[740]. В 1914 г. Карадагской экспедиции ВЖК повезло. Возможно, это была награда высших сил за едва не случившуюся гибель во время наводнения, не менее реально возможную гибель от рук напуганных местных жителей, очень реальный страх быть поглощенными военным хаосом и проявленную несмотря на все это непоколебимую преданность своему делу.
Как бы там ни было, по возвращении в С.‐Петербург участницы удачной экспедиции ВЖК оказались в центре внимания научного сообщества. А. Г. Суслов пишет в статье по истории петербургских студенческих кружков: «Наблюдения затмения 8 августа 1914 г. прошли по сокращенной по сравнению с первоначально задуманным широким планом программе: вместо предполагавшихся трех экспедиций в Ригу, Киев и в Крым осуществилась из-за разразившейся летом 1914 г. войны с Германией только Крымская. Но погода благоприятствовала маленькой группе наблюдательниц, а предварительная подготовка и присутствие среди них опытной в наблюдении затмений Н. М. Субботиной дали возможность получить и хорошие снимки короны, и цветной рисунок ее, и данные о бегущих тенях и других сопутствующих явлениях. Между тем большие экспедиции, русские и заграничные или потерпели неудачу из-за облаков или не состоялись вовсе. Таким образом, наблюдения кружка в деревне Отузы близ Кара-Дага в Крыму неожиданно оказались в центре внимания научной общественности, и доклады об этих наблюдениях на заседаниях Русского общества любителей мироведения и Русского астрономического общества прошли с большим успехом. Особенно высокую оценку этим работам астрономического кружка ВЖК дал С. П. Глазенап»[741].
Надо сказать, что не все историки астрономии оценивают Карадагскую экспедицию столь же высоко, как А. Г. Суслов. Например, В. К. Луцкий в известной монографии «История астрономических общественных организаций в СССР (1888–1941 гг.)», рассказывая об организации наблюдения затмения Русским астрономическим обществом, вполне согласен с выводом о том, что наблюдение затмения фактически было сорвано из-за начавшейся войны, однако в отличие от А. Г. Суслова он не придает значения успеху маленьких и относительно слабо оснащенных экспедиций. «На август 1914 г. были намечены <…> четыре экспедиции — в Трапезунд (Турция), в Киев, близ Вильно и на Аланские острова для наблюдения предстоящего полного солнечного затмения. Однако начавшаяся мировая война не дала возможности провести наблюдения солнечного затмения по намеченной программе, — пишет он. — Только нескольким из членов РАО удалось наблюдать затмение — это Н. М. Штауде, <…>, Н. А. Смирнову, Н. М. Субботиной и некоторым другим. Экспедиции эти были малочисленны, плохо оснащены и серьезного научного значения не имели»[742].
Однако современники придерживались другого мнения. Н. М. Штауде упоминает в автобиографии: «Описание <…> затмения и наших приключений было доложено на заседании Русского астрономического общества М. Н. Абрамовой (от имени Н. М. Субботиной) и мною. Председательствовавший Сергей Павлович Глазенап в заключительном слове отозвался с большой похвалой о нашей работе»[743]. Н. М. Штауде также выступала с докладом на общем собрании РОЛМ 30 сентября 1914 г. И, как мы упоминали ранее, РОЛМ опубликовало подробнейшие отчеты о работе экспедиции и Н. М. Штауде, и Н. М. Субботиной.
В общем и целом Нина Михайловна была довольна поездкой несмотря даже на все пережитые приключения. Об этом можно судить по ее письму Н. А. Морозову от 3 декабря 1914 г.: «Недавно я была в П[етербурге] и искала Вас, но никто ничего не мог мне сказать: приезжала я для доклада о затмении. Ужасно жаль, что Вас не было с нами в Крыму — масса интересных приключений в стиле Жюль Верна, к[ото]рые Вам бы наверно понравились! Прочтите доклад Штауде в Изв[вестиях] Р. О. Л. М.»[744].
Глава 8. Первая мировая война
Смерть отца
Начавшуюся войну, однако, нельзя было просто проигнорировать, как это сделали девушки во время наблюдения затмения. Постепенно она стала играть главную роль в жизни людей и, наконец, необратимо изменила судьбы многих из них. Субботины не стали исключением. Однако положение их семьи начало меняться еще до этой национальной трагедии. Ранняя, преждевременная смерть главы семьи, Михаила Глебовича Субботина, не только причинила глубокое горе его родным и близким, но и пошатнула финансовое благополучие семьи, что постепенно привело к изменению повседневного образа жизни. И, конечно, больше всего эти изменения к худшему сказались на женской части семьи, никогда ранее не имевшей работы и не имевшей надежды получить оплачиваемую работу, кроме, пожалуй, самой младший сестры — Оли Субботиной, которая, правда, была еще слишком молода для этого.
