<…>[977], частью те же, а частью другие, все пригодятся, т[ак] к[ак] будем сеять еще в трудовой колонии. Напишите на бумажке, сколько все будет стоить: семена и книга, я представлю в отдел для уплаты. Еще раз спасибо Вам, милая, за Ваши хлопоты: без них ничего бы у нас не вышло»[978].
Эпидемиологическая ситуация в регионе была тяжелой. Каких-либо лекарственных препаратов в пределах досягаемости не существовало, продуктов не хватало; неудивительно, что завод отнесся к усилиям Субботиной с благодарностью. Нине Михайловне пришлось заниматься делами, очень далекими от любимой астрономии. Буквально одной фразой она охарактеризовала этот период жизни в своих кратких воспоминаниях: «Устройство школьных колоний, обслуживание голодающих крестьян, хлынувших в [19]19–[19]20 г. из Самарской губернии на заработки в наши края»[979].
Народ из окрестных деревень искал убежища в Сормове. Это создавало немало проблем. Нина Михайловна, конечно, не могла остаться в стороне. Впоследствии она писала: «Вспоминаю, как я ходила к нашему красному директору и доказывала: „Мы — рабоче-крестьянская республика! Крестьяне хлынули к нам, спасая своих детей и стариков. Простите меня, что я, не спрашивая разрешение инженера, упросила заведующего пустить обогреться детей в машинную станцию: они приехали издалека, ночью высадились с парохода на берег и продрогли под осенним дождем“. И директор т[оварищ] Курицын[980] понял, распорядился поместить всех в бараке для рабочих и дать им талоны в заводскую столовую»[981].
Вообще в это время Субботина много работала с детьми. Новый для нее вид деятельности Субботину не смутил и не испугал: существовала необходимость, и она делала то, что было нужно. «А тут началась эпидемия, — вспоминала она. — На заводе лекарств не было. Пришлось организовать экскурсии с детьми за лекарственными травами и цветами, за ягодами для аптек. Тот же директор (В. И. Курицын. — О. В.) давал нам пароходик за Волгу, и мы целые мешки привозили в аптеку и валерьяны, и полыни, собирая их на высокогорном берегу Оки. Давал нам т[оварищ] Курицын и паровоз с вагоном для поездки в лес за ландышами и ягодами. Все, что мы привозили, было полезно больным, да и голодные детишки набивали себе рты малиной, паслись на чернике и других ягодах. Пусть наша работа была каплей воды, но и она пригодилась наравне с моей работой по астрономии и сормовским кружком»[982]. Коротко и скупо охарактеризована эта деятельность Субботиной в справке, выданной ей Сормовским отделом народного образования: «Летом [19]20–[19]21 гг. Н[ина] М[ихайловна] работала в детколониях СОНО по сбору трав с детьми и объяснению зв[ездного] неба с телескопом, а в [19]22 г. за отсутствием колоний устраивала шк[ольные] экскурсии в окрестностях Сормова (ботанич[еские] и фенологич[еские])»[983].
Конечно, даже в таком занятии Нина Михайловна не могла обойтись без научных наблюдений. И не могла не привлечь к этим наблюдениям своих подопечных. Тем более что целая группа ученых и вновь созданная единая трудовая школа поддерживали ее в этом стремлении. В 1920 г. в составе Российского гидрологического института предполагалось создать «Учебно-популяризационную часть»[984]. В конечном итоге, однако, после нескольких заседаний и обсуждений появился и начал работать Комитет по организации школьных наблюдений над природой, в работе которого принимал участие целый ряд учреждений и организаций[985]. Первый пункт «Положения» о комитете формулировал смысл его деятельности следующим образом: «В целях развития среди массы населения интереса и подготовленности к изучению природы, как основы рационального государственного и местного хозяйств, а также для получения массового наблюдательного материала для последующей его научной разработки, в единой трудовой школе организуются Отделом единой трудовой школы Наркомпроса под научным руководством высших ученых учреждений Республики систематические простейшие наблюдения над природой»[986].
