Жизнь и время Гертруды Стайн — страница 16 из 58

[25]. Вехтен мог явиться еще одним мостиком в литературный мир Америки, но Гертруда никак не рассчитывала на его благосклонность, зная, что следующая остановка Ван Вехтена — Лео, который к тому времени почти разошелся с сестрой. Лео обрушился на Вехтена с критикой гертрудовской прозы и подверг остракизму совместную жизнь двух женщин. Гомосексуализм Лео не принимал, считал, что Гертруда полностью полагается в своих делах на Элис, и добром это не кончится. Ван Вехтен уехал от Лео под впечатлением, что Гертруда не в состоянии «сварить яйцо, пришить пуговицу и даже наклеить почтовую марку нужной номинации».

Победил, однако, необыкновенный магнетизм Гертруды, а ее умение слушать и беседовать всегда очаровывало гостей. Вернувшись, Ван Вехтен развернул кампанию по популяризации Стайн. Он опубликовал заметку Как читать Гертруду Стайн, а затем через своего друга Эванса способствовал выходу в свет книги Нежные почки. Благодаря его усилиям, в феврале 1914 года пришло письмо от издательства Клэр Мэри с предложением о публикации пьес. Кажется, впервые писательнице обещали и рекламу и гонорар: 10 % с первых 500 и 15 % с остальных проданных экземпляров. «Моя публика — говорилось в предложении, — самая цивилизованная в стране». Мейбл Додж уговаривала Гертруду не иметь дело с издательством, имевшим дурную репутацию. И имела на то основания, ибо никакой Клэр Мэри не существовало. На самом деле существовала некая доморощенная мастерская Дональда Эванса, близкого друга и приятеля Ван Вехтена. Последний-то и уговорил Эванса опубликовать пьесы Стайн. Гертруда же была под впечатлением, что переписывается с женщиной, о чем призналась в Автобиографии: «Мы приняли как само собой разумеющееся, что то была Клэр Мари». Гертруда отказалась от публикации пьес, пока их не поставят в театре. И предложила взамен три эссе, озаглавленные Объекты, Пища, Комнаты. Эванс рекомендовал дать общее название сборнику, и Гертруда придумала заголовок Нежные почки. Книга вышла своевременно и вызвала бурю возмущения со стороны критиков. Эванс писал: «Газеты просто взбесились, ознакомившись с книгой. Все довольно забавно — их тупость и недоумение». Недоумение, впрочем, вполне обоснованное. Стайн продолжала экспериментировать. На сей раз она описала предметы (например, графин), завтрак и т. п. предложениями, связь между которыми практически невозможно установить. И в наши дни лингвисты все пытаются найти нечто общее, объединяющее описанные предметы; равным образом пытаются раскодировать само заглавие. Нет смысла приводить бесчисленные толкования Нежных почек — они простираются от реалий ежедневной жизни Стайн-Токлас до скрытого (но очевидного для психологов) сексуального подтекста.

Лихость Ван Вехтена и публикация Нежных почек в Америке привели Гертруду в восторг. Понятно, что когда в тот же, 1914 год, Ван Вехтен предстал на улице Флерюс с новой женой Фаней Маринофф, актрисой кино и театра, русской по происхождению, он уже был более чем желанным гостем. Вечер прошел отменно: «Фаня пришла в восторг от Вас, и мы оба чудесно провели время», — сообщил в письме Карл Ван Вехтен. Началась обширная переписка между новыми друзьями. Виртуальная дружба развивалась полным ходом, и вскоре письма стали подписываться ‘с любовью’ вместо ‘ваш’, ‘ваша’.

С тех пор Карл Ван Вехтен, став с годами известным писателем, проталкивал и пропагандировал произведения Гертруды, где только мог. В публикации нескольких книг и заметок есть огромная заслуга ее нового патрона.

Корреспонденция Стайн — Ван Вехтен тех лет, как ни странно, совсем не отражает серьезных литературных дискуссий. Все просто, по-дружески, по-домашнему, очень живо. Обсуждались знакомые (особенно Мейбл Додж), сплетни артистического мира, успехи или неуспехи, как свои, так и других писателей. Стайн нуждалась в поддержке и, скажем прямо, в признании. Карл не скупился на высокие слова в адрес Гертруды, женщины отвечали ему тем же. Переписка с примечаниями, опубликованная издательством Колумбийского университета в 1985 году, занимает два тома объемом в тысячу страниц. Двухтомник вполне можно назвать путеводителем по жизни Гертруды Стайн. Кажется странным, но очередная встреча новых друзей произошла только через 14 лет.

И когда Ван Вехтен вторично, спустя продолжительное время, возник на улице Флерюс, Стайн немного волновалась: как-то сложатся их отношения вживую. И напрасно. Карл писал: «Мы полюбили друг друга благодаря переписке, но лицом к лицу еще больше». Тем летом, отдыхая на Антибах, Стайн отметила его приезд, написав второй очерк о Ван Вехтене. Она настолько доверилась их дружбе, что стала присылать ему опубликованные и неопубликованные рукописи на хранение — в Европе становилось неспокойно.

