Рис. 16. Н. М. Субботина на крыльце дома в Собольках перед отъездом (вторая справа). 1900-е гг. (Домашний архив И. Куклиной-Митиной)
Кажется, что Нина Михайловна торопилась успеть везде. Помимо учебы, астрономических наблюдений, различных работ и пр., она посещала заседания Русского астрономического общества[451], активно участвовала в жизни Физического отделения Русского физико-химического общества[452], не пропускала доклады в Русском географическом обществе[453] и в Физическом институте[454]. Никакое новое начинание не проходило мимо ее внимания. Например, 30 ноября 1907 г. она писала Н. А. Морозову: «Получили ли Вы просьбу участвовать в новом Астр[ономическом] журнале и согласились ли? Я согласилась, хотя еще ничего не задумала написать»[455].
Она поддерживала переписку с астрономами, чьи научные интересы совпадали с ее собственными. «На днях я получила письмо из Ташкента, — сообщала она Н. А. Морозову 31 октября 1906 г., — Сикора[456] пишет, что еще ровно ничего не выяснилось о затмении — кто и куда поедет![457] Значит мы знаем больше его! Я ему кое-что уже написала о франц[узской] и немецкой экспедиции. Ах, как будет хорошо, если удастся и нам попасть туда! По очень многим причинам я не смею мечтать об этом, но если… ах, как будет хорошо!!!»[458] — и др. Неудивительно, что Субботина чувствовала себя несколько ошеломленной. «Мысль у меня бросается сразу на 1000 вещей, хочется писать роман, хочется работать красками, — и все это совершенно не годится для серьезной математической работы… Что Вы делаете, когда мысли бегут за 1000 верст?» — писала она Н. А. Морозову 29 августа 1907 г. И продолжала далее: «Хочется написать большую повесть и назвать ее „Скользящие тени“ и вывести там тех людей — настоящих людей, которых Бог послал мне повстречать на пути. И хочется проследить их взаимоотношения, хочется подметить то характерное, что есть во всех этих людях науки, искусства, литературы, и жизни наконец, но чувствуешь, что так еще мало разобралась во всем, так мало видела, что надо еще много жить и много думать, чтобы изображения всех этих „ombres volantes“[459] нашего времени вышли жизненны и правдивы…». И тут же вдруг замечала: «А еще я сейчас много философствую и меня ужасно интересует Лев Толстой, очень хочется поговорить с ним самим о многом — я с ним во многом не согласна, но он меня тянет к себе. Слетать к нему в Ясную Поляну? Что Вы о нем думаете? Нравится он Вам? Поедемте вместе?»[460]
Как заметила М. Н. Неуймина: «…она не замыкалась в кругу узких специальных знаний. Ее интересовали решительно все отрасли науки; она увлекалась археологией, историей, зачитывалась художественной литературой. Ее богатая натура четко откликалась на все события современности»[461]. Субботина была так полна жизненных сил, что не могла ограничить свои интересы чем-то одним. «…при иных условиях может быть из меня вышел бы художник, я чувствую это!» — писала она, например, М. А. Островской-Шателен 28 декабря 1907 г.[462] И продолжала в следующем письме, написанном буквально через несколько дней, 8 января 1908 г.: «…переживаю удивительно хорошее настроение, какое-то обострение всех душевных сил и нервных волоконцев, откликающихся на все вокруг происходящее! В особенности в области искусства, театра и литературы и сама все это воспринимаешь, собираешь, и хочется воплотить в одно стройное целое! Ах, если бы у меня хоть маленький талантик был, и хоть на что-нибудь! А то душа чувствует свежее веянье даже от чужого таланта, а сама не проявляется! Может быть потом проявится и надо ей для того какой-нибудь бессознательный толчок? У меня так много веры в жизнь и так много радости в душе! Я не знаю еще что это такое, удивительно хорошее, — это не увлеченье, хотя увлеченья всегда окрыляют меня, но если бы я сейчас увлекалась — я была бы очень огорчена, что возможный герой увлеченья упал с неба прямо в грязную лужу — но я не чувствую, что я слетела туда уже — мне наоборот так хочется лететь все выше и выше, и с таким страстным любопытством привлекать все остальные человеческие души! В которых светится что-то: близкое по звездам и далекое по обыденности!»[463] И продолжала после небольшого отступления: «Пусть даже это и сказка оборвется хоть завтра, но оно так прекрасно, что я буду долго помнить его (ведь для астронома времени не существует!) Минута и нет. Захотелось поделиться и мне с Вами! Ну — целую Вас крепко и желаю Вам всего, всего хорошего! Так хорошо быть свободной и чувствовать ликованье души! Ведь это как „танцы Заратустры“… Хоть на минутку, — но хорошо!»[464]
Но как бы ни любила Нина Михайловна искусство, как бы ни увлекалась им, ее интерес к науке всегда побеждал. «Мне так хотелось найти правду в искусстве, хоть маленький отблеск ее, но наука мне больше дает ее!» — делилась она с М. А. Островской-Шателен[465].
Что касается качества полученного Субботиной профессионального образования, то его, наверно, можно охарактеризовать одной фразой: «Стремясь к серьезному теоретическому образованию в астрономии Н[ина] М[ихайловна] много лет пользовалась указаниями и руководством проф[ессора] П. К. Штернберга, а также С. Н. Блажко и С. А. Казакова по курсу вычисления эллиптических орбит, [продолженном] в Ленинграде в 1901–1904 г. с разрешения Д. И. Менделеева на обсерватории Гл[авной] Палаты мер и Весов (ныне ВИМС); в 1905–1910 г. на обсерв[атории] ВЖК, а затем с разрешения акад[емика] Баклунда в Пулкове, пользуясь указаниями проф[ессоров] Костинского, Покровского, Тихова, Иванова, Яшнова[466] и др[угих] астрономов»[467].
Имени Нины Михайловны Субботиной нет в списках выпускниц, окончивших ВЖК[468]. Тем не менее авторы-составители библиографического указателя «Высшие женские (Бестужевские) курсы» включили в список бестужевок имя Субботиной Нины Михайловны (1877–1961), которая, по их сведениям, «Окончила физ[ико]-мат[ематический] фак[ультет]. Астроном. Член Русского физико-химического и Русского астрономического о[бществ], член-кор[респондент] О[бщества]ва любителей мироведения»[469]. Авторы указателя отмечали, что публикуемый ими список бестужевок является неполным: «При отборе имен принимались во внимание особые заслуги бестужевок в области науки, их революционная деятельность, участие в общественно-политической жизни. Составители учитывали также наличие ученых степеней и званий, стаж работы (не менее 50 лет), звания „заслуженного“ и „отличника“…»[470]. Они, однако, не указывали источники своей информации. Возможно, имени Нины Михайловны нет в оригинальных списках выпускниц ВЖК потому, что она была вольнослушательницей. Однако в одной из своих автобиографий сама Нина Михайловна писала, что окончила высшее учебное заведение в 1909 г.[471] В отзыве о научных работах Н. М. Субботиной, написанном академиком Г. А. Шайном[472] с ходатайством о присуждении Нине Михайловне степени кандидата наук без защиты диссертации, видимо, где-то около 1943 г., указывалось: «В 1910 году Совет профессоров Бестужевских курсов оставил ее на один год при курсах для усовершенствования по теоретической астрономии»[473]. Это свидетельство, к сожалению, также не нашло документальных подтверждений. В деле «Об оставлении при курсах окончивших курсы для подготовки к научной и преподавательской деятельности 1896–1915», хранящемся в архиве С.‐Петербургских Высших женских курсов в Центральном государственном историческом архиве С.‐Петербурга, имя Н. М. Субботиной не упоминается[474]. Конечно, содержащиеся в нем данные могут быть неполными. Сама Нина Михайловна писала, что документы об окончании ею курсов существовали и бережно хранились, но были утрачены во время войны. «Мое свидетельство от Бестуж[евских] курсов об учении на ф[изико]-м[атематическом] [отделении] с 1905 по 1910, с представлением в факультет печатной брошюры о [комете] Галлея, погибло со всем имуществом и др[угими] документами», — сообщала она Г. А. Тихову 29 ноября 1943 г.[475]
Отсутствие документов, однако, не означало отсутствие памяти. В коротеньких воспоминаниях, составленных по просьбе бывших курсисток примерно около 1960 г., Нина Михайловна написала: «С благодарностью вспоминаю переезд семьи в Петербург и поступление на Бестужевские курсы. Низкий поклон курсам за все, что они посеяли, и за то, что их окружало — встают в памяти образы народовольцев с Морозовым и Верой Фигнер, революционное студенчество и растущий рабочий класс»[476].
Сотрудничество Н. М. Субботиной с С.‐Петербургскими Высшими женскими курсами продолжалось и после 1910 г. Так, например, раздел «Хроника» «Известий Русского общества любителей мироведения» в рубрике, посвященной деятельности астрономического кружка при Высших женских курсах, отмечал в январе 1914 г.: «Членами кружка проводится обработка летних наблюдений Персеид. Работа эта производится совместно с Н. М. Субботиной. Под ее же руководством производились наблюдения падающих звезд в созвездии Большой Медведицы от 12–21 ноября 1913 г., которые тоже будут обрабатываться кружком»