Блин, ну почему нельзя быть умным постоянно? А то в одном деле гений, а во всех остальных дурак дураком.
Еще Пал Нилыч говорил: «Алексей, мне кажется, что своей головой вы пользуетесь только по большим праздникам». В другой раз еще и круче загнул: Думаю, в одной из прошлых жизней вы были самцом богомола. Почему? Да привычки у вас те же остались. Надеюсь, для вас не новость, что самка богомола откусывает своему партнеру голову, чтоб не отвлекался во время процесса. Вот и вы ведете себя так, будто привыкли обходиться без головы. Да и сам мыслительный процесс, пока еще незнакомое для вас понятие…
Ну, шутки у Пал Нилыча всегда были кусачие. А когда у старика портилось настроение, его шутки отращивали себе такие зубы акуле в пору утопиться от зависти.
Я сидел на камне и пялился на другой камень, что едва виднелся вдали. Меж горными пиками.
— Интересно, сколько до него идти?
— Недолго.
Вообще-то, я спросил не у шамана, а у солнечного ветра. Или у бабочки, которую раз за разом сдувало с цветка. А она делала круг и опять пыталась при… цветиться. Так, наверно, можно сказать.
— А недолго это сколько?
— Ты спрашиваешь, чтобы знать или чтобы поговорить?
— Поговорить я и с ним могу, если мне не нужен ответ.
С кем это с ним, шаман спрашивать не стал. Кроме нас двоих, поблизости был только нортор. Где-то в тени. Неподвижный. И не очень заметный.
— Вот сколько, — старик протянул ко мне руки с поджатыми пальцами.
— Девять дней? Так долго?
— Если удача не отвернется.
— Блин, караван там вряд ли пройдет…
— Караван там можно провести. Но зачем? Вожак поалов в другую сторону смотрит.
— Ну, вожака и развернуть можнообычно. Если понадобится.
— А тебе понадобилось в ту сторону?
— Кажись, да.
— Я могу спросить зачем?
— Можешь, многоуважаемый. Вот только не знаю, смогу ли ответить.
— Если это тайна Многодоброго. Или Многомудрого…
И шаман выразительно посмотрел на мою руку. Правую. Я регулярно и машинально тер ее. То об колено, то об камень, а то и пальцами по ладони проводил.
Посмотрел и я на ладонь. Так и есть: след от ожога потемнел. И слегка припух.
— Знаешь, что это? протягиваю шаману свою конечность.
Старик отвел глаза.
— Я слышал про этот знак.
— А когда он чешется. С самого утра… К чему бы это?
К дождю, — пришла дурацкая мысль. И еще более дурацкий анекдот вспомнился. Ёжик, тебе бы помыться… Кажется, так он заканчивался.
— Я… догадываюсь… что это значит.
— Тогда шепотом. И мне на ушко.
Вообще-то я пошутил. Насчет ушка. Но мне ответили. Так, как я попросил.
— ОН сообщает служителю, что рядом есть подходящее место. Осталось только найти и…
— И чего?
— И дать ЕМУ это место.
Старик замолчал, засмотрелся на бабочку.
— Это всё, что ты можешь сказать? не выдержал я.
— Непосвященным нельзя говорить о ЕГО ритуалах. И видеть их нельзя.
— Даже шаманам?
— На мне нет ЕГО знака.
— Можно организовать…
— Не надо!
Старик аж дернулся.
— Ладно, как хочешь. Мое дело предложить.
— Служитель не предлагает. И не выбирает. Это ОН выбирает себе служителя.
— Старик, не трави душу. И без того тошно.
Помолчали. Бабочка все-таки оседлала свой цветок. Не знаю, что она в нем нашла? Маленький, невзрачный и без запаха.
Почему-то вспомнилась целительница. Такая же тощая, невзрачная и… Блин, говорят, некрасивых женщин не бывает. Тот, кто это сказал, тиу не видел. Чтоб она показалась красивой, надо захлебнуться в водке.
— Наверно, я здорово тебе напортачил с целительницей. Колдуна вот зачем-то послал к ней…
— Ты правильно поступил, Многомудрый. Мне показалось, что шаман улыбнулся. Колдун после тебя… дух будущего целителя получит больше мудрости и силы. Но…
— С тиу как? Всё нормально?
— Она тиу.
Ясненько. Типа, чего ей сделается?.. Такая ни в огне, ни в воде, а бешеные слоны ее и сами боятся.
— А с рыжим нашим чего?
Шаман улыбнулся. На этот раз точно.
— С ним не так хорошо, как с тобой. Его унесли слуги. Через несколько дней… силы вернутся к нему.
— Понятно. Не всё так хорошо, как хотелось бы. Пирожки в ближайшее время мы есть не будем.
— Какие пирожки?
Объяснил я шаману этот черный прикол. Старик покачал головой.
— Нет. Умирать он не станет. Ни в ближайшие дни, ни потом. Он же из клана ми-ту.
— Отож. Я скорчил соответствующую морду. Этих тварей, кажись, трудно убить.
— Очень трудно, — поправил меня шаман. И еще, Многодобрый… ми-ту не умеют прощать.
— Боюсь, я тоже плохо забываю обиды.
— Ты тоже, — эхом отозвался старик. Хочу тебе сказать, Многомудрый…
Я отдернул пальцы от ладони. Блин, хоть перевязывай её.
— …я видел много караванов. Этот самый необычный.
— Да? И чего с ним не так?
— Всё так. Но кое-кто в нем лишний.
— И кто же?
— Ты или ми-ту.
Бабочка опять стала наворачивать круги над цветком.
— Ты прав, старик, я в нем лишний. Я! Вот только вернуться не получается.
— И не получится, — обрадовал меня шаман. Боги любят играть в такие игры.
— Да? Это они сами тебе сказали?
— Нет. Мне сказал Наставник.
— А ему кто?
— Не знаю. Тогда я не додумался до такого вопроса. А теперь…
— Ну да, не спросишь. Не тревожить же мертвого из-за такой ерунды.
— Многодобрый, поднять можно только того, кто не прошел Огненные Врата. А я сам сжег тело Наставника.
— Вообще-то, я пошутил насчет спросить.
Надеюсь, шаман тоже. Насчет поднятия мертвых. Я ведь уже начал привыкать к этому миру. А мне здесь только оживших мертвецов не хватает.
— Так, что там с шутками богов?
Старик подбрасывал в руке камешки. Белый, темный, полосатый. И заговорил, не отрываясь от своего занятия.
— Ты и ми-ту, как ветер и песок. Как вода и огонь. Каждый хорош, когда один, но вместе!..
— Знаешь, старик, я видел как-то извержение вулкана. В океане. Это не рассказать. Это видеть надо. И пережить. Мы тогда чуть не навернулись на той яхте. Но кадры получились, обалдеть! Сами себе потом не верили, что это всё в натуре.
— Тогда ты поймешь, Многомудрый, игру… — Цокают камешки. Полосатый, белый, темный. Нет, не богов. Кто мы такие, чтобы проникать в Их замысел? Я хочу рассказать тебе про игру ми-ту. Бабочка опять села на цветок, но ее сдуло порывом. Там, куда повернуты твои глаза, есть очень опасные горы. Стоит упасть одному камню, за ним падает много других.
— Слышал я о таких приколах.
— Ми-ту бегают по этим горам, доказывая свою силу и ловкость.
— Правда, что ли?
— Я сам это видел. Камни падают и гремят, а ми-ту бежит, как по облаку. Бежит и не останавливается.
— Ну, долго так бежать он не сможет.
— А долго и не надо. Только там, где живет неспящий камень. Главное, отличить его от обычного камня. Ми-ту это умеют.
— Да уж. Кто не научился, тот…
— Тот не получит жену. А еще… убитый неспящим камнем родится уже не ми-ту.
— Блин, какое горе!
— Для них это горе.
Шаман задумчиво качнул головой.
— Ну, прикол с лавиной я понял. Но к чему ты это рассказал?
— Ты и колдун, как два молодых ми-ту, что бегут по неспящим камням. Но два не могут бежать по одной горе, а вы…
— А мы бежим, так?
— Да. Старик сжал камешки в кулаке, посмотрел на меня. Не в глаза. На рот или подбородок. Вы бежите вдвоем.
— Ну, и кто у кого сидит на шее?
— Ты опять задал вопрос, до которого я не додумался.
— А ты знаешь другой способ, как идти вдвоем там, где может пройти только один?
— Нет. И твоего способа я не знал.
— Теперь знаешь.
— Тебя не зря называют Многомудрым.
— Да было бы из-за чего!..
— Вот и я не знаю, из-за чего вы идете вдвоем. А мог бы догадаться. Мой наставник был самым умным из всех шаманов, кто жил и живет. А я…
— Может, и догадаешься еще. Ты вообще-то знаешь, куда мы идем?
— Караван или?..
— Или.
— А вы разве не вместе?
— Сначала вместе, а потом…
— Этого я не знал. Шаман убрал камешки и сложил руки на коленях. Я слушаю тебя, Многомудрый.
Не так уж много сказок я запомнил, что наплел рыжий. Но канву ухватил. И названице заковыристое выцепил.
Я говорил, а старик задумчиво кивал. Я замолчал, старик продолжал кивать. Наверно, своим мыслям. Или бабочке, что опять наматывала круги возле цветка.
— Значит, вот куда он идет. В Храм Многоликого. Интере-есно-о…
Шаман напомнил мне Пал Нилыча, когда тот стоял над сложным больным. Старик тогда медитативно мурлыкал и даже облизывался.
— А ты был там? Спросил я, когда понял, что продолжения дождусь не скоро.
— Нет. Только слышал о Храме.
— Пургу рыжий нам гнал или есть там сокровища?
— Сокровища там есть. Но каждый найдет там то, что нужно только ему.
Шаман все еще пребывал в мечтательной задумчивости.
— Как это только ему?..
— Это слова моего Наставника. Еще он говорил, что многие входили в Храм Асгара, но мало кто вышел.
— Да?
— Есть такие сны, от которых не хочется просыпаться.
— А это еще к чему?
— Это тоже сказал Наставник. Когда рассказывал о Храме и Асгаре.
— Ну, и за каким сокровищем идет наш многохитрый?
— Скажи, Многомудрый, что не нужно тебе?
— Власть.
Сначала брякнул, а потом подумал. Да я список могу представить того, чего мне не нужно! Какого ж это слово на первое место выскочило?
— Вот ты и ответил, зачем он идет.
— Ну, и в какой коробочке с голубой тесемочкой он найдет эту власть? Или ему на блюдечке ее поднесут?
— Скажи, Многодобрый, что ты знаешь об Асгаре?
— Ничего не знаю.
— Если хочешь, я расскажу тебе.
— Давай, рассказывай.
Опять цокали камешки в руке шамана, а я слушал, закрыв глаза, и жалел об одном. Что нет у меня диктофона, чтоб записать этот рассказ. Вот кому надо было идти в сказочники! Или в песнопевцы. Деда-песнопевца напомнил мне шаман. Того, с аукциона. И говорит, вроде как, для себя. И ерунду какую-то, а слушаешь, и перебивать не хочется.