Дозвонилась только до троих, у остальных никто не снимал трубку. Эти трое подтвердили, что — да, Антоша в школе был, да, ушел домой вместе со всеми, да, уже давно, а больше они ничего не знают — они пришли и стали делать уроки. Какие замечательно порядочные дети! А где же мой сын? Но ведь остальных-то — тоже пока нет. Надо не психовать, а просто все время звонить всем, кому еще не дозвонилась. Блины? Какие блины?! Там еще суп оставался, полкастрюли, разогрею. Все равно, ничего не могу делать…
Звонок!
— Да?!
— Привет, ты что кричишь в трубку?
— А, здравствуй, Вера. Я думала — Тошка звонит. До сих пор из школы не пришел.
— Придет, куда он денется. Заигрались где-то. А я чего тебе звоню — мой-то, знаешь, чего выкинул?..
— Ой, Верочка, ты извини меня, я телефон боюсь занимать. Давай попозже, а? Пожалуйста.
— Ну, как знаешь. Ты со своими детьми шизанутая прямо. А они вырастут — отблагодарят тебя еще, вот попомнишь мои слова.
Вера бросила трубку. Точно, обиделась. Надо будет потом перезвонить, извиниться. Все-таки человек поделиться чем-то хотел, а я — «давай, потом». Ладно, ну ее. Где же Тошенька? Я побегала по комнатам, постояла на балконе, позвонила еще двум девочкам-одноклассницам. Ни та, ни другая, конечно, ничего не знают. Надо позвонить в милицию и больницы, не было ли каких несчастных случаев. Я боюсь. Не могу, не буду, боюсь. Потом. Туда — потом. А пока — вон еще скольких детей нет дома, может, Тошка с кем-то из них?
Ксюшка пришла.
— Мