[477]. Совместные наблюдения проводились не только в 1913, но и в 1912 г. 31 июля 1912 г. Нина Михайловна писала Н. А. Морозову: «…Я сейчас с мамой и сестрой в Собольках (Можайск), пишите мне туда! Как только вернулась из Евпатории — установила телескоп и принялась за работу на обсерватории. Здесь на даче живет еще один астроном — из Московского кружка и он очень увлекается наблюдениями, — и продолжала: — С 25.VII мы принялись за Персеиды — выписали карты Московской Астр[ономической] обсерватории, подобрали еще наблюдателей — курсисток-математичек — и стали дежурить с картой, хронометром и фонарем. К сожалению, несколько ночей было облачных, а в остальных за 2 часа набиралось от 6 до 10 штук метеоров — что это сделалось с этим интересным потоком?! Я помню, в 1901–[190]4 г. за 5 ночей набиралось до 400 штук падающих звезд, а теперь почти ничего!!»[478]
В отзыве о научных трудах Субботиной, предназначавшемся для Высшей аттестационной комиссии, академик Г. А. Шайн пишет, что она «По поручению совета Бестужевских Курсов в течение 2-х семестров вела практические занятия по подготовке студентов к затмению 1914 г.»[479]
Так что сотрудничество Нины Михайловны с Бестужевскими Высшими женскими курсами, начавшееся в 1905 г., продолжалось до 1914 г. включительно, и, наверно, самой яркой страницей в истории этого сотрудничества стала организация совместного наблюдения солнечного затмения 1914 г. Однако до второго «большого» затмения в жизни Нины Михайловны была еще одна работа, принесшая ей, не имевшей никаких дипломов (Высшие женские курсы в тот момент государственных дипломов еще не выдавали) и ученых званий, официальное признание научного сообщества. Речь идет о знаменитой монографии Н. М. Субботиной «История кометы Галлея», первой российской книге по истории астрономии, написанной женщиной и выигравшей автору премию Русского астрономического общества.
Глава 5. Комета Галлея
Работа над монографией «История кометы Галлея»
Уже в 1907 г. Н. М. Субботина увлечена большим новым проектом, который в письмах называет «Созвездия». Вместе с художником Н. З. Пановым[480] она готовила альбом, в котором должны были быть собраны рисунки созвездий, сопровождаемые сведениями об их возникновении, их названиях и толкованиях в разные времена и у разных народов.
К сожалению, в ноябре 1907 г. тяжело заболел М. Г. Субботин. Родные боялись за его жизнь. Нина Михайловна не могла думать о чем-то кроме этого. «Ваше письмо я получила в тяжелое время! — объясняла Субботина М. А. Островской-Шателен свою невнимательность к их переписке. — Был болен папа воспалением легкого и припадками сердечной слабости; было такое время, что доктора советовали не надеяться и делали впрыскивания кофеина и камфоры каждые 2 часа. 5 ночей здесь дежурил доктор, и папа дышал только с помощью кислорода. Такой невыносимый нравственный гнет был на душе, что Вы поймете отчего я не писала!»[481] Ситуация воспринималась особенно тяжело еще и потому, что оказалась совершенно неожиданной. «Папа болен с 17 ноября — он сперва схватил только инфлуенцу и мы не подозревали как серьезно его положение — но когда он позволил позвать доктора, потому что у него сделалось удушье, то доктор моментально послал за кислородом, за камфорой, сидел у него 2 часа и потом сказал, что каждую минуту ждал конца от паралича сердца! А никто, даже сам папа этого не подозревал! И вот так-то нам пришлось прожить эти 1 ½ месяца — не понимая в чем дело и всецело полагаясь на знание врача, чтобы во время предупредить и задержать развитие припадка! Видите, милая Марья Александровна, нельзя было писать в такое время!» — объясняла Нина Михайловна подруге[482].
Рис. 17. Михаил Глебович Субботин с детьми. 1904 г. (Домашний архив И. Куклиной-Митиной)
Рассказывая о своем душевном состоянии в эти тяжелые дни, она писала: «Я право с ума сходила от волнения и если бы не маленькое отвлечение благодаря рисованью, которым я последнее время занимаюсь, то совсем бы и <…>[483]». И продолжала: «Сегодня первый день, как я вынула свои книги и думаю опять начать заниматься! В сущности говоря — я ничего не сделала кроме 2–3 рисунков „Созвездий“ и покончила эту работу, но они мне все-таки дали кое-что и я немного отвлекалась на них…»[484].
