[617]. Действительно, 19 мая (1 июня) 1913 г. газета «Речь» опубликовала следующую заметку: «На последнем заседании астрономической секции Русского общества любителей мироведения, 16 мая, членом общества Н. М. Субботиной был демонстрирован прибор тахистоскоп, примененный ею для исследования быстроты и точности зрительных восприятий и объема внимания у разных лиц при производстве ими наблюдений над падающими звездами. Этот прибор дает возможность определить личные систематические ошибки наблюдателя, интересные в психологическом отношении. Доклад Н. М. Субботиной был прочитан собранию председателем секции Г. А. Тиховым»[618]. Заметим, что на собрании присутствовало 24 человека[619], то есть оно было достаточно многолюдным и представительным. Сообщение об этом выступлении Н. М. Субботиной «Тахистоскоп и его применение в астрономии» попало в ежегодный отчет РОЛМ за 1913 г.[620]
Уже в ноябрьском номере «Известий РОЛМ» Н. М. Субботина поместила небольшую заметку, посвященную своим опытам с тахистоскопом[621]. Нина Михайловна достаточно подробно объяснила, что тахистоскопом называют прибор, который употребляется в психологических лабораториях «для исследования быстроты и точности зрительных восприятий и объема внимания»[622]. Указав, что первоначальная идея создания прибора была высказана Гельмгольцем, и объяснив, на каких принципах был основан прибор этого последнего, она сообщила о существовании также «школьного» тахистоскопа профессора Нечаева, объяснив принцип его работы. Далее она рассказала о своих опытах с этим прибором. «Прибор этот мы пробовали применить к исследованию точности астрономических наблюдений падающих звезд, — писала Нина Михайловна, — и для этого экспонировали небольшие карточки созвездий, напр[имер] Персея, Ориона, Льва, на которых между звездами были нанесены маленькие стрелки, изображающие путь метеора, по 1 стрелке на карту. Наблюдатель, помещающийся перед окошком тахистоскопа, имеет такую же карту неба и должен, заметив положение стрелки относительно звезд, нанести ее на свою карту»[623].
Н. М. Субботина отмечала, что экспонировалось 10 карточек и что в начале опыта была установлена максимальная скорость зрительного восприятия, при котором еще не страдала точность воспроизведения. По мнению Субботиной, «Такая скорость — неизменное условие психологического эксперимента», и она ему строго следовала. В результате Нина Михайловна получила, по ее мнению, предварительные результаты опытов, «из которых можно вывести личные систематические ошибки наблюдателя». Она писала: «У одних это оказываются ошибки по направлению, у других преобладают ошибки координат, третьи отклоняются влево или вниз и т. д. Наконец, у некоторых совершенно не получается радианта». «Конечно, — отмечала Н. М. Субботина, — эти выводы еще очень недостаточны, и картина явления, получаемая с тахистоскопом, далека от полной аналогии с астрономическим наблюдением, но мы намерены идти дальше и ставить новые опыты ближе к природе. Мы имеем только наши первые попытки определения психологических ошибок таких наблюдений и приглашаем всех желающих участвовать в наших опытах на собраниях астрономической секции Р. О. Л. М.»[624]
Эта тема исследований была продолжена Н. М. Субботиной и впоследствии. В 1914 г. она опубликовала в «Известиях РОЛМ» статью «О психологии наблюдателя и психологических наблюдениях во время солнечного затмения»[625], о чем мы скажем подробнее далее. Эта же проблематика до известной степени затронута ею в отчете о наблюдении полного солнечного затмения 8 августа 1914 г., также опубликованном в «Известиях РОЛМ»[626].
Возвращаясь к участию Нины Михайловны в деятельности РОЛМ в 1913 г., отметим, что в ноябрьском же номере «Известий РОЛМ» 1913 г. была опубликована еще одна ее статья, посвященная на этот раз наблюдениям кометы Галлея, включавшая зарисовки кометы, сделанные Н. М. Субботиной[627].
«Отчет Русского общества любителей мироведения за 1913 г.» сообщал также, что Н. М. Субботина была в числе любителей астрономии, доставивших в Центральное бюро астрономических наблюдений в 1913 г. «Рисунки, фотографии и наблюдения»[628].
И, наконец, ноябрьский номер «Известий РОЛМ» 1913 г. в разделе «Хроника» извещал: «От секции падающих звезд Бюро астрономических наблюдений. На собрании Астрономической секции 14 октября член общества Н. М. Субботина изъявила желание взять на себя заведывание секцией падающих звезд и болидов, вследствие чего Бюро астрономических наблюдений просит наблюдателей все сообщения относительно падающих звезд адресовать непосредственно ей…»[629]. Как пишет В. К. Луцкий: «Многие любители откликнулись на призыв наблюдать метеоры (отделом до 1914 г. руководила Н. М. Субботина, передавшая РОЛМу весь личный архив наблюдений с 1901 г.)»[630].
