Как отмечается в отчете общества: «Немедленно же были заготовлены анкетные листки, которые были разосланы, в количестве нескольких сот, любителям астрономии и членам Русского астрономического общества, а в некоторых журналах были помещены соответствующие заметки»[595]. Результатом этой деятельности стала организация при РОЛМ Центрального бюро астрономических наблюдений. «Цель бюро и его отделов — говорилось в заявлении от бюро, опубликованном в первом номере „Известий Русского общества любителей мироведения“, вышедшем в свет в марте 1912 г., — оказывать посильную помощь тем из любителей, которые, не удовлетворяясь простым рассматриванием небесных объектов, пожелали бы производить серьезные систематические наблюдения над ними»[596]. «Очень многие любители астрономии, — заявляли авторы обращения, — обладают вполне достаточными средствами для производства серьезных наблюдений, но не знают, как взяться за дело, и затратив время и силы, в конце концов не приходят ни к какому результату, а этот неуспех окончательно расхолаживает человека». Дабы предотвратить такой печальный результат, вновь созданное Бюро астрономических наблюдений, по словам его организаторов, «…взяло на себя задачу дать любителям вполне определенный, однообразный способ наблюдений, разработанный до мелочей». «Личная практика, а также указания и запросы наблюдателей, служили руководством при составлении инструкций», — добавляли они.
Вначале бюро состояло из трех секций: «Солнце и планеты», «Луна» и «Кометы». Впоследствии к ним добавилась секция «Переменные и падающие звезды»[597]. Первой по времени образования стала кометная секция. В 1911 г. члены секции, в состав которой вошли А. И. Ушанов, Д. О. Святский, А. А. Чикин, В. А. Казицын и В. В. Ястребцов, редактировали и рассылали анкетные листки и созданную немного позже подробную инструкцию «с разделением небосвода на 95 отдельных участков»[598]. По данным на 1 января 1912 г., в работах по отысканию комет согласилось принять участие 47 человек. Из них двое планировали проводить наблюдения невооруженным взглядом; 16 — с помощью бинокля; 24 — с использованием труб диаметром от 34 до 169 мм. Двенадцать наблюдателей предполагали делать фотоснимки во время наблюдений. Из сорока семи человек только 28 сообщили, что могут проводить наблюдения в течение всего года. Остальные по разным причинам предполагали ограничиваться отдельными месяцами. К 1 января 1912 г. было окончательно занято 24 участка неба.
Как следует из процитированного нами выше письма Н. М. Субботиной к Н. А. Морозову от 14 декабря 1911 г., Нина Михайловна, несмотря на выраженный скептицизм о возможных результатах подобной деятельности, стала одним из членов этой разбросанной по просторам Российской империи команды. Ее имя включено в «Список любителей астрономии, принявших участие в организованных наблюдениях Ц. Б. А. Н. при Р. О. Л. М.», опубликованный в том же первом номере «Известий РОЛМ» за 1912 г. В нем же указано, что наблюдения она вела с помощью 108-миллиметровой трубы и участвовала в работах по поиску комет[599]. Правда, уже в следующем по времени опубликованном списке любителей, участвовавших в организованных наблюдениях, имени Н. М. Субботиной нет[600]. Кажется, ее все-таки не очень привлекала «ловля» комет. Тем не менее сотрудничество Нины Михайловны с РОЛМ не закончилось.
На 29-м общем собрании членов РОЛМ, проходившем в конференц-зале С.‐Петербургской консерватории 30 января 1912 г., обсуждался проект нового устава общества. Во время обсуждения в разосланный заранее проект было внесено изменение, в прямом смысле слова потрясшее основы законодательных оснований существования научных обществ в России: «§ 7. П[ункт] а) изменить след[ующим] образом: „а) Действительными членами общества могут быть лица обоего пола, интересующиеся мироведением“»[601]. И хотя разные естественно-научные общества принимали женщин в свои ряды с 1864 г., когда юная Ольга Александровна Армфельд, впоследствии известная научному миру как О. А. Федченко, была избрана членом-основателем Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии в Москве, насколько нам известно, никогда еще ни одно общество империи специально не подчеркивало, что приглашает к участию в своей работе женщин.
