<…> узнав все это, собрал в кофейной обитателей двух деревень и на местном наречии прочитал им лекцию о затмении, делая упор на то, что приехавшие ученые девушки должны считаться гостями, которых необходимо всячески оберегать. Отчасти его слова подействовали, и до затмения решили нас не трогать. Но проходя через поселок, мы замечали, что женщины прятали от нас за спину своих ребятишек, оберегая их он нашего „дурного глаза“»[716].
Вершина горы Кундур-Тепе, выбранная для проведения наблюдений Н. М. Субботиной, вполне подходила для этого, но не ее практическая «пригодность» больше всего поразила Нину Михайловну Штауде, а удивительная красота этого места. Н. М. Штауде описывает ее следующим образом: «Вершину Кундур-Тепе нашла сама Н[ина] М[ихайловна], а мы (Соловская, Абрамова и я) поднялись на нее уже под вечер. Вид там открыт только на сев[еро]-зап[ад], север и северо-восток, но зато он долго не забывается. Несмотря на то, что уже темнело и мы легко могли сбиться с дороги или свалиться в пропасть на обратном пути — мы все же не могли удержаться от искушения подняться на вершину Казанчика; подъем довольно крутой — градусов 50 к горизонту, кончается острым утесом, который с другой стороны обрывается вертикальной стеной в сторону Чолок; это та самая гора, которая должна была нам служить экраном для бегущих теней. Еще будучи на Чолках мы заметили, как много орлов кружится около этого утеса. Сидеть теперь в сумерках на орлином утесе и смотреть вниз — не в пропасть, это слишком головокружительно, — а в долину реки Отузы с татарскими домиками, где один за другим начали зажигаться огни, это так красиво, внутренне — красиво, что трудно описать. Какое-то совсем особенное настроение, спокойное, ясное и именно „возвышенное“. Как странно, что простое удаление от поверхности земли может так действовать»[717].
Между тем приготовления к затмению шли своим чередом. 4 августа начали-таки строить столбы, необходимые для установки инструментов, причем как на горе Кундур-Тепе, так и на погосте, выбранном Н. М. Штауде. В тот же день к экспедиции присоединился профессор Л. А. Сопоцько «привезя с собой барограф, термограф, два хронометра, универсал и 5-дюймовый рефрактор с камерой Цейса для фотографирования короны»[718]. 5 августа приехал из Новочеркасска командированный Донским обществом любителей астрономии Д. Т. Иванов[719].
Задачи наблюдения, намеченные для себя Ниной Михайловной, пришлось корректировать из-за отсутствия приборов, на которые Нина Михайловна рассчитывала. «Для себя лично я рассчитывала получить для наблюдений поляризационные приборы, — писала она в отчете, — но письмо Токмачева, извещавшее, что я могу их взять у него в Феодосии, в экспедиции Главной физич[еской] обсерватории, пришло только 8 авг[уста] после затмения! Я ограничилась определением контактов и длительности полной фазы с хронографом Эриксона и 4″ трубой, причем солнце наблюдалось на специально построенном экране, род камер-обскуры (испытанном на затмении 1912 г.)»[720]. Действия Нины Михайловны во многом определялись опытом ее предыдущих наблюдений: «Окулярными наблюдениями с 4″ трубой я боялась испортить чувствительность глаза, сильно пострадавшую в Испании, на затмении 1905 г.: я тогда вначале вовсе не видала короны, а теперь длительность была в половину меньше и надо было беречь глаза, чтобы увидеть слабые лучи короны. Для них я приготовила призматический бинокль, увелич[ением] 8 раз при большой светосиле и поле зрения. Опыт испанского затмения и наблюдений кометы Галлея мне как бы говорил, что внешняя корона будет видна отчетливее именно в бинокль, а не в трубу. 3″ трубу Цейсса с красным светофильтром для наблюдения первого появления протуберанцев я передала Нунчевой, а бинокль, увелич[ением] 12, — Соловской, для рисования короны»[721]. Роли еще двух участниц были распределены следующим образом: «М. Н. Абрамова должна была подняться на самую вершину Казанчика и „поймать лунную тень“, а наша хозяйка Л. В. Маркс — наблюдать в долине. Для нее мы приготовили большие вертикальный и горизонтальный экраны для теней и термометр»[722]. Нина Михайловна также сделала следующие приготовления: «Для наблюдения бегущих теней я вбила на Кундур-Тепе в землю ряд белых столбиков, — перил разрушенной террасы — для масштаба, разостлала и укрепила на земле 3 большие простыни, ориентированные по солнцу для момента затмения. Там же лежала полоска цветов спектра, компас для наблюдения направления теней и стоял флагшток. Мой инструмент находился близко и я надеялась бросить взгляд на тени, если они не пробегут слишком быстро!»
Рис. 32. Лагерь Н. М. Субботиной. «Затмение 1914 г. 8 августа, г[ора] Кундур-Тепе. Экспедиция РАО. (Завед[ующие] Субботина и Штауде» (Архив РАН. Ф. 641. Оп. 6. Д. 269. Л. 1)
Таким образом, вся командная работа была выполнена: места для наблюдений выбраны и подготовлены; члены экспедиции собраны вместе; задания между ними четко распределены, так же как распределены необходимые для выполнения этих заданий инструменты; сами инструменты установлены, проверены, перепроверены и готовы к работе. Казалось, учтено все что только можно. Оставалось ждать часа Х, надеяться на хорошую погоду и на то, что каждый участник справится со своей частью работы.
