко мне в Палату Мер…»[315]. 18 ноября 1906 г. она снова писала Н. А. Морозову: «Я кончаю свою работу, в понед[ельник] мне назначено явиться на Обсерв[аторию] в посл[едний] раз»[316]. Можно предположить, что речь здесь идет именно о работе в обсерватории Главной палаты мер и весов. Но зимой 1906 г. Н. М. Субботина уже была занята на Высших женских Бестужевских курсах. Однако прежде чем Н. М. Субботина поступила учиться на ВЖК, в ее научной биографии произошло еще одно событие, которое оказало влияние на будущее направление ее исследований и окончательно утвердило ее в выборе астрономии не только как профессии, но и как жизненного призвания.
Глава 3. Солнечное затмение 1905 г
Август 1905 г. стал знаменательным в научной жизни Нины Михайловны, поскольку ей удалось принять участие в наблюдении ее первого полного солнечного затмения — событии, оставившего в ней глубокий эмоциональный след. Когда у Субботиной зародилась идея принять участие в наблюдении именно этого затмения, не очень понятно. Но некоторые данные свидетельствуют о том, что идея исходила от французских коллег-астрономов, с которыми она состояла в переписке. В письме к Георгию Несторовичу Сперанскому 9 июня 1961 г. она вскользь упомянула об этом, рассказывая о своей научной биографии: «Ряд экспедиций на Солнечное затмение. В Испанию по приглашению акад[емика] Деландра[317] и Фламмариона»[318]. Но каким бы образом ни возникла сама идея, Нина Михайловна при помощи членов своей семьи и друзей энергично принялась за подготовку к ее воплощению в жизнь.
В испанский городок Бургос, в котором развернулось действие, вместе с Ниной Михайловной отправилась чуть ли не половина большой семьи Субботиных. Младший брат Нины Михайловны Сергей Субботин так описывал подготовку к этому мероприятию в письме к Борису Алексеевичу Федченко: «Дорогой Боря! Пожалуйста не сердись на меня, что долго не писал. Все это время у нас была такая сутолока с отъездом заграницу, что сам черт ногу сломает. Наверно ты знаешь, если видел папу, что наша дамская компания отправилась в Испанию глазеть на солнечное затмение. Первоначально решили родители меня отправить с Ниной, я начал собираться и укладываться, затем решила ехать с Ниной Вера Георг[иевна] Михайловская, дама юрист, но у ней не оказалось паспорта, тогда опять за меня принялись. Потом, наконец, мама сама решилась, взяв с собой Олю[319] и Валету[320] ехать с Ниной. Пришлось несколько раз быть в Москве, хлопотать, собирать, вообще совсем выбили из колеи! Теперь чувствую себя превосходно ибо сижу в Собольках с Олегом[321], тетя Варя[322] нас кормит, а Альбертина <…>[323] обучает всяким чужестранным наречиям, я заведую всем хозяйством. Теперь получаю доходы от продажи ржи на семена»[324].
Однако несмотря на суету, нарушившую размеренную жизнь семейства Субботиных, 30 августа 1905 г.[325] Нина Михайловна наблюдала солнечное затмение в городке Бургос в составе миссии Бельгийского астрономического общества, членом которого она была[326]. Само затмение и то, каким образом проводилось его наблюдение, произвели огромное впечатление на Н. М. Субботину. Почти через год, 8 июля 1906 г., она писала Н. А. Морозову: «Если Вы увидите затмение, то поймете — какой момент можно пережить, благодаря науке. Почувствовали ли Вы из моей статьи в Руси, какой восторг я тогда переживала? Не берите на себя никакой определенной работы, чтобы насладиться вполне! Эти мгновения пролетают быстро и работая — можно пропустить их! Только теперь, для второго затмения, я хочу тренировать себя для специальной работы. Еще не знаю какой»