ается летний дом и наедет много народу. Зимний — уже полон. С 2-х до 4 здесь мертвый час, т[ак] ч[то] уведомите заранее, а то наверное мне не скажут, а Вам придется ждать до 4-х, как однажды случилось со мной в Д[етском] Селе, когда я навещала подругу! Целую крепко мою милую куму. Вот, не приходится, живя в одном городе, видаться с ней! А я ведь ее очень, очень люблю! И Галю[1206] тоже и хотела бы знать ваши новости о ней и Игоре. Жду ее и Вас, и сама тоже непременно заеду! Кстати, когда и куда поедете летом? Мы еще не нашли дачи, т[ак] к[ак] везде скверно с питанием. Не скажу, чтобы было особенно хорошо и здесь — по сравнению с московскими санаториями ЦЕКУБУ — напр[имер] „Узким“… Ну, всего Вам хорошего. Будьте здоровы и найдите летом время для „Геологии“», — закончила она свое послание. И совсем уж последняя приписка: «P. S. А вместо Космогонии Солнечной системы — теперь Теоретическая К[осмология] Вселенной с новыми гипотезами противоречащими с диаматом!»[1207]
Работа над «Физической геологией», однако, была отложена Дмитрием Ивановичем не на лето, а почти на год. Следующее письмо Н. М. Субботиной Д. И. Мушкетову, посвященное работе над книгой, датировано 20 марта 1933 г. Из него видно, что какое-то обсуждение содержания главы, написанной Ниной Михайловной, имело место. Вероятно, Д. И. Мушкетов читал окончательный вариант книги и сокращал его, чтобы уложиться в отведенный объем. И разногласия возникали по поводу того, что можно сократить, а что следует обязательно оставить. «Дорогой Д[митрий] И[ванович]! — писала Субботина. — Солнце описать важно: Оно теперь пользуется усиленным вниманием[1208] с точки [зрения] предсказания погоды и нужд[1209] агрономии и колхозов[1210]. Даже программы физматов по астрономии пересмотрены и имеют зн[ачительный] уклон в гелиофизику. К тому же в 1936 г. будет „русское“ полное солнечное затмение[1211], полоса к[ото]рого пройдет от Туапсе до Благовещенска и далее до Японии»[1212]. И продолжала: «О Солнце у меня уже составлено и стоило больших трудов… Вообще, на каждом шагу вспоминаю слова Ив[ана] Вас[ильевича], каких трудов ему стоило это „Введение“».
Также, похоже, вопрос включения в текст космогонии/космологии поднимался Д. И. Мушкетовым, и, очевидно, Нина Михайловна спорила с ним по этому поводу. «О Космогонии, т[о] е[сть] по поводу Космологии, подробно нужно много томов. Даже теперь в Астр[ономическом] ин[ститу]те организовалась секция теоретической и физической космологии. На это нужен специалист. Мне кажется придется только упомянуть о первоначальной гипотезе Канта и Лапласа и сославшись на лекции Космогонических гипотез Пуанкаре[1213], перейти к теориям Т. Чемберлена[1214] — <…>[1215] взрывная и указать что проверенной теории еще нет, а образование Солнечной системы рассматривается теперь как частный случай образования и эволюции Зв[ездных] Миров, — писала она и прибавляла: — Кстати — блестящая новая видимая Вселенная образовалась одновременно 3 ½ миллиарда лет назад. „А ведь это ересь Владыко?“ „Ересь, сущая ересь, отец святой! Сослать врагоугодника в Соловки на вечное поселение!!“ (Пушкин „Б[орис] Г[одунов]“)»[1216]. Нина Михайловна еще не знала, о чем шутит.
Опасения Н. М. Субботиной по поводу включения в книгу диалектического материализма и очевидные опасения Д. И. Мушкетова по поводу космогонии/космологии имели под собой очень серьезные основания. Наступление философии диалектического материализма на науку к 1933 г. уже нельзя было не заметить. С новыми релятивистскими теориями развития Вселенной в 1933 г. все еще обстояло более-менее благополучно, за исключением того, что все они были созданы на Западе, западными учеными. Но уже в 1934 г. ситуация изменилась кардинально.