«8 августа утро было чудное, ясное, — писала впоследствии Н. М. Субботина в статье, опубликованной в „Известиях РОЛМ“ в 1905 г. — Сильный ветер, дувший всю ночь, затих, но к 10 h у[тра] начали появляться облака. В 12 h, закончив приготовления и раздав всем желающим цветные стекла, мы поднялись в лагеря. К 12 h все было готово, торжественная минута близилась, но набежали большие облака и солнце закрылось! Момент 1-го контакта пропал и у нас, и на Погосте[723]. С гор было видно, что кое-где в долине ярко светило солнце и быстро бежали светотени облаков. У нас прояснилось в 12 h 31 m 16 s, когда скрывалась последняя маленькая серая пора солнечного пятна. Убывания света еще не замечалось»[724]. В отчете Нина Михайловна подробно — по минутам — приводит ход наблюдения, перечисляет свои действия и впечатления. Приведем здесь ее описание событий с момента II контакта:
Медленно и плавно последний луч прячется между лунных гор, хромосферы не видно — наступил II контакт! Нажимаю хронограф и пускаю счетчик. Сердце бьется усиленно. Быстро осматриваюсь: светят Меркурий, Венера, α Leonis, небо на востоке, у горизонта, между гор, голубовато-зеленое, очень светлое; на NW, за деревней, палево-желтое; весь север розово-фиолетовый: и небо, и горы, и часть долины, и над ними неподвижно висят маленькие кучевые облака. Остальной горизонт скрыт горами. У зенита и около солнца небо сине-стальное; полной темноты нет, гораздо светлее чем в Испании, зажженные фонари совсем не нужны. Пониженье неба незначительно. Корона вспыхнула почти разом: сначала я увидела внутреннюю, очень яркую, но вслед за ней заметила длинные сияющие лучи внешней короны. Схватываю бинокль. Пять длинных серебристых лучей, в виде трех отдельных потоков тянутся на 2 ½–3 диаметра луны; три восточных длиннее, два западных короче. Края потоков гораздо ярче и отчетливее средин как хвосты комет. Верхний восточный луч, тонкий и длинный, резко поднимается кверху — не зависит ли он от большого пятна? — Четыре другие тянутся вдоль экватора, у полюсов много коротких веерообразных ярких лучей, все лучи удивительно резки и прозрачны. Густого белого тумана короны 1905 г. почти нет. Вид короны очень напоминает снимок Костинского 1896 г., только она еще длиннее и красивее. В темном пространстве, отделяющем верхний луч от 2-х нижних, светится α Leonis. Она видна гораздо отчетливее, чем при Луне, но кажется бледнее: я ее наблюдала в Крыму в мае 1910 г. очень близко от луны в первой четверти и запомнила яркость, так как сравнивала звезду с кометой Галлея. Оглядываюсь еще раз — вся земля словно заснула: точно замок Спящей Царевны, горят и живут одни звезды. Внезапно корона розовеет, алое сияние на SW краю ее разгорается все ярче и ярче, серебристые лучи исчезают… 2–3 секунды — и прорывается ослепительно яркий солнечный луч! 3-й контакт. Останавливаю счетчик. Как прекрасны были эти мгновенья и как коротки. Счетчик показывает всего 108s 2, в точности по вычислению Ф. Ф. Витрама[725]. Рисую корону, делаю отметки, получаю отчеты добровольцев. Быстро светает, задул снова ветер, вот и Абрамова спускается с горы. Но все то же чувство восторга и глубокого душевного удовлетворения!.. 4 h 25 m 16s 7. Четвертый контакт. Небо чисто, очень ярко для глаз[726].
Рис. 33. Солнечная корона. 8 августа 1914 г. Рисунок Н. М. Субботиной (Архив РАН. Ф. 641. Оп. 6. Д. 269. Л. 2)
В отчете Н. М. Штауде очень подробно приведены результаты работы той части группы, которая наблюдала затмение вместе с ней на «Погосте». Нина Михайловна, в свою очередь, подвела некоторые общие итоги экспедиции, включив в них собственные наблюдения по вопросам, которые особенно интересовали ее. В статье она приводит данные о наблюдении протуберанцев; обработке контактов; о падении и повышении температуры в точках наблюдения и в долине; показаниях барометра; наблюдении бегущих теней. Однако она особо останавливается на различиях в наблюдениях, вызванных, если можно так сказать, различиями в наблюдателях. Так, она пишет: «Ряд полученных рисунков короны, помимо индивидуальных различий, показал еще различия, зависящие от условий наблюдения и инструментов. Так, например, Штауде, которая рисовала и наблюдала в 3″ трубу и глазом нашла, что корона была видна всего лучше именно в трубу — поразительно ясно и отчетливо, со многими деталями; глазом отдельные лучи она проследила по 4 диаметрам луны. Нунчева, по наблюдениям простым глазом, отметила только сравнительно короткие лучи средней короны; я и Соловская, наблюдавшие в бинокли, дали совершенно различные рисунки!»