– Сейчас же идите по домам, – сказала Анна Антоновна. – Ну просто беда мне с вами. Вот кого ты сегодня, Семёнов, в школе на перемене в лужу какую-то толкнул?
– Не в лужу, а в ведро, – сказал Колька. Он повернулся к Анне Антоновне спиной – сзади он тоже был мокрый. – Видали? – торжествующе спросил он. – Красота! А вы ему восьмёрки ставите! Учтите, Анна Антоновна, что я зря страдал. И тут, в луже, зря страдал, и там, в ведре, зря страдал. Всю жизнь я из-за него страдаю.
– Хныкалка ты, вот ты кто, – презрительно проговорил Иван. – Хныкалка, нытик и паникёр.
Тут Колька сжал кулаки и подпрыгнул к нему.
– Идите по домам, – сказала Анна Антоновна, вставая между ними. – Увидят вас люди, испугаются.
– Мне домой нельзя, – Колька опять захныкал, – мне здорово попадёт.
– Тогда идёмте ко мне, – предложила Анна Антоновна, – я тут неподалёку живу. Приведу вас в порядок.
Ещё вопрос: кого на буксир брать?
Мальчишки остались в трусах и майках. Иванову одежду повесили на балкон сушить, а Колькину Анна Антоновна решила выстирать.
– А вы пока займитесь обедом, – сказала она.
– Вот это я понимаю! – воскликнул Колька. – А какой у вас суп?
– Супу у меня нет никакого. Его приготовить надо. Что ты умеешь делать?
– Я? – Колька ненадолго задумался. – Например, суп мешать умею. Пробовать умею… Посолить могу.
– А ты, Семёнов?
– Я картошку чистить умею.
– Смехота! – Колька хихикнул. – У меня сестёр две штуки. Зачем мне с картошкой возиться? – И он опять хихикнул.
Анна Антоновна поставила на газовую горелку кастрюлю с водой, положила туда мясо и ушла стирать Колькину одежду.
– И не стыдно тебе? – спросил Колька. – Хочешь, всем ребятам расскажу? Ведь задразнят тебя. Где это слыхано, где это видано, чтобы наш брат мужчина картошку чистил?
– А в армии?
– Там специальные повара есть. Солдаты воюют, а повара картошку чистят и прочее. Ты поваром хочешь быть или смелым солдатом?
– А если убьют повара?
– Запасной всегда бывает.
– А если запасного убьют?
– Тогда сухой паёк едят. Концентраты разные.
– Сам ты концентрат, – сказал Иван. – Сам ты сухой паёк, а не смелый солдат.
– А тебя на буксир взяли.
– По ошибке. Зря взяли. Тебя надо было на буксире тащить.
– А за что?! – поразился Колька. – Я средний. У меня всё в порядке. У меня всего понемножку. Всего в меру.
– А вот я тебя на буксир возьму, – пообещал Иван. – Не сейчас, конечно, а потом.
Вернулась Анна Антоновна, развесила на балконе одежду, сказала:
– Часа через два высохнет.
– Красота! – воскликнул Колька. – Домой приду сухой, чистый. А суп скоро будет готов?
– Сухим пайком получишь, – ответил Иван. – По-моему, теперь его очередь к буксиру прицепляться.
– Не смеши ты меня, – чуть не плача сказал Колька. – Чего ты ко мне привязался? Иди ты своей дорогой, вон у тебя всё высохло.
– И пойду, – сказал Иван. – У меня дел много, не то что у тебя.
– Какие же у меня могут быть дела, когда я в таком виде? – возмутился Колька.
– Довольно ссориться, – сказала Анна Антоновна. – А буксир никому не вреден. Не знаете, почему Аделаида сегодня в школе не была?
– Наверно, мороженым объелась, – ответил Колька. – Говорят, она в день по килограмму съедает.
– Не по килограмму, а по четыре, – с серьёзным видом поправил Иван.
– Да ну?! – поразился Колька.
– У них дома только мороженое едят. Кошка ничего, кроме эскимо, в рот не берёт. А собака – только сливочный пломбир.
– Вот это я понимаю! – воскликнул Колька. – Мне бы так денька три прожить!
Иван не сдержался и захохотал.
И Анна Антоновна рассмеялась.
– Обманул… – разочарованно протянул Колька. – А я поверил. Вот всегда он так, Анна Антоновна.
– Спорить мне с тобой некогда, – сказал Иван. – Вот возьму я тебя на буксир, тогда…
– Ты пока ещё сам на буксире, – перебила Анна Антоновна. – Не забывай.
– Я не забываю, – пробормотал Иван. – Только я бы на вашем месте вот этого Николая Веткина обязательно бы на буксир взял. И супом бы его не кормил, раз он даже картошку чистить не умеет.
Лицо у Кольки было такое испуганное и обиженное, что Иван добавил дружелюбно:
– Тебе же лучше будет.
Иван находит золотой самородок
Грустный брёл Иван по улице. Как домой без фуражки явиться? Третью уже он в этом году посеял. Одну в автобусе забыл, другую на крышу клуба забросил. Пока лестницу искали, фуражка исчезла.
И где сил найти, чтобы сесть за уроки?
Вдруг Иван увидел, что в траве будто осколочек солнца блестит. Он полюбовался сверканием, нагнулся, поднял… зуб!
«Пусть зуб, – подумал Иван, – всё равно золотой самородок!»
Чей же это зуб?
Аделаиды, её мамаши или ещё чей-нибудь?
Что должен делать честный человек, если найдёт драгоценность?
Вздохнуть, полюбоваться, ещё раз вздохнуть, ещё тяжелее, и – отнести в милицию.
