[1182]. Но несмотря на это, Нина Михайловна даже не думала о том, чтобы отказаться от работы: «Очень стремлюсь продолжить работу в библиотеке! Замечательно интересные материалы. Теперь даже Леверье[1183] устарел…». И продолжала: «Знает ли Ник[олай] Ал[ександрович] новый Курс космической физики Müller[1184]<…> 500 стр[аниц] и совсем для меня новая наука: теоретическая Космогония! Снилась ли она Лапласу[1185]? Погружаюсь сейчас в глубины этой премудрости, к несчастью, совсем одна…»[1186].
Весна 1932 г. застала Нину Михайловну в санатории в Петергофе, где она пыталась поправить подорванное зимними болезнями здоровье, что, однако, получалось плохо. «Дорогой кум и кума! — писала она Мушкетовым 14 мая 1932 г. — Сожалею, что не повидала вас! Я приехала 13-го, т[ак] к[ак] это 5-я годовщина смерти мамы, а 14-го рассчитывала поговорить с Вами о работе. Завтра если не будет дождя, мне надо возвратиться (в санаторий. — О. В.) к 1 часу, т[ак] к[ак] будет врач и нельзя 3 дня отсутствовать. Я так измучилась от кашля с t-рой за 2 месяца, что чувствую повышен[ную] неодолимую потребность отдыха»[1187]. И продолжала, по-видимому отвечая на несохранившееся письмо Д. И. Мушкетова: «Конечно работу еще нужно оч[ень] серьезно проработать[1188], и это необходимо сделать совместно с Вами[1189]», подчеркивая слова о необходимости совместной с Д. И. Мушкетовым работы над уже написанным ею текстом: «С точки зрения геологии[1190], м[ожет] б[ыть] надо многое сократить — важное для астрономии и чем мне жаль пожертвовать как астроному»[1191].
В качестве конкретного примера возникших затруднений Нина Михайловна приводила объяснение морей Марса. «Вот напр[имер] о планете Марс, — писала она. — Вам надо самому переработать соображения Ивана Вас[ильеви]ча о морях Марса параллельно с земными, т[ак] к[ак] теперь доказано что они растительные зоны. — Вот образчик как осторожно надо пользоваться астр[ономическими] выводами[1192]. А ведь Ив[ан] Вас[ильевич] был очень осторожен и пользовался казалось твердо установленными данными! А теперь каждый день появляются новые теории и опровергаются старые! Сколько раз мне пришлось перечеркивать и писать заново»[1193].
Что касается конкретно Марса, то в издании «Физической геологии» 1899 г. можно прочитать по этому поводу: «…работы Скиапарелли[1194] показывают, что на поверхности Марса различаются, главным образом, две составные части: одни светло-красноватого цвета, другие темно-синие или зеленоватые; первые из них считают материками или сушею, а вторые — морями или водными бассейнами. При сравнении площадей суши и моря оказывается, что отношение площадей воды и суши на Марсе совершенно иное, нежели на земле, а именно: вода занимает едва половину поверхности планеты…»[1195]. В соответствии с теориями 20‐х гг. ХХ в. эти взгляды сильно устарели. Мнение Д. И. Мушкетова по этому вопросу остается неизвестным. В итоге в издании 1935 г. можно прочитать: «Новейшие исследования показали, что темные моря не обнаруживают поляризации света и следовательно не могут быть жидкими, а вероятно состоят из растительности, может быть частично из водяной, а также злаковой, лишайниковой и т. п. <…>. Воды на Марсе по-видимому мало, и запасы влаги сосредоточены в белых полярных шапках, таяние которых распределяет ее по растительным зонам»[1196].