Карл имел замечательную привычку присылать к Гертруде людей, представляющих для нее интерес, подбирал их с такой тщательностью, что все присланные ей нравились. В ту пору он увлекался негритянской культурой, и многие известные негритянские деятели культуры побывали у Гертруды. Среди них был и Поль Робсон, подружившийся с писательницей.

Третий лишний

Вернувшись в 1913 году из очередного летнего путешествия по Испании, женщины обнаружили полупустую квартиру. В их отсутствие Лео собрал свои пожитки и переехал в Италию, в небольшой городок Сеттиньяно, из которого открывался чудесный вид на Флоренцию. Там он поселился в арендованной вилле Доччиа.

Такого расставания Гертруда не ожидала и была явно потрясена. Размолвки и ссоры — одно дело, а переезд, да еще в другую страну означал полный разрыв. Так оно и произошло. Нет никаких свидетельств, что с того времени они виделись; при том, что без сомнения, Лео регулярно появлялся в Париже; иногда, правда, переписывались.

Сближение Элис с Гертрудой можно считать первопричиной их разрыва.

Мейбл Додж заметила: «Элис с первых дней повела себя настолько самоуничижительно, что поначалу все думали о ней разве как о безмолвном картинном предмете где-то на заднем фоне; но не успели оглянуться, как она вскорости вытолкнула его [Лео] — никто точно не знает, как».

С таким утверждением можно согласиться лишь отчасти. Неверно было бы объяснять случившееся только этим обстоятельством. Рано или поздно в родственные или дружеские узы, как бы тесны они ни были, вмешиваются как внутренние метаморфозы, так и внешние обстоятельства.

Нет смысла перебирать все слухи. На переднем плане просматривались очевидные и серьезные причины.

Лео, к тому времени ставший законченным художником и полностью сформировавший свои артистические вкусы, не разделял мнение сестры о значимости Пикассо («полное неприятие»). Его собственные работы явно демонстрировали увлечение реализмом. Дадаизм и кубизм, столь любимые Гертрудой и Пикассо, отталкивали его. Это, естественно, вызывало постоянные раздоры в процессе покупки картин. Но, как заметил один из близких знакомых семьи: «Там было больше [причин], чем просто споры о Пикассо. Элис на самом деле не хотела, чтобы они [брат и сестра] были настолько близки». Лео догадывался, к чему идет дружба его сестры с Токлас, не одобрял будущего финала и мог, по мнению Токлас, ему помешать.

Ухудшению взаимоотношений способствовало и знакомство Лео с Юджинией Озиас, более известной как Нина с Монпарнаса. Нина, дочь профессора математики, появилась в Париже в 1901 году в возрасте восемнадцати лет. Семья предполагала, что девушка продолжит занятия пением. Поглощенная вниманием молодых людей, она провалила вступительные экзамены в консерваторию. Отец прекратил посылать деньги, но Нина продолжала беззаботную жизнь, иногда зарабатывая гроши пением на улице, иногда позируя монпарнасским художникам. Не обошлось и без сеансов проституции. Нина утверждает, что увидела Лео в 1905 году в Люксембургском саду и, указывая на него, сказала друзьям: «Когда-нибудь он будет моим мужем». И стал, но после нескольких периодических разрывов, …спустя 16 лет!

Нину на улицу Флерюс привел и познакомил со Стайнами знакомый скульптор примерно в 1909 году. Лео пригласил Нину позировать. Но не прошло и нескольких месяцев, как художник и его модель стали любовниками. Достаточно ординарная история для пары художник-модель, но внесшая в жизнь Лео много изменений. Он стал чаще пропадать в кафе с Ниной, а позже снял небольшую студию, где не только работал, но и встречался со своей любовницей. Не приводить же ее на улицу Флерюс!

Интересная деталь. Лео отрицательно относился к открытым проявлениям лесбийской любви сестры. Сестра же, в свою очередь, никак не могла привечать избранницу брата, пользующуюся сомнительной репутацией.

Мейбл Викс утверждала, что увлечение Лео Ниной, «уличной девкой», привела Гертруду в ярость. Она чувствовала себя преданной и покинутой тем, кто всегда был рядом с ней. Ей была принципиально важна поддержка, а Лео без обиняков отказал в этом. Его заявления о том, что Гертруда не в ладах с языком, не понимает, что пишет, ранили самолюбивую сестру.

Гертруда сама нигде не высказывалась по поводу ссоры. Токлас в письме к Ван Вехтену заметила, что Лео устроил ей «невыносимую жизнь». Сам Лео придал разрыву психологическую окраску:

Одной из самых больших перемен, ставшей решающей в последнее время, явилась дезинтеграция между Гертрудой и мной. Появление Элис явилось божьей благодатью, поскольку оно способствовало происшедшему [разделению] без апокалипсиса. По мере взросления мы обнаружили, что практически нет ничего в этом мире, в чем бы наши взгляды совпадали или хотя бы были похожими. Ключевым моментом здесь, безусловно, является различие в нашей деятельности… [во-первых] я никогда не замечал у Гертруды интереса к критическому анализу идей, а во-вторых, у меня не существовало никакого стремления к славе. Разумеется, я хотел оказаться правым, но я вполне удовлетворен.

Отвечая на критические замечания в его адрес, появившиеся, видимо,