Сравнивая затмения, которые ей довелось наблюдать, Н. М. Субботина отметила: «В 1905 г. вся корона со всех сторон окутывалась таким же густым и непрозрачным „туманом“, из которого выделялись 7 ярких длинных лучей (один сильно загнутый), а на краю Солнца сияла огромная, ярко-малиновая гряда протуберанцев. В 1914 г. вся корона была замечательно прозрачна и состояла из лучей, соединявшихся во многие конусы, и очень сложной „полярной щеточки“». Нина Михайловна также остановила свое внимание на результатах наблюдений бегущих теней: «Бегущих теней в 1936 г. я не видела ни до II, ни после III контакта. В 1905 г. в Бургосе, на горах (Пиренеи), при очень темном небе с облаками, тени были замечательно резки, отчетливы, овальной формы с радужной каймой. Они скользили, колыхаясь, отдельными овалами размером до 30 см. На Карадаге в 1914 г. при очень светлом безоблачном небе, с сильным вторичным светоотражением от моря, они пролетели полосами, почти неуловимо прозрачными узкими рядами». В заключение Н. М. Субботина написала следующее: «Затмение 1936 г. в Белореченской было гораздо светлее, чем в 1905 г. в Бургосе, но значительно темнее, чем в 1914 г. в Крыму; небо покрывали облака с просветами. Никаких теней никто из моих сотрудников не заметил»[1301].
Рис. 51. Солнечная корона. 19.VI.1936 г. ст. Белореченская Азово-Черноморского края. Рисунок Н. М. Субботиной (Архив РАН. Ф. 641. Оп. 6. Д. 269. Л. 3)
Из данной статьи нельзя понять, удалось ли Субботиной пронаблюдать за поведением живой природы во время затмения, как она хотела и как делала во время предыдущих затмений. Тем не менее очевидно, что экспедиция оказалась удачной и Нина Михайловна была довольна. Это хорошо видно, например, из ее письма К. А. Морозовой 4 декабря 1936 г. «Ник[олаю] Ал[ександровичу] скажите, что хочу ему показать свой рисунок короны с замечательными деталями, к[ото]рые были видны в трубу глазом, а на фото не вышли», — немного хвасталась она[1302]. Из коротких, слишком коротких воспоминаний Нины Михайловны хорошо видно, что она мерила свою жизнь солнечными затмениями, которые удалось наблюдать. Про затмение 1936 г. она написала: «На следующее, третье мое затмение 1936 г. меня командировала Пулковская обсерватория на Сев[ерный] Кавказ, на ст[аницу] Белореченская, где наблюдала Харьковская обсерватория. Перед самым затмением сплошные тучи разошлись и наблюдения вполне удались. Корона была замечательная…»[1303]. Об этом же написала в своем очерке-воспоминании, посвященном Субботиной, М. Н. Неуймина: «В 1936 г. Н. М. Субботина едет на ст. Белореченскую с сотрудниками Пулковской обсерватории. Наблюдения затмения там прошли удачно, небо было ясное. Программа наблюдений была выполнена»[1304].
Конференция советских женщин-ученых
В 1936 г. произошло еще одно событие, участницей которого, хотя, может быть, и только дистанционно, стала Н. М. Субботина. Весной — летом 1935 г. Центральное бюро Всесоюзной ассоциации работников науки и техники — активных участников социалистического строительства СССР (ВАРНИТСО) поспешно собирало информацию о советских женщинах-ученых, стремясь изучить их положение и в перспективе не только собрать научную конференцию женщин-ученых, но и опубликовать сборник их биографий. В письме, направленном в Ученый комитет ЦИК СССР, задуманное описывается следующим образом: «Центральное бюро ВАРНИТСО проводит в настоящее время работу по изучению положения женщин-ученых: профессоров, доцентов, докторов, зав[едующих] отделами, кандидатов, старших научных сотрудников. Работа эта имеет целью выяснение роста и продвижения женщин — научных работников, их участия в развитии науки в СССР для публикации соответствующих материалов в советской и зарубежной печати и издания сборника биографий наиболее выдающихся женщин-ученых с характеристикой их научных работ»[1305].
Организаторы не ограничились делопроизводственной перепиской. Информация о проекте по изучению положения советских женщин-ученых и последующем издании книги о них была распространена в профессиональной печати. В ноябрьском / декабрьском номере журнала «Фронт науки и техники» 1935 г. профессор М. Л. Рохлина, ответственная за все мероприятие, опубликовала статью «Женщины-ученые в СССР», в которой сообщала следующее: «…ЦБ ВАРНИТСО выдвигает идею созыва в скором времени конференции женщин-ученых с привлечением наркоматов, ВИЭМ, ВАСХНИЛ, Академии наук и других учреждений. Женщинам-ученым уже разослана анкета с рядом вопросов автобиографического и общего характера. Мы были бы очень рады, если бы на наше начинание откликнулись по собственной инициативе другие организации или же персонально женщины-ученые, если бы они прислали материалы, автобиографии, характеристики непосредственно в ЦК ВАРНИТСО <…>. Полученные материалы будут возможно использованы для предполагаемого к изданию сборника и для опубликования в печати»[1306].
