Друзья же ходатайствовали об увеличении пенсии. 23 декабря 1944 г. Нина Михайловна написала заявление в Академию наук СССР с просьбой о помощи и поддержке: «В настоящее время, все еще продолжая самостоятельную научную работу, я обращаюсь в Академию наук с просьбой поддержать мое ходатайство <…> об увеличении моей пенсии до 500 руб. т. к. прожить на 200 стало невозможно, а заработка я не имею»[1682]. Ее ходатайство поддержали: В. Г. Фесенков, Н. А. Морозов, С. В. Орлов, Г. А. Шайн и еще два члена-корреспондента АН СССР, чьи имена, к сожалению, невозможно распознать. Произошло это 2 февраля 1945 г., а уже 22 февраля 1945 г. Академия наук направила официальное письмо председателю Комиссии по назначению персональных и академических пенсий при Совете Народных Комиссаров СССР товарищу Р. С. Землячке за подписью вице-президента Академии академика В. П. Волгина и академика-секретаря Н. Г. Бруевича с просьбой об увеличении пенсии Н. М. Субботиной, которая «известна среди астрономов как серьезный научный работник, проявивший себя в некоторых отделах астрономии»[1683]. Ходатайство это было удовлетворено — почти удовлетворено. С 1 апреля 1945 г. пенсия Нины Михайловны составила 400 рублей в месяц[1684].
На этом закончились военные приключения Нины Михайловны Субботиной, так дорого ей стоившие и так тяжело давшиеся. Но, несмотря ни на что, она вышла из этих испытаний несломленная духом, с твердым намерением продолжать жить и заниматься любимой наукой.
Глава 12. Послевоенная жизнь
Солнечное затмение 1945 г
Поселившись в подмосковном Доме инвалидов, Нина Михайловна постаралась вернуться к привычной ей жизни и научным занятиям, насколько это было возможно. Поздравляя Г. А. Тихова с новым, 1945 г., она желала «мира и восстановления нашей общей работы». «Надеюсь, что мое письмо придет вовремя, — писала она 12 декабря 1944 г., — а сама вспоминаю 24.XII н. ст. [1902] года, проведенный в Пулкове, в комнате у башни Бредихинского рефрактора, в об[щест]ве H. Chrétien[1685], Вебера, Дейча и нескольких русских астрономов — постоянных пулковцев… Где-то они теперь? Жив ли умный и благородный Chrétien? Мысленно шлю привет всем живым и вспоминаю погибших дружной международной астрономической семьи! Да — сколько прожито и сколько пережито! Как трудно нам, старикам, стоять на вахте, заменяя молодых!»[1686] Грустные слова, грустные мысли. На этот раз они были вызваны гибелью еще одного родного человека: ее двоюродный племянник погиб на фронте. «Недавно погиб на фронте племянник, ученик Михайлова, Петя Соколов, молодой талантливый астроном-гравиметрист, последний сын у родителей (его мл[адший] брат убит в [19]43 г.). А я возлагала на него такие надежды!.. Да, надо быть бодрой, сколько можешь, чтобы заменить их… М[ожет] б[ыть] еще чем пригожусь? Кто знает!?» — писала Нина Михайловна. И продолжала, рассказывая о своих научных занятиях: «Пытаюсь здесь писать свои „Солнечные мемуары“ о набл[юдениях] пятен, начатых с 30.VIII 1895 (а до того — отрывочно, с лета [18]94 г.). Весь материал по рисункам погиб в Л[енингра]де. Почти за 50 лет, с некоторыми неизбежными лакунами, а ясно представляется характер 5 maximum’ов пятен, к[ото]рые удалось наблюдать и зарисовать»[1687]. «С удивлением вижу, какая разнородная динамика[1688] свойственна этим 5 эпохам. И максимум 1937–38 г. наивысший (по моей субъективной оценке) по быстроте и величине изменений в пятнах[1689], по быстрой смене характера групп, по двойной их биполярности („Кадриль“) соответственно на N и S полушариях, по 45 ядра в N и S группах. А какие яркие и большие извержения из недр этих сложных групп! Попадались изредка и совсем простые, круглые пятна с от[дельным] большим <…> ядром без свиты маленьких пят[ен]», — отмечала Субботина. И далее высказывала некоторое предположение: «Я как-то Вам показывала свои рис[унки] сочинских набл[юдений] обоих типов групп. Не есть ли эти колебания активности максимумов свидетельство, что за 49 лет прошла только ½ фазы пятен от бóльшего максимума? 90 или 100 летнего? А отчеты упоминают о 450-м цикле (см. „Физика Солнца“ Герасимовича[1690])». Теоретические рассуждения, однако, напоминали Нине Михайловне о невозможности практических наблюдений. «Так интересно бы увидеть новый приближающийся максимум! — и нет трубы! — Все погибло и окуляры, и запасной объектив, и в Ташаузе телескоп [Шнетовского]… Где найти напрокат хоть маленькую трубу???» — с искренним отчаянием спрашивала она[1691].
Как Н. М. Субботиной удавалось работать без своих материалов, книг, только по памяти — трудно сказать. Возможно, у нее все-таки появился доступ к какой-то библиотеке, хотя это трудно себе представить. В письме супругам Морозовым, написанном, вероятно, весной 1945 г., она так рассказывала о своих занятиях: «Готовлю 3 работы для Академии. Устроила свой кабинет в пустом корпусе, где будет ремонт. Сама все убрала и соорудила стол и стул из опрокинутой тумбочки. Только холодно, но зато никто не мешает: в нашей палате 11 чел[овек] и только кровати, табуретки и тумбочки. В ясную погоду хожу в лес, обследую флору. Посеяла огородик». В этом же письме она рассказывала о своем желании попасть на юбилейную сессию АН СССР, которая должна была состояться с 15 июня по 3 июля 1945 г. в честь 220-летнего юбилея Академии наук: «Оч[ень] хочу Вас видеть на Юб[илейной] сессии, но еще не получила приглашения, о к[ото]ром просила В. Л. Комарова и ГАИШ (С. В. Орлова). Как туда попасть, если не пришлют билета? А машину за мной обещали прислать друзья из Кремля»[1692].
Таким образом, впереди ждала юбилейная сессия АН СССР, приглашение присутствовать на которой Нина Михайловна, конечно же, получила. Помог ей в этом Л. А. Орбели[1693]. Помощь, которую Леон Абгарович оказал ей весной 1945 г., оставила доброе чувство в душе Нины Михайловны. Через несколько лет, 29 октября 1952 г., когда судьба повернулась к самому Орбели спиной, она вспоминала: «А какую дикую критику, скорее брань, приходится выслушивать Л. А. Орбели! Жаль старика! — 60 лет работы — Я его встречала еще у П. Ф. Лесгафта[1694] и Н. А. Морозова. А как сердечно отнесся в 1945 г. ко мне, вернувшейся из Туркмении на погибшее пепелище, на утраченную семью и кров… Даже на Юбилейную сессию дал билет Л[еон] А[бгарович] и на трибуну „Парада Победы“!!.. Оживил! Сдвинул снова с наукой!»[1695] Так что Субботина не только присутствовала на сессии Академии, но и 24 июня 1945 г. находилась на гостевой трибуне на Красной площади во время Парада Победы. Заметим в скобках, что случившееся с Орбели Нина Михайловна переживала долго и тяжело, вспоминая об этом при малейшем поводе. Так, в июне 1954 г., когда Л. А. Орбели приезжал осмотреть вновь отстроенное Пулково, она написала: «Приезжал Л. А. Орбели — осматривал с А. А. Михайловым ГАО. Л[еон] А[бгарович] совсем белый стал, я его не сразу узнала после Павловской сессии в Таврическом д[вор]це»[1696].
Что касается юбилейной сессии АН СССР июня 1945 г., то Субботина писала о ней очень кратко, возможно, потому, что ее заслонили другие события. «На юбилее Академии я видела в списке экскурсантов в Ясную Поляну Ксению Ал[ексеевну] <…>, и искала потом на заседании, но Вас не нашла, — писала она в одном из писем супругам Морозовым и рассказывала: — А в ГАИШ было интересное собрание иностранных астрономов, в том числе Шепли — из Гарварда и Спенсер Джонса из Гринвича. К удивлению моему, пр[офессор] Саха из Калькутты не сделал заявленного им доклада о теории Солнечного спектра… оч[ень] жаль!»[1697] Небольшое разочарование, но почти незаметное, поскольку шел уже июль 1945 г. и вместе с ним приближалось очередное полное солнечное затмение, которое должно было наблюдаться 9 июля 1945 г. и упускать которое Субботина не собиралась! Полоса полного солнечного затмения на этот раз проходила через Ивановскую область, добраться куда было, разумеется, гораздо проще, чем, например, в Алма-Ату.
Многие из старых друзей и коллег Субботиной, с которыми она не виделась с момента начала войны, а то и ранее, планировали приехать на затмение в село Богородское Ивановской области. Для Иванова подобное событие было очень значительным и поэтому широко обсуждалось в местной прессе. В номере газеты «Рабочий край», вышедшем в свет 1 июля 1945 г., была размещена объемная статья преподавателя местного Ивановского химико-технологического института С. Смирнова «Солнечное затмение 9 июля», посвященная описанию самого явления, его продолжительности, территориям, которые попадут в полосу затмения. Автор даже немного затронул историю наблюдения затмений, начиная с древности. Он также упомянул о том, что «Академия наук СССР организует ряд экспедиций в зону полного затмения» и что «Эти экспедиции должны выполнить большую научную работу»[1698].
В том же номере была помещена заметка под названием «Научные экспедиции в Иванове», сообщавшая, о событиях в селе Богородском. «На площадке в Богородском, где работают научные экспедиции по наблюдению за предстоящим солнечным затмением, идет усиленная подготовка. Закончены установки небулярного спектрографа и четверного коронографа. Пятиметровый коронограф, телеспектрограф и другая аппаратура будут установлены в ближайшие дни. К наблюдательной площадке подведена электропроводка, построены специальные павильоны для инструментальных установок. Все необходимые строительные материалы были подвезены своевременно, — отмечал журналист, — что обеспечило успех подготовительных работ. Сегодня ожидается приезд из Москвы директора Института астрономии и физики Казахского филиала Академии наук СССР академика В. Г. Фесенкова. С приездом академика будет закончена вся подготовка к наблюдению за солнечным затмением»