Таким образом, работа над «Созвездиями» помогла Субботиной пережить душевную травму. После того как кризис со здоровьем Михаила Глебовича миновал, она продолжила продвижение своего проекта. Сохранилось письмо Нины Михайловны, адресованное товарищу ее отца Владимиру Гавриловичу Глазову, тому самому министру просвещения, который помог ей поступить на ВЖК, от 17 января 1908 г., написанное накоротке из-за того, что Субботина не застала адресата дома, в котором она немного более подробно рассказывает об этом. «Дорогой Владимир Гаврилович! Приехала в Москву, направилась с визитом к Вам и очень огорчилась, что я не нашла Вас здесь. Мне давно хотелось написать Вам и спросить Вашего указания как археолога для одной задуманной мною работы, — писала Н. М. Субботина и объясняла далее: — Я очень мечтаю изобразить художественно созвездия Зодиака и у меня много рисунков и набросков для них, но я не знаю мифов созвездий[485], которые нужны для психологии изображений. Я уже отыскивала их в Академии наук и Публичной библиотеке, но не нашла, и мне посоветовали обратиться за указанием книг к археологам. Вы же единственный знакомый археолог и я уже очень давно хочу видеть Вас и побеседовать на эту тему. 24-го января я уже уезжаю обратно в Петербург, — продолжала Нина Михайловна и просила: — м[ожет] б[ыть] Вы будете так добры укажете мне к кому можно обратиться за указаниями в Петерб[урге]?» И далее рассказывала немного более подробно: «Я отыскиваю греческие мифы, а также Вавилонские и вообще — мифы Востока, я выбрала смешанный египетский и греческий стиль для своих картин и мы работаем вдвоем с одним художником, причем вся научная часть на мне»[486].
Таким образом, Нина Михайловна впервые обращается к истории астрономии Древнего мира, начинает изучать мифологию, сохранившиеся художественные памятники и письменные источники. Знакомится с составом коллекций различных музеев, в том числе Британского музея, Эрмитажа и др. В письме от 18 ноября 1907 г. она спрашивает Н. А. Морозова: «Где Вы читали о созвездиях и об их мифах? Пожалуйста, напишите! Мне непременно надо проникнуть в глубину их содержания, чтобы выяснить психологию фигур Созвездий»[487]. Нину Михайловну увлекает время, когда астрономия «еще не отделялась от искусства и не была окружена такой громадой цифр, как теперь»[488]. Она пишет Н. А. Морозову: «А мне надо выяснить ее (астрономии. — О. В.) философию, цифры для меня всегда, всегда только орудие; их одних мало мне! Мы не затрагивали с Вами этих вопросов, а они мучают и волнуют меня, я так мало понимаю астрономию и так мало смыслю в искусстве!»[489] И продолжает: «…я очень углубилась в эту задачу и она увлекательна тем, что переносит в седую древность, к самому зарождению науки <…>. А пока мы с художником рисуем и рвем, составляем и отвергаем; вся астрономическая часть лежит на мне, вся художественная — в смысле грамотности вычисления и художественной интерпретации — на Панове — я теперь только подмастерье! <…> Я бегаю в Эрмитаж за египетскими глазами, в Акад[емию] худ[ожеств] за „примитивами“ и пойду за медалями в Академию наук! Страшно интересно!!»[490]
Эта работа, однако, была отложена и не доведена до конца. Через несколько лет, 12 сентября 1912 г., Нина Михайловна писала о причинах Н. А. Морозову: «…теперь не знаю — когда будет выполнена эта работа — план ее был широк, а многое помешало его осуществлению. Было задумано ознакомление с греческими, египетскими, ассирийскими и еврейскими астрономическими, астрологическими и религиозными источниками и соответствующими идеями — а ведь все тогда облекалось в мифологическую форму. Ну — я доходила уже до изучения соответств[ующих] языков и т[ак] д[алее], но остановилась перед ужасной сложностью задачи: ведь тут целой жизни мало — проследить общую идею и выявить ее проявления у различных народов. А сколько тут интересного и захватывающего! Как жаль, может, что я только кустарь, кустарь и кустарь во всем! — А меня так тянет к людям! Мне даже звезд мало, пот[ому] что там нет людей!!»[491]
С тех пор интерес Н. М. Субботиной к истории астрономии не ослабевал, но в тот момент он несколько поменял свое направление: приближалось очередное свидание Земли с кометой Галлея, и редкая гостья захватила воображение и внимание Субботиной. Судя по ее письмам к Н. А. Морозову, уже в 1908 г. она активно работала над книгой о комете Галлея, хотя сама комета привлекла внимание Нины Михайловны еще раньше. Как мы упоминали выше, примерно с 1905 г. Нина Михайловна выполняла обязанности вычислительницы в большом проекте, предпринятом Русским астрономическим обществом по предвычислению появления кометы Галлея, ожидавшейся в 1910 г. Работа эта не всегда давалась легко, но неизменно увлекала Н. М. Субботину: «Что касается до моих вычислений, то они приводят меня в отчаяние — где-то явная ошибка и орбита не получается, т[ак] к[ак] контроли не