[1106]. Была ли эта просьба удовлетворена, остается неизвестным. Немного раньше Субботина писала об этом же своему наставнику С. П. Глазенапу, поздравляя его с присуждением звания «Герой труда»: «Минуло уже 33 года нашему с Вами знакомству и Вашему доброму руководству моими первыми шагами в Астрономии! С 6/17 XI 1899 я наблюдала Леониды — по Вашим указаниям и вот, теперь снова готовлюсь их наблюдать! Погода тогда нам помешала первые 4 ночи; удастся ли что-ниб[удь] увидеть теперь? Сегодня я послала в Ашхабад карту неба и подробную инструкцию в Научный институт — моему брату (заместителю директора Ин[ститу]та)[1107]; с просьбой попытаться организовать эти наблюдения среди сотрудников их экспедиций и на местной метеорологической станции. Как будет мне приятно — если удастся предоставить Вам снова такой материал! — и продолжала: — Не сообщите ли устраиваются ли кем-нибудь такие наблюдения в Л[енинградской] области и вообще в РСФСР? Чувствую себя в полном разобщении с другими научными работниками после закрытия РАО[1108] и жду с нетерпением организации Единого Астр[ономо]-геодезич[еского] об[щест]ва! Из Москвы о нем ничего не отвечают! Состоится ли наш съезд весной?»[1109]
Повседневная жизнь Субботиных постепенно наладилась и вошла в привычную благополучную колею, не без потерь и не без трудностей, конечно. 13 мая 1927 г. умерла Надежда Владимировна Субботина, мама Нины Михайловны[1110], а летом 1932 г. ушла из жизни сестра мамы, их тетя, последняя из сестер Соколовых, Варвара Владимировна. Н. М. Субботина с грустью рассказывала об этом: «Летом нас постигло несчастье: умерла тетя Варя — последняя сестра мамы, жившая всегда с нами. Около нее в городе оставалась одна я, все уже были на даче под Витебском. А у тети сделалось воспаленье в легком. Она была человек большой и тонкой духовной культуры и оставила после себя большую грусть»[1111]. Но несмотря на уход из жизни старшего поколения семьи, братья и сестры Субботины продолжали заботиться друг о друге, даже разъехавшись по разным концам света. Так, когда в 1933 г. Олег заболел сыпным тифом, все остальные не находили себе места, пока не узнали о благополучном исходе. «Вы принесли мне счастье, — писала Субботина К. А. Морозовой 7 февраля 1933 г. — Вернувшись от Вас получила телеграмму от Олега, что сыпняк благополучно кончился и он вернулся из больницы домой! А мы 2 недели не получали ответа на 2 телеграммы (его тов[арища], одна молния и одна с оплаченным ответом — очевидно пропала!). Какую томительную тревогу переживали. А теперь от радости не спали с Олей всю ночь! Хочется и с Вами поделиться нашим счастьем!»[1112]
Сами условия жизни временами были не очень легкими, но Субботины относились к этому с юмором. «Тепло ли у Вас в квартире, — например, спрашивала Нина Михайловна Ксению Алексеевну Морозову и рассказывала далее: — У нас в 2-х комнатах, где есть железные печи +11° +12°, а в двух других 3° и мы все уплотнились в 2-х первых. 10 человек! Похоже на полярную экспедицию!»[1113] Но в целом в письмах Субботиных этого периода, к сожалению, немногочисленных, можно найти упоминания о летних отпусках и поездках, научных экспедициях, технических новинках. Например, О. М. Субботин писал Б. А. Федченко 25 июня 1927 г.: «Шлю тебе и Анастасии Парфеновне[1114] привет из далеких краев. Подъезжая по Иртышу к Усть-Каменогорску вспоминал тебя — по берегу была масса цветов гл[авным] обр[азом] ярко желтых высоких каких-то зонтичных…»[1115]; С. М. Субботин сообщал Б. А. Федченко об их летних планах: «Я теперь остался в одиночестве — моя Катя уехала в Вел[икие] Луки к сестре, а оттуда куда-нибудь в окрестности. Оля с семейством очутились где-то около Опочки, в 4 верстах [от] дер[евни] Торопец Высоковской вол[ости] д[ом] Федорова, но не очень довольны и цены на все высокие, но ехать куда-нибудь дальше не решились, т[ак] к[ак] в лучших местах масса приезжих и все занято, да и дожди развели большую грязь. Нина пока в доме отдыха К[омиссии] с[одействия] у[ченым] в Пятигорске, но скоро возвращается. Мой отпуск будет с половины августа. Погода здесь испортилась. После почти месячной жары и отсутствия дождей, стало прохладно и ежедневно дожди. <…> Новостей особых нет. <…> От Олега давно нет писем, но был перевод, следовательно ленится писать»[1116].