Видимо, отвечая на заданный в письме Д. И. Мушкетова вопрос, Нина Михайловна сообщала 14 мая 1932 г.: «Мне кажется что у меня написано листа 1 ½–2 печатных и конечно придется сократить, но надо бы сократить и старый текст. Ив[ан] Вас[ильевич] говорил, что писал его по [Майеру]…», и продолжала, высказывая одно из самых серьезных своих опасений: «С другой стороны, совр[еменная] астрономия все больше нуждается в геологии, а не наоборот, как было прежде, т[ак] к[ак] диалектич[еский] матер[иализм] находится в неодолимом противоречии с новейшими космогоническими гипотезами, а т[ак] к[ак] все эти гипотезы все же только блестящие гипотезы, то я упомянула о них оч[ень] кратко, а м[ожет] б[ыть] лучше и вовсе не упоминать о конечном мире во времени и пр[остранст]ве?[1197]» Д. И. Мушкетов, по-видимому, обратил серьезное внимание на это предложение — фраза в письме отчеркнута по левому полю[1198]. Субботина сообщала далее, однако, что «Отдельный [материал] о нем (конечном мире во времени о пространстве. — О. В.) у меня написан, также есть списки новой литературы»[1199], правда, подчеркивая, что подготовленный ею вариант не окончательный и нуждается, так сказать, в руке «мастера» для итоговой отделки. «Текст мой не окончательный и нуждается в проработке, — писала она. — Если у вас есть время, то я займусь этим в июне после санатория, но где будете Вы? Куда и когда уедете?[1200] Я выполнила то, что планировала осенью: выбрала из огромной массы прочитанного нового материала самое главное, проверяя его по разным критическим исследователям. Это огромный труд и я, конечно, сделанным недовольна — слишком мало времени. Нужно еще много продумать, обобщить, но это уже не отдельные лоскутки»[1201]. Здесь же Нина Михайловна впервые упомянула о деньгах — фраза, из которой можно сделать вывод, что никакого аванса за свою многомесячную работу она не получала. «Жалею, что не могла отдать переписать, — замечала она, — денег нет, а моя машинка испорчена и я физически не могу: нас всех подвела эта зима с ее плевритами, ангинами и гриппами». И, уже завершая письмо и прощаясь, просила: «Всего хорошего! Будьте здоровы и введите меня в курс дела с изданием „Геологии“. Мне кажется Вам придется его отложить на осень? Ведь летом Вы будете в разъездах? А проработать мою часть наверно у вас и времени не будет»[1202].
Насчет того, что у Дмитрия Ивановича не находилось времени для ее части «Физической геологии», Нина Михайловна была права. Им не только не удавалось встретиться, но даже и переговорить по телефону. Хотя ответ на цитировавшееся нами выше письмо был, по всей вероятности, получен достаточно быстро. Уже через неделю, 21 мая 1932 г., Нина Михайловна написала следующее письмо Д. И. Мушкетову, пытаясь объяснить, почему им не удалось пересечься во время ее краткого пребывания в Ленинграде: «Дорогой Кум! Письмо Ваше получила. Я телефонировала Вам накануне, т[о] е[сть] 13-го V веч[ером], но никто не отозвался, так же как и утром 14-го, и еще раз вечером 14-го; в следующий раз попробую позвонить в 4 ч[аса] дня, м[ожет] б[ыть] тогда застану кого-нибудь?»[1203] Можно предположить, что Мушкетов сообщил Нине Михайловне о том, что публикация «Физической геологии» откладывается до осени, поскольку она писала, как нам кажется, с явным облегчением: «Вы хорошо делаете, что откладываете на осень, ведь критика будет наверное большая и придирчивая, а новый материал велик и по геологии, и по астрономии; и даже такой небольшой по объему материал как мой нам не удалось проработать совместно».
Здесь же Субботина сообщала о том, что отдала написанный ею текст, чтобы переписать его на машинке, и снова спрашивала, сколько средств на это можно потратить, так же как просила возместить ее собственные расходы и затраты, понесенные ею во время работы. «Теперь я его весь отвезла в город чтобы отдать переписать на машинке. Я думаю так будет лучше? Сколько Вы ассигнуете на это? — спрашивала она и продолжала: — Что касается до аванса, то я попросила бы еще возместить мои расходы на трамвай и бумагу»[1204]. Она объясняла далее, сколько сил вложила в эту работу, и, оценивая ее усилия, следует помнить о том, что каждый шаг давался ей с трудом и что никаких источников дохода у нее не было, так что даже оплата трамвая и покупка бумаги была большим делом. «Ведь я месяца 4 ½ ездила почти ежедневно в библ[иотеку] Г[лавной] палаты мер и весов и в ин[остранный] отд[ел] Публ[ичной] б[иблиоте]ки, а также пользовалась книгами Астр[ономического] ин[ститу]та на Фонтанке, — писала она. — Времени и сил было затрачено много, выписок сделано большое количество и мне хочется, чтобы вышел цельный, очень сжатый очерк современной астрономии, но повторяю, надо его проработать геологически: нельзя охватить все, это звучит уже у Ив[ана] Вас[ильевича]. В выборе отдельных планет, и к несчастью его аналогии морей Марса и Земли основаны на ошибочном тогдашнем представлении о характере марсианских темных пятен: они не водные, а растительные, в крайнем случае — водорослевые, и выводы Ив[ана] Вас[ильевича] надо переработать Вам самому!» — подчеркивала Нина Михайловна[1205].
И не могла удержаться, чтобы не приписать: «Мне чрезвычайно жаль, что зимой нам не удалось ни разу обсудить совместно эту работу. Около 25 V я буду в городе, пошлю Вам тогда с вокзала открытку, чтобы мы не разъехались. Точно дня определить не могу — это зависит от погоды и состояния здешних дорог: после дождей — оч[ень] грязно!» Здесь же она немного рассказывала о своей продолжающейся жизни в санатории. «Скоро наверно будет очень хорошо, хотя здесь зелени меньше чем в Ленинграде; 25 V открыв