Здоровье главы семьи Субботиных, отца Нины Михайловны Михаила Глебовича Субботина, к сожалению, пошатнулось очень рано. Его болезни очень беспокоили и волновали братьев и сестер Субботиных, накладывая тревожный отпечаток на их жизнь. Упоминания о проблемах со здоровьем М. Г. Субботина появляются в письмах членов семьи уже в 1906 г. Весной 1906 г. мужская часть семейства Субботиных собиралась в заграничное путешествие, в то время как Нина Михайловна планировала отправиться в Крым. 21 марта 1906 г. Сергей Субботин писал Борису Федченко об их планах: «Милый Боря! Кажется попадем заграницу раньше тебя. Ибо в этот четверг едем в Севастополь (билеты взяты), папа, Ебро[745], Нина и я, а оттуда без Нины в Константинополь, Афины и Корфу, далее пока не выяснено, может быть вернемся через Италию»[746]. Но, видимо, во время поездки случилась беда и Михаил Глебович серьезно заболел. 7 июля 1906 г. Сергей Субботин вновь писал Борису Федченко, на этот раз уже из Карлсбада: «Дорогой Боря! <…> К сожалению, повидаться с тобой в Берлине 17–20 вряд ли придется, т[ак] к[ак] папа в конце концов получил острый желудочный катар, который даже грозил перейти в воспаление кишок, и оставить его здесь одного вряд ли будет удобно…»[747].
Рис. 34. «Счастливые года, очарованные дни. В Собольках под вековыми липами. Июнь 1911 г. Ольгин день». Н. М. Субботина третья слева (Домашний архив И. Куклиной-Митиной)
Осенью 1906 г., точнее 4 октября 1906 г., Нина Михайловна так писала о лете 1906 г. своему другу Н. А. Морозову: «У нас это лето прошло очень тревожно — был болен мой папа и мы страшно волновались, потом ему стало лучше и мне удалось 1 месяц поработать в Москве у профессора, но вот сейчас папа опять свалился! Мы все ужасно встревожены!»[748] Болезнь опять оказалась серьезной. На следующий день, 5 октября 1906 г., Сергей Субботин писал Борису Федченко: «Мечтам о поездке в Можайск не суждено сбыться, так как папа опять расхворался и лежит в постели. Сегодня утром температура была 39 а днем дошла до 40,2, очевидно повторяется то же, что было в Собольках. Немедленно позвали Яновского и Штейна, которые и были сегодня даже по два раза. Положение папы очень серьезное и мы все страшно беспокоимся. Пишу сейчас на своем ночном дежурстве, от 12 до 3, а затем разбужу Игоря[749], который залег с 8 вечера спать. Завтра пригласили на консилиум проф[ессора] Федорова (кот[орый] был раньше в Москве), который и будет у нас около 4 часов. Федорова считают первым специалистом по почечным болезням, но мы его все очень боимся, т[ак] к[ак] он хирург и следовательно, раз Яновский настоял на его приглашении, дело серьезное. По всему сему видишь что побывать у тебя на этих днях не придется, а потому, будь такой милый зайди к нам до отъезда»[750].
Однако в тот раз все обошлось благополучно. В ноябре 1907 г. М. Г. Субботин заболел снова, заставив волноваться всю семью. Нина Михайловна подробно рассказывала об этой болезни своей подруге — М. А. Островской-Шателен. Ситуация была такой тяжелой, что несколько дней ее не пускали к отцу. «Раньше к папе никого кроме доктора не пускали — даже меня и Олю[751] — т. к. мы папу волновали!» — писала она[752]. Весной 1908 г. в письмах братьев и сестер Субботиных снова появляются известия о болезни отца. 29 мая 1908 г. Сергей Михайлович Субботин писал О. А. Федченко: «Мама отложила свой приезд (в Собольки. — О. В.) и, кажется, собирается теперь в конце будущей недели. Нина ездила на три дня гостить к Екатерине Павловне (Мушкетовой. — О. В.) в Райволу. Хочется очень на воздух, в Собольки, в Ольгино, но нельзя пока оставить папу, он еще очень медленно поправляется и то очень неустойчиво»[753]. Но положение опять выправилось, к всеобщему облегчению: «Многоуважаемая Ольга Александровна! — писал Сергей Субботин О. А. Федченко 7 июня 1908 г. — Сегодня наконец проводили нашу дамскую компанию в Собольки — уехали Нина, Оля, Альберта Ягидовна и мама, но она только на несколько дней, а затем хочет опять вернуться сюда. Папа, чтобы не сглазить, чувствует себя хорошо и в этот понедельник собирается переехать домой на Николаевскую, а затем и в Собольки»[754]. Через неделю, 14 июня 1908 г., Нина Михайловна сообщала Н. А. Морозову: «10-го папа вышел из больницы, а я поехала в Собольки подготовить все для него, но такие дожди все время, что нет никакой возможности везти его сюда — доктора его посылают сюда при условии, если здесь не сыро, а теперь сырость ужасающая, папа же еще так слаб, что устает, если пройдет из 1 комнаты в другую и больше лежит в постели. Хотелось бы его везти прямо в Крым, но он еще слаб для этого.