Хотя еще долго оставалось сожаление об упущенной возможности, и Нина Михайловна возвращалась к этой теме в своих письмах. Например, 27 января 1942 г., она писала Г. А. Тихову: «Со мной вышло как в сказке: направо пойдешь — сам погибнешь, а конь будет цел. Налево — наоборот. Судьба повела налево — а верный конь: рефрактор, — погиб. Меня унес волк — самолет. Можно было из Ташауза поехать на Арал, в зону п[олного] затмения, если были бы деньги: подвел Фесенков, предложивший оплатить дорогу в Алма-Ата и командировку, почему я и поехала вместо возвращения в Л[енингра]д, в Симеиз. Писала оттуда […рийскому][1418] об ассигновке, сговаривалась, что мои инструменты возьмет со своими Шайн. Послала Фесенкову в М[оск]ву справку обсерватории о проведенной там подготовке к затмению и просила оплатить часть дороги… Ответа не получила, а эксп[едиция] Симеиза была отменена»[1419]. Хотя ощущение неудачи вполне могло принадлежать только Нине Михайловне, поскольку окружающие оценивали ее опыт наблюдения затмения в Ташаузе несколько иначе. Например, Г. А. Шайн написал в 1945 г., поддерживая просьбу Субботиной об увеличении ее пенсии: «Н. М. Субботина всегда была энтузиастом науки и объединяла вокруг себя любителей астрономии. Будучи эвакуирована в Ташауз (Турк[менской] ССР) она организовала астрономический кружок и провела наблюдения над солнечным затмением 21 сентября 1941 г.»[1420]
Изучение формы корональных оболочек Солнца в древности
Однако оказалось, что не только сама Субботина благодаря своему упрямству выбралась в безопасное место, но и рукопись ее статьи о корональных оболочках Солнца, о сохранности которой она так беспокоилась, дошла до адресатов в целости и сохранности. Сначала выяснилась судьба экземпляра, отосланного Г. А. Тихову. В том же письме от 27 января 1942 г. она упоминала об этом: «Как я рада, что моя работа спаслась, и у Вас! Экземпляр ее, представленный в Симеиз, там погиб, т[ак] к[ак] 30-ти километровое расстояние шел 2 м[еся]ца и попал за 2 дня до эвакуации!.. Там была и Ваша фотография затмения 1927 в Гелливаре[1421]»[1422]. Радуясь, однако, что хотя бы один экземпляр статьи спасся, Субботина предполагала продолжить работу над ним и подготовить его для публикации. «М[ожет] б[ыть] Вы найдете возможным отредактировать мою работу и придумать — куда ее можно сдать для напечатанья? — спрашивала она Тихова и продолжала: — М[ожет] б[ыть] ее надо сократить и доработать? Оч[ень] жаль, что погибли мои хорошие чертежи. Ведь это — черновые попали к Вам — я их чертила на листах уничтожаемого в Бот[аническом] саду гербария (часть, которую не укладывали для эвакуации)». И далее Субботина рассказывала Тихову историю своей двухмесячной жизни в Никитском ботаническом саду, которую мы уже приводили выше, цитируя ее письмо Н. А. Морозову.
Тихову она, однако, сообщила несколько больше подробностей: «2 м[еся]ца я жила там прямо в лесу, работала под зонтом на скамье в соснах, был гамак, самодельный стол, печурка для стряпни. Только ночевала на 3-ех стульях в к[омна]те брата. Труба помещалась в дровяном сарайчике… Была уже совсем упакована и снабжена наклейкой А[кадемии] н[аук], но транспорта не давали, т[ак] к[ак] О[лега] М[ихайловича] и его жену сократили на службе как ½ сотрудников… Меня не хотели брать на обычный пароход грузовик для эвак[уации], т[ак] к[ак] они останавливались на рейде и взбирались на них по веревочному трапу. Олег Мих[айлович] выхлопотал на военный транспорт, к[ото]рый причаливал к молу. Спас меня»[1423].
Через некоторое время выяснилось, однако, что и второй экземпляр работы цел. 22 марта 1942 г. Субботина сообщила Тихову: «Я получила также от Г. А. Шайна сообщение, что он захватил мою рукопись перед отъездом из Симеиза, прочел и находит что ее следует напечатать; что охотно даст отзыв, но потерял связь с Академией. Так что без Вашей дружеской поддержки не обойтись!.. Видали ли Фесенкова и говорили ли с ним по этому поводу? Было бы хорошее тов[арищеское] дело поддержать меня морально в такой далекой пустыне…», — замечала она[1424].