Отчет РОЛМ за 1913 г. упоминает об участии Нины Михайловны Субботиной в работе XIII Съезда русских естествоиспытателей и врачей[631] — последнем предвоенном смотре российской науки. После 1914 г. жизненные обстоятельства, к сожалению, вынудили Нину Михайловну отойти на время от научных занятий. Некоторые из научных связей оказались оборванными, в том числе и связи с РОЛМ. В списке членов общества за 1916 г. имени Н. М. Субботиной нет[632]. Однако с возвращением мирной жизни восстанавливались и порванные связи, и в 1927 г. «Список членов Русского общества любителей мироведения» сообщал, что среди его действительных членов состояла «Субботина, Нина Мих[айловна]. Л[енинград], улица Красных Зорь, 65, кв. 16. Астрон[ом]»[633].
Вообще же 1913 г. выдался у Нины Михайловны очень занятым — в хорошем смысле слова. 28 ноября 1913 г. она написала К. А. Морозовой, посылая к ней с поручением вместо себя сестру Олю и извиняясь за то, что давно не виделись: «Я совсем замоталась со своей астрономией»[634].
XIII Съезд русских естествоиспытателей и врачей
Но в 1913 г. мысли Нины Михайловны были заняты не только сотрудничеством с РОЛМ. В этом году планировалось проведение очередного, XIII Съезда русских естествоиспытателей и врачей, который очень ее интересовал.
Съезды русских естествоиспытателей и врачей представляли собой одно из наиболее ярких и выдающихся явлений научной жизни России второй половины XIX — начала ХХ в., собирая на своих заседаниях цвет российской науки своего времени. Первый Съезд русских естествоиспытателей открылся 28 декабря 1867 г. в большой зале С.‐Петербургского университета. С этого дня и вплоть до 24 июня 1913 г., когда завершилось последнее заседание XIII Съезда в Тифлисе, съезды русских естествоиспытателей и врачей собирались регулярно с перерывами в два-три года (за некоторыми исключениями), демонстрируя удивительный и имеющий очень мало прецедентов в истории нашей страны пример самоорганизации научного сообщества. Съезды позволяли ведущим ученым страны и совсем молодым исследователям выступать с докладами о своих идеях и разработках. Они также позволяли людям, часто в своей повседневной жизни работавшим в областях, далеких от науки, однако являвшимся ее любителями и приверженцами, а также профессиональным ученым, жившим в разных концах огромной страны, собираться вместе, обмениваясь новейшими достижениями в области естественных наук, назревшими проблемами, требовавшими разрешения, планами будущих научных исследований. Они позволяли людям, не имевшим юридического права на работу в научных или высших учебных учреждениях Российской империи, каковыми являлись, например, все женщины вплоть до 1911 г.[635], ощутить себя полноправными членами научного сообщества. Количество участников съездов постепенно увеличивалось, так же как постепенно увеличивался процент женщин-участниц.
Н. М. Субботина участвовала в работе XII Съезда, проходившего в Москве в 1910 г.[636] Об этом не сохранилось никаких данных, кроме того, что она участвовала в работе секции «математики, механики, астрономии» и секции «физики». Л. Д. Костина упоминает об этом факте биографии Н. М. Субботиной, но также без каких-либо подробностей[637]. Но вот следующего, XIII Съезда, планировавшегося в Тифлисе, Нина Михайловна ждала с нетерпением. «И вы помните ведь, что в августе 1913 г. будет съезд Естествоиспытателей и врачей в Тифлисе (с 12 до 23-го) со многими интересными геологическими экскурсиями, на который мы собирались с Вами. Он ведь отложен был на год — как раз точно для Вас, и я надеюсь попасть на него с вами и Кс[енией] Ал[ексеевной]![638] Как бы чудесно было!!» — писала она Н. А. Морозову 12 сентября 1912 г.[639] Через полгода, к весне 1913 г., эти планы все еще оставались актуальными. Во всяком случае, 23 марта 1913 г. Нина Михайловна писала С. К. Костинскому: «Как раз собиралась на днях в Пулково. Дело было только за Н. А. Морозовым, т[ак] к[ак] мы хотели ехать вместе, но он так поглощен своими работами, что не мог выбраться. Очень я за него рада, что заключение ему не повредило и он все такой же милый, бодрый и довольный, как прежде! Собираемся мы с ним летом на съезд, на Кавказ. А м[ожет] б[ыть] и Вы поедете? Какие чудные экскурсии можно устроить!»