Новые теории, строившиеся на общей теории относительности Эйнштейна, вызывали, если можно так сказать, непонимание и недоверие у некоторых молодых советских астрономов. Идея о расширяющейся Вселенной, идея о конечности Вселенной, предположение о возникновении Вселенной из одной сжатой точки… Все это было сложно, непонятно, отдавало идеализмом и противоречило некоторым высказываниям классиков марксизма-ленинизма, основанным на понимании устройства Вселенной их исторического времени. Можно предположить, что кроме искреннего непонимания и ярко выраженного идеологического заказа существовали и другие причины. Но результат был один — крайне жесткое, идеологически мотивированное официальное неприятие. В. В. Казютинский[1217], автор статьи «Публичная „казнь“ релятивистской космологии (события 30–40-х годов)», определил момент начала того, что можно назвать организованной травлей новой теории и, по экстраполяции, ее сторонников: «Если не считать отдельных спорадических высказываний о глубоком противоречии, будто бы существующем между теорией расширяющейся Вселенной и марксистско-ленинской философией, то началом беспрецедентной по резкости систематической мировоззренческой критики этой теории явились, по существу, статьи, опубликованные журналом „Мироведение“ № 2 за 1934 г.»[1218]
Названные статьи были «О „расширяющейся“ вселенной» К. Ф. Огородникова[1219] и «О марксистско-ленинском представлении пространства и времени» В. Т. Тер-Оганезова[1220]. К. Ф. Огородников[1221] сформулировал два принципа, на которых, по словам Казютинского, впоследствии строилась советская критика релятивистской космологии: первый из них заключался в необычности новых представлений, потенциальной возможности их использования в теологических целях, второй — в незаконности метода экстраполяции, использованного при построении теории расширяющейся Вселенной. Как пишет В. В. Казютинский: «На протяжении нескольких десятилетий именно эти аргументы использовались для идеологической критики релятивистской космологии. Из доклада в доклад, из статьи в статью, из книги в книгу они повторялись в качестве неких заклинаний. Между тем оба аргумента ошибочны»[1222]. Опубликованная рядом статья нового главного редактора обновленного недавно журнала «Мироведение» В. Т. Тер-Оганезова[1223], в свою очередь, критиковала Огородникова за недостаточную твердость: «Прежде всего он должен был бы показать полную неприемлемость основного исходного положения этих теорий — положения о конечности Вселенной, о конечности пространства. Само собой понятно для всякого материалиста-диалектика, что как бы ни была внешне изящна и убедительна космология, она не может быть правильной, если исходить из допущения о конечности Вселенной»[1224].
Через год, в 1935 г., «Мироведение» опубликовало еще одну статью Огородникова с анализом дискуссии Дж. Джинса, А. Эддингтона и Э. Милна. Здесь уже не было никакого намека на излишнюю «мягкость». «Все эти теории с точки зрения диалектического материализма не имеют решительно никакой цены, — писал Огородников, — так как расширение этой воображаемой „вселенной“ происходит в воображаемом четвертом измерении, которое принципиально недоступно никаким наблюдениям, а потому нереально. Таким образом, теория расширяющейся Вселенной основана на введении сверхматериальных, сверхчувственных, то есть мистических, предпосылок и, следовательно, абсолютно неприемлема для диалектика-материалиста»[1225]. В дальнейшем ситуация с критикой релятивистской теории только ухудшалась, принимая местами вполне уродливые формы, используя уродливые и оскорбительные определения и, как это принято говорить, переходя на личности.
К 1934 г. глава Н. М. Субботиной для «Физической географии» Мушкетова уже была написана, но сама книга все еще оставалась неопубликованной. Нина Михайловна могла не разбираться в тонкостях диалектического материализма, но она не могла не знать о событиях, происходивших вокруг Русского общества любителей мироведения в 1930–1932 гг.: расследовании его деятельности, аресте членов и, наконец, о закрытии общества в 1932 г. Начинала ли она понимать, что за высказанные публично взгляды и убеждения в новой сложившейся реальности могла грозить физическая опасность, если эти взгляды не совпадали с одобренными руководством страны? Даже если это были взгляды по сугубо научным вопросам, вопросам настолько сложным, что даже подготовленные специалисты не всегда могли их понять? Документальных свидетельств, подтверждающих это, не сохранилось. Единственным свидетелем может служить сама написанная Субботиной работа.
Изначальная глава «Физической геологии» И. В. Мушкетова, практически полностью переработанная Субботиной, носит название «Земля в мировом пространстве» и является первой главой книги. Она состоит из нескольких разделов: «Общие астрономические представления», «Звезды», «Космогонические гипотезы», «Современное состояние Солнечной системы. Солнце», «Марс», «Луна», «Кометы и метеориты», «Элементы движения Земли». По существу, она ориентирована на запросы будущих геологов, которым могли бы понадобиться знания о происхождении, строении, составе небесных тел. Именно отсюда необходимость в разделе, посвященном космогонии.