Рис. 27. «Собака Жучка, Сережа, я в Собольках, 1912–1913 (1914?)». Подпись рукой Н. М. Субботиной (Домашний архив И. Куклиной-Митиной)
На 30-м общем собрании РОЛМ, проходившем 22 февраля 1912 г., среди имен лиц, выразивших желание стать членом РОЛМ, прозвучало и имя Н. М. Субботиной[602]. 14 марта 1912 г. Н. М. Субботина стала полноправным членом РОЛМ[603], внеся положенный членский взнос в размере 5 рублей. На следующий день, 15 марта 1912 г., она писала Н. А. Морозову: «Сейчас получила диплом от О[бщест]ва мироведения. Очень благодарю Вас и всех!»[604] Примерно в конце октября 1912 г. она снова писала Н. А. Морозову по поводу участия в деятельности РОЛМ: «Хочу завести наконец совместную работу с мироведами! Меня очень интересует их секция метеоров. Напишите им, пожалуйста, об этом со своей стороны!»[605]
Рис. 28. Собольки. Спуск к пруду. Декабрь 1912 г. (Домашний архив И. Куклиной-Митиной)
С этого времени имя Н. М. Субботиной начинает довольно регулярно появляться на страницах журналов и отчетов общества. 16 мая 1913 г. во время перерыва в заседании собрания астрономической секции РОЛМ Н. М. Субботина демонстрировала «тахистоскоп» — «…прибор, предназначенный для определения степени внимания и субъективности, которые наблюдатель вносит в наблюдение явлений, протекающих весьма быстро»[606]. Выступление Н. М. Субботиной не было первым сообщением, посвященным психологии астрономических наблюдений, представленным в РОЛМ. С. М. Селиванов[607] сделал доклад на тему «О психологии астрономических наблюдений» еще на втором заседании астрономической секции 3 октября 1912 г.[608] Отметив новизну и важность данного вопроса, он заметил, что влияния психологических факторов на точность астрономических наблюдений «…безусловно достаточно, чтобы вести к ошибкам и разногласиям, особенно, когда наблюдаемый объект лежит на границе видимости»[609]. Помимо теоретического интереса к данной теме, С. М. Селиванов видел и практическую необходимость ее изучения. «Вопрос о влиянии психологических факторов на результаты астрономических наблюдений — вопрос новый и почти совсем не разработанный. Помимо общего интереса, который представляет изучение этого влияния, для Р. Л. О. М. такая работа имела бы и специальный интерес — она помогла бы определить ценность астрономических наблюдений любителей, получаемых Центральным бюро астрономических наблюдений Р. О. Л. М.», — отмечал он[610].
Нина Михайловна, в свою очередь, давно уже интересовалась психологией вообще и психологией применительно к астрономии в частности. Еще 18 ноября 1907 г., когда она была занята своим так и не завершенным проектом, посвященным изображению созвездий у разных народов древности, она писала Н. А. Морозову о своем интересе именно к «психологии фигур созвездий»[611]. Через четыре года, 30 апреля 1911 г., она снова писала своему другу: «Увлекаюсь теперь изучением психологии…»[612]. В июле 1912 г., рассказывая об организации наблюдений потока Персеид в обсерватории в Собольках, Нина Михайловна добавляла: «Да, мы предварительно делали психологическое исследование глазомера наблюдателей для определения личных разностей, но пока трудно судить о выводах. Все же думаю зимой выступить с маленьким сообщением на эту тему»[613]. 12 сентября она вновь возвращалась к этой теме в письме к Н. А. Морозову: «Если бы можно было, я бы непременно кроме математического ф[акульте]та прошла бы еще медицинский. Сколько бы простора было для деятельности! Одна психология — простая и — сколько дает!»[614]
Таким образом, выступление Нины Михайловны в РОЛМ, посвященное психологии астрономических наблюдений, не было спонтанным. Секретарь собрания астрономической секции РОЛМ, состоявшегося 16 мая 1913 г., С. В. Муратов отметил в протоколе заседания: «Собрание благодарило докладчицу долгими аплодисментами и председатель[615] просил ее к осени подготовить более подробное изложение и постановку опытов»[616]. Нина Михайловна написала об этом событии Ольге Александровне Федченко: «Да, знаете что я в П[етербурге] сделала доклад? Первый в своей жизни. Записку прочел за меня председатель, а демонстрации и опыты проделала я, — с объяснениями, в к[ото]рых участвовал и Морозов. Затем председатель благодарил от лица собрания (на доске мелом!!), а потом публика хлопала, а мой экспансивный друг Морозов при уходе с заседания публично меня расцеловал!» И продолжила: «Было очень весело и совсем не страшно, я раньше волновалась и думала что струшу, как в музее Ал[ександра] III, когда писала небо зеленой краской, ибо публика смотрела на картину… С тех пор меня вымуштровали астрономы на разных вычислениях. А газета „Речь“ поместила отчет, но я его не читала. Ну вот, видите, я понемногу оживаю, и мне захотелось написать Вам об этом…»