Но Егорушкин, взглянув на зуб, сказал:
– Можешь взять это дело себе. Заявления о пропаже золотого зуба не поступало.
– Не могу я его себе взять, – возразил Иван. – Чужая вещь. Может, ищет кто, а найти не может. Слёзы горькие льёт, милицию ругает.
– Где нашёл?
– У киоска с мороженым.
– Вот и спроси у гражданки, которая в этом киоске торгует.
Медленно побрёл Иван: боялся он не только Аделаиды, но и её мамаши.
– Как живём, лунатик? – окликнул его дед Голова Моя Персона. – А я своего друга вылечил. Теперь ему никакая луна не страшна. На любую луну он ноль внимания. Оказалось, что еды ему не хватало. Ночью-то он есть захочет и спросонья идёт куда-нибудь на запах. Стал я его с вечера сытнее кормить, и вылечился пёс. Одна беда: больно уж крепко спит! Разбудить его иной раз нет моих возможностей. И вообще совсем дурной стал. Ничего не соображает, – жаловался дед. – Нашёл я сегодня утром золотой зуб. Возле киоска. Обрадовался. А зуб-то у меня из пальцев возьми да и выскользни. А пёс его – хап! – и проглотил. Как говорится, съел за милую душу и «спасибо» не сказал.
Иван, вздохнув, разжал ладонь.
– Он самый! – воскликнул дед. – А откуда он у тебя?
– Нашёл. Недалеко от киоска.
– Выходит, что друг мой и не виноват. А я его… Придётся прощения у Былхвоста просить.
– Берите, дедушка. Вы первый нашли.
– Я нашёл, я и потерял. Теперь он твой. Можешь вставить, – с завистью сказал дед. – Красиво будет.
– А если Былхвосту вставить?
– Сторожевому-то псу?! – возмутился дед. – Да ведь зуб-то сверкает! Его в темноте за тысячу вёрст будет видно! Отдай зуб законному владельцу – и точка.
– А чего это я его искать буду, владельца-то? – с тоской спросил Иван. – Он, может, сейчас сидит, компот ест, а я ищи его, мучайся?
– Не знаю, – дед вздохнул, покосившись на зуб, – может, компот употребляет, может, рыдает. Не знаю. У меня, голова моя персона, ни разу в жизни ни одного золотого зуба не было.
– У меня тоже.
– Вот и отнеси.
Иван потоптался на месте и побрёл. Очень ему не хотелось идти к законному владельцу золотого зуба.
Боялся Иван.
«А чего бояться? – спросил он самого себя. – Не искусают же они тебя? А если и будут драться, то удрать можно».
Эх, поесть бы сейчас и лечь спать!
И сон бы увидеть хороший!
Например, как прошло много-МНОГО ЛЕТ, и в школе, в которой Иван учился, на стенах в каждом классе ВИСЯТ ЕГО ПОРТРЕТЫ. А на здании прибита каменная доска, а на ней золотыми буквами написано:
Иван от умиления шмыгнул носом. Даже поплакать захотелось.
Однако плакать было некогда. Он уже стоял перед высоким забором.
Законные владельцы золотых зубов найдены
Калитка была закрыта. Иван постучал.
В ответ раздался страшенный собачий лай и звон цепи.
«Только бы сама Аделаида вышла, а не её мамаша», – испуганно подумал Иван.
Из дома вышла мамаша. Иван ждал её, еле живой от страха.
– Чего надо? – грозно спросила она, подойдя к калитке.
– Аделаиду.
– Болеет она! И я болею! Все болеем!
– А чем? – поинтересовался Иван и вдруг увидел, что на месте золотого зуба у неё дырка. – Вот! – крикнул он радостно и протянул в щель между досками руку.
Мамаша схватила зуб левой рукой, а правой – руку Ивана, спросила:
– Второй где? Второй зуб где?
– Не знаю, понятия не имею, – ответил Иван, пытаясь освободить руку.
– В милиции скажешь!
– Да был я в милиции! – чуть не плача крикнул Иван. – Отпустите меня! Больно мне! Вместе в милицию сходим, если хотите! Отпустите только!
– Не могу, – призналась мамаша, – боюсь, убежишь.
– Не убегу! Честное слово!
Она выпустила руку, сказала:
– Жалко. Хороший был зуб. Нет у меня времени по милициям ходить! – вдруг закричала она. – Мне мороженым торговать надо! Мне план выполнять надо! А кто второй зуб нашёл, пусть им подавится! А если ты найдёшь, принеси.
– Не найти, – грустно сказал Иван. – По-моему, его собака съела. Былхвост её зовут. Теперь её Былзуб звать можно.
– Заходи, – тоже грустно сказала мамаша, а когда Иван закрыл за собой калитку, позвала: – Аделаида! Дочь! Иди сюда!
На крыльце появилась Аделаида. Глаза у неё были заплаканные, щека повязана платком.
– Здравствуй, – сказала она, и Иван заметил, что на месте золотого зуба у неё дырка.
– Один зуб принёс – мой, а твой – нет. Говорят, собака съела. Кто поверит? Нет, нет, отдай зуб! – жалобно кричала мамаша.
– Нате! – сказал Иван. – Берите любой! Хоть все! – И оскалил зубы.
– Дразнишься?
– Нет. Не дразнюсь, а жалею вас. Почему вы всех жуликами считаете?
– Не всех, а почти всех, – ответила мамаша. – Я торговать пошла. Может, по дороге в милицию зайду. Несдобровать тогда тебе.
Когда мамаша свернула за угол, Аделаида сказала:
– Посидим на крылечке.
Сели.
– Чего это зубы у вас выпали у обеих? – спросил Иван.