Надо отметить, что дошедшая до нас переписка Нины Михайловны этого периода полна упоминаний, обсуждений, замечаний и рассуждений, посвященных ее изучению изображений древних затмений. «Пока мозги не растеклись (из-за жары. — О. В.), пишу Вам свои соображения, дополняющие работу об египетских затмениях — и обелисках Луксора — (о [солнечных] часах)», — например, писала она Тихову из Ашхабада еще по дороге в Ташауз[1425]. Нине Михайловне казалось, что из ее исследований и поисков вытекают замечательные выводы, и она не могла ими не поделиться. «Выводы получаются замечательные: астрономам XV в. до н. э. была известна периодичность смены полярности солнечных пятен[1426]: за 35 веков до открытия Хейля!» — писала она, продолжая объяснения с помощью рисунков и графиков[1427]. Учитывая положение, в котором Субботина находилась в момент написания письма, неудивительно, что она невольно проецировала свою ситуацию на события, происходившие когда-то в Древнем Египте, и чувствовала родственную связь с его народом. «Какая замечательная древняя наука погибла со всеми ее достижениями, под ударами ассирийцев, хеттов, македонян — совершенно так как гибнут теперь наши научные выводы… — писала она Тихову и объясняла далее свои пространные письма: — Поэтому спешу Вам написать свои соображения, ибо не представляю своего дальнейшего бытия, и не хочется, чтобы плоды моих размышлений совсем пропали…»[1428].
Неудивительно, что, узнав о сохранности хотя бы одной копии работы, она вернулась к мысли о ее публикации. «Спасибо Вам за дружескую, тов[арищескую] поддержку и за предложение посодействовать печатанию моей работы о древних затмениях, — писала она Тихову 1 марта 1942 г. — Если можно: наметьте сами, какие рис[унки] необходимы: стилизованные ведь я привела в качестве „оправдательных документов“ для своих выводов; без них конечно можно обойтись. Что надо — сократите в тексте. (М[ожет] б[ыть] перепечатать за мой счет в Алма-Ата? Здесь нельзя»[1429]. Нина Михайловна отмечала также, что будет рада публикации в «Астрономическом журнале»: «Буду рада если В. Г. Фесенков возьмет ее для „А[строномического] ж[урнала]“. Хотя бы и с сокращенным текстом». И тут же переходила к практическим вопросам, разрешить которые в военных условиях было совсем нелегко. «Мне здесь оч[ень] трудно достать бумаги, и совсем нельзя было бы переписать на машинке, т[ак] ч[то] придется обойтись без этого. Надо передать рукопись, как она есть… В ней только не хватает Вашего снимка короны в Гелливаре. Он был в том экземпляре, к[ото]рый пропал в Симеизе (Тот экземпляр был изготовлен оч[ень] тщательно, и рис[унки] расположены в строгой последовательности… Мне его очень жалко! — 30 км расстояния из Ялты в Симеиз рукопись шла 2 месяца!), — сетовала Субботина и продолжала: — На Вашем списке были оч[ень] характерные очертания короны эпохи Рамзеса II–III из пещерного храма Абу Симбел в Нубии. Если можно — приложите его или какой-ниб[удь] другой подходящий. У меня не осталось никаких черновик[ов] статьи, а только наброски чертежей в записной книжке. Все пропало в Крыму…»[1430].
Когда выяснилось, что Г. А. Шайн, эвакуируясь из Симеиза, захватил с собой рукопись Субботиной, дело пошло еще веселее. Шайн переправил оказавшийся у него вариант текста рукописи Г. А. Тихову, а также написал довольно своеобразный, но вполне положительный отзыв. «Глубокоуважаемый Гавриил Адрианович! — писал он Тихову 6 мая 1942 г. — Посылаю Вам согласно желанию Нины Михайловны Субботиной ее труд „О форме корональных оболочек Солнца в древности…“. Она же сообщает о желательности послать отзыв. Статья была послана в Симеиз Г. Н. Неуймину. Последний передал статью мне незадолго до эвакуации и я мог только бегло просмотреть ее. Статью я вывез из Симеиза, чтобы передать автору. Признаться, чувствую себя совершенно некомпетентным и поэтому отзыв мой ничего не стоит. Здесь нет никакой литературы по данному вопросу, а прежние познания мои в египтологии — нуль», — честно признавался Шайн. «Все же свое мнение выскажу, — заявлял он. — Работа интересна по идее. Заметна большая тщательность и изрядная добросовестность в выполнении работы. Это — положительная сторона[1431]. Думается, с большим интересом она будет прочитана[1432]». Но была и отрицательная сторона: «Подобно тому как египтяне обожествляли солнце, так Н. М. Субботина склонна почти обожествлять египтян. В этом она доходит до того, что не прочь отнять приоритет у Hale[1433] (полярность), у Г. А. Тихова (диффузная и лучистая короны), у А. П. Ганского (изменение формы короны) и не помню у кого превалирование южного полушария»[1434]. Тем не менее, по мнению Шайна, статья вполне могла быть опубликована при внесении небольших изменений. «Все будет хорошо, если редакция с авторского согласия несколько смягчит заключения. Кроме того ссылка на литературу составлена не по форме и с неточностями. Я не имею опыта в исторических исследованиях, но там вероятно позволительно пользоваться интуицией и догадками и даже гаданием в гораздо большей степени, чем это делается иногда в точных науках», — завершал Шайн свое рассуждение