Нина Михайловна часто получала путевки в санатории от Центральной комиссии помощи ученым (ЦЕКУБУ), поскольку уже в 1919 г. она стала членом Союза работников просвещения и одновременно Нижегородской секции научных работников, а с 1926 г. — членом Ленинградской областной секции научных работников[1117]. Временами о путевках приходилось просить, иногда настойчиво, но в 1930-е гг. ответ часто бывал положительным. «Раньше получала путевки непосредственно из Москвы, и уже 7 раз ездила в „Узкое“, — писала она К. А. Морозовой осенью 1927 г., — и была назначена в Гаспру[1118], но помешало землетрясение. Здесь назначают оч[ень] неохотно и с бесконечными затяжками, в самые плохие месяцы, так что необходимо чтобы мою просьбу поддержал кто-ниб[удь] из уважаемых ученых. Вот я и надеюсь на Вас и дорогого Ник[олая] Ал[ександровича]! Надо объяснить в СНР[1119], что я потеряла слух и поломала ноги еще в детстве, и с тех пор много работала, не смущаясь этими физич[ескими] недостатками, и что ЦЕКУБУ ничего не имела против зачисления меня в санаторию»[1120]. Конечно, такая мелочь, как бюрократические сложности, не могла серьезно помешать Субботиной…
Н. М. Субботина даже побывала в Собольках и с грустью осмотрела то, что осталось от ее обсерватории. «Я гостила у своего друга проф[ессора] Кончаловского на даче за Можайском на Москве реке, — писала она К. А. Морозовой, рассказывая о том, как провела лето 1932 г., — очень близко от Собольков, к[ото]рые тоже посетила и… не узнала, т[ак] к[ак] сад весь срублен, а постройки снесены кроме дома и сарая. От обсерватории остался только кирпичный столб фундамента…». И продолжала: «Усиленно теперь обдумываю трудную загадку: где мне вести свои наблюдения?! Работу свою написала и сдала, но пока ее не печатают…»[1121]. Об этой написанной Ниной Михайловной в начале 1930‐х гг. работе речь пойдет далее.
«Физическая геология» И. В. и Д. И. Мушкетовых
В конце 1920-х — 1930‐х гг. Нина Михайловна жила в Ленинграде вместе со своей младшей сестрой Ольгой, ее мужем, когда-то сормовским инженером, Михаилом Ивановичем Ласбергом (1890–1942)[1122] и их детьми. У нее не было какого-то стабильного источника дохода, и она постоянно находилась в поисках различных подработок. Отчасти поэтому она обрадовалась, когда к ней обратился с просьбой о помощи сын крупнейшего российского геолога Ивана Васильевича Мушкетова (1850–1902) и сам уже известный геолог Дмитрий Иванович Мушкетов (1882–1938). Иван Васильевич был другом Михаила Глебовича Субботина и хорошо знал его старшую дочь, так же как и всю семью. В письме Г. А. Тихову, написанном во время Великой Отечественной войны, вынужденно направляясь в Туркмению, Нина Михайловна рассуждала: «Алма-Ата всегда меня привлекала. Там работал тов[арищ] и друг моего отца, проф[ессор] Ив[ан] Вас[ильевич] Мушкетов, исследователь Туркестана, исследовавший Верненское землетрясение 1887 г.[1123] Он много рассказывал мне об этих краях и подарил свою „Геологию“, для нового издания которой в 1930-х годах я написала дополнительную главу по физике неба. Было бы лучше попасть в Казахстан нежели в безводную и пыльную Туркмению (0 мм осадков в год!)»[1124].
И. В. Мушкетов и его супруга Екатерина Павловна[1125] были также хорошими друзьями Ольги Александровны Федченко. Мушкетов познакомился с Федченко, по-видимому, еще в начале 70‐х гг. XIX в., когда оба они были объединены стремлением к изучению Туркестана. Они обменивались научной литературой, новостями своей семейной и научной жизни. Ольга Александровна — профессиональная художница — помогала с иллюстрациями к знаменитой «Геологии». О характере их отношений можно судить по одному из немногих сохранившихся писем О. А. Федченко к И. В. Мушкетову: «Узнав из поздравительной телеграммы Вашей в день 25-ти летнего юбилея Общ[ества] любителей естествознания[1126] 15-го октября, что Вы в Петербурге, я нарисовала и послала Вам обещанные рисуночки, адресуя в Горный институт. Мне очень хотелось бы знать, получили ли Вы их и годятся ли они Вам. В последнем я сомневаюсь, в виду обилия подобных рисунков в Вашей „Физической Геологии“, ч[асть] 2-я. За присылку ее приношу Вам свою искреннюю, хоть и позднюю, благодарность. Она, вместе с Вашим „Туркестаном“ т. 1-й[1127], составляет украшение моей библиотеки. „Туркестан“ помимо своего научного значения, особенно дорог мне по Вашей правдивой и сочувственной оценке деятельности покойного А. П. Федченко[1128]