Н. М. Субботина официально работала в Сормовском отделе Наркомпроса. Новое начинание касалось ее напрямую, тем более что среди членов комитета, который окончательно сформировался в ноябре — декабре 1920 г., было немало ее хороших знакомых и даже близких друзей, в том числе, например, Б. А. Федченко[987]. В работе комитета кроме Российского гидрологического института собирались участвовать представители других научных учреждений. Согласовывалось, какие именно наблюдения желательно проводить в школах, кто будет составлять соответствующие программы и прочее: «На совместных собраниях с представителями Московских учреждений были заслушаны и одобрены перечни элементов, над которыми желательно организовать наблюдения в школе. Такие перечни представлены: по гидрологии — Российским Гидрологическим институтом; по астрономии — Русским Обществом любителей мироведения; по ботанике — Главным Ботаническим садом; по световым явлениям в атмосфере — проф[ессором] П. И. Броуновым[988]; краткая программа метеорологических наблюдений — Главной физической обсерваторией»[989]. Было запланировано создание 11 программ по различным научным дисциплинам, некоторые из них почти мгновенно составлены и представлены на рассмотрения комитета. Прежде всего программа по астрономии, представленная РОЛМ, и собственно гидробиологическая. Для фенологических наблюдений комитет решил рекомендовать использовать брошюры отца отечественной фенологии, посвятившего многие годы сбору и анализу фенологических наблюдений, создавшего целую сеть наблюдателей, Дмитрия Никифоровича Кайгородова[990]. Также были составлены и отпечатаны тиражом 70 000 экземпляров анкеты для наблюдения половодья, которые планировалось разослать по школам России[991]. Наркомпрос официально утвердил «Положение» о комитете и даже выделил некоторые средства для его работы[992].
Нина Михайловна, разумеется, не стала дожидаться, пока кто-то пришлет ей готовые программы наблюдений. Она разработала свои. Как отмечено в справке Сормовского отдела народного образования: «Выработанные ей программы по сбору лек[арственных] трав и фенологическим наблюдениям СОНО распространяло по школам и колониям, для руководства, что имело практический результат — собранные травы поступали в аптеку, и в эпидемию малярии 1921 г. полынь, в отсутствие хины, поддержала силы больных. Фенологические наблюдения, собранные Н[иной] М[ихайловной], отсылались ей в П[етербург], зав[едующему] сетью проф[ессору] Кайгородову»[993].
Субботина также принимала участие в наблюдениях за разливом Волги по программе Гидрологического института. «По просьбе Гидрологического института велись наблюдения над разливом Волги весной 1921–[19]22 г.», — бесстрастно сообщает справка отдела народного образования[994].
Одним словом, несмотря на все житейские трудности, несмотря на потерю обсерватории, Н. М. Субботина сумела сохранить свой оптимистический взгляд на жизнь, неуемную энергию и стремление работать. Через много лет, в 1958 г., Нина Михайловна вспоминала о своих сормовских занятиях в письме к коллеге-астроному А. Н. Дейчу. Она рассказывала ему об отношениях с С. К. Костинским, о том, как пригодились его советы в ее новой работе: «…советы его я сохраняла д[о] с[их] п[ор], особенно на работе в провинции, на Сормовском заводе (1917–1926 г.), в качестве астронома-наблюдателя [Политпросвета] С[ормовского] завода. Должность эта считалась тогда как нечто универсальное: астроном должен был знать и уметь все! Разыскивали мы беспризорных, устраивали интернаты и школьные колонии, собирали для завода лекарственные травы — аптеки были пусты, а больных насчитывалось до 12 000 в год — тиф, малярия, туб[еркулез], но рабочие хотя падали у станков, а героически трудились! Приходилось работать „ин экстензо“[995], и ездить в разные командировки (Ленинград и Москву), даже на съезды по эксперим[ентальной] психологии и Бот[анический] сад за семенами для нашего огорода и аптеки». «Горжусь, что мне доверяли, зная моих покойных отца и брата-металлурга, ученика знаменитого Чернова, плавившего броню и легиров[анные] стали. Он и погиб на посту, — продолжала Н. М. Субботина. — Горжусь теми удивительными годами!» Здесь же она рассказывала о работе своего (сормовского) астрономического кружка: «В Сормове удалось нам организовать астро-кружок, построить две трубы силами школьников, прибавить мои две трубы 108 мм и 95. Вели мы с ними наблюдения! Теперь они (астрономические трубы. — О. В.) у пионеров…»[996].
«Попала <…> в самую кипень жизни…» Способность Нины Михайловны адаптироваться к изменяющимся условиям, способность создать новую, интересную, полную смысла жизнь из обломков жизни уничтоженной поражает воображение. Похоже, это свойство было присуще всем братьям и сестрам Субботиным. Несмотря на потери и на разразившийся в стране хаос, они пережили бурные революционные годы, не растеряв друг друга, своих друзей и даже «свое имущество», воспринимая, как иногда кажется, происходившее как одно большое приключение. Например, Сергей Михайлович Субб