Московская конференция женщин-ученых состоялась 19–20 ноября 1936 г. в Доме ученых в Москве. Ее сопровождала выставка книг и фотоматериалов[1307]. Сборник биографий женщин-ученых по невыясненным причинам так никогда и не был издан. Однако материалы, собиравшиеся для него, сохранились в личном фонде одного из организаторов мероприятия, известного физика, доктора физико-математических наук Александры Андреевны Глаголевой-Аркадьевой (1884–1945). Среди них — ответы на вопросы анкеты, присланные Ниной Михайловной Субботиной. Из стандартного письма-приглашения видно, что к Субботиной специально обращались с просьбой об участии. «Оргкомиссия по подготовке Конференции просит Вас принять участие в выставке и сообщить о себе следующие сведения, необходимые для организации выставки», — указывалось во введении[1308].
Имя Субботиной, нигде официально не служившей и не имевшей никаких официальных степеней и званий, появилось в списках участников конференции, конечно, не случайно. Она давно была знакома с Александрой Андреевной, возможно еще со студенческой юности, но возможно также, что они познакомились в академическом санатории «Узкое». Во всяком случае, 14 апреля 1929 г. Н. М. Субботина писала А. А. Глаголевой-Аркадьевой: «Милая Александра Андреевна! Приехав в „Узкое“ — невольно все поджидала здесь Вас: не приедете ли как-ниб[удь]? Но вот 20-го VI уже уезжала дальше, на юг, и хочется послать Вам письменный привет и добрые пожелания! Давно Вас нигде не встречала — даже на юбилее Академии наук, а сама не была в Москве с декабря 1925 года. Как идет Ваша работа? Что нового, интересного? Желаю Вам обоим все больших и больших достижений, и доброго здоровья! Привет и лучшие пожелания В[ладимиру] К[онстантиновичу][1309]. М[ожет] б[ыть] как-ниб[удь] соблазнитесь и приедете сюда на денек-два? Здесь А. Л. Вишневский[1310] недавно выступал на Пушкинском вечере. Поддеваю я его поставить на террасе „Узкого“ живое кино „Евгения Онегина“, но без Вас ничего не выходит. Приезжайте и помогите! Крепко жму Вашу руку»[1311].
Как бы там ни было, Н. М. Субботина откликнулась на просьбу организаторов конференции. Она достаточно кратко ответила на вопросы о своем происхождении «дочь горного инженера»; партийности «беспартийная»; указала дату окончания высшего учебного заведения «1909». На вопрос «Ученая степень или звание и кем оно присуждено» ответила: «Астронаблюдатель обсерватории Сорм[овского] ун[иверсите]та». На вопрос о научном учреждении, в котором работает, написала: «индивидуально». Указала, что ее специальностью является «астрономия» и что она была премирована за монографию «История кометы Галлея». Она также приложила список научных трудов, к сожалению, составленный достаточно небрежно по нашим современным стандартам. Он дает представление о ее публикаторской активности, но не позволяет полностью восстановить точный список самих публикаций. Помимо упомянутой выше монографии, Нина Михайловна указала, что вела «наблюдения Солнца с 1899 по 1925 г. с ежегодн[ыми] отчетами в рус[ских] и иностр[анных] спец[иальных] журналах»; проводила «наблюдения падающих звезд (около 60 названий в разл[ичных] с[пециальных] журналах по разл[ичным] вопросам)»; упомянула «наблюдение 3-х полных Солнечных затмений 1905 г., 1914 г., 1936 г. (отчеты экспедиций S-te Belge d’Astronomie 1905, Рус[ского] астр[ономического] об[щест]ва 1914 и Солнечной комиссии Академии Наук СССР 1936 г.)»; отметила «Гидро-метеор[ологические] наблюдения над разливом Волги в связи с пятнообразовательной энергией Солнца. Журнал „Волга“ 1925 и „Радиотехника“»; а также упомянула об «отчетах о различных астр[ономических] наблюдениях за период с 1918 по 1936 г. в разл[ичных] периодич[еских] изданиях, рус[ских] и иностр[анных]»; «сотрудничество в науч[ных] раб[отах] и т[ак] д[алее]»[1312]. Одним словом, Нина Михайловна оказалась среди наиболее достойно представленных участниц выставки, даже если она и не присутствовала там лично[1313].
Что касается научной работы, то к концу 1930‐х гг. Нина Михайловна все больше времени уделяла занятиям историей астрономии древних цивилизаций. В библиотеке Эрмитажа она изучала древнеегипетские рисунки, записи, барельефы, которые могли бы оказаться зарисовками солнечных и лунных затмений, посвященную этим проблемам исследовательскую литературу; обсуждала интересовавшие ее вопросы в письмах коллегам. Например, в одном из писем 1936 г. Ксении Алексеевне Морозовой она писала: «Очень бы хотелось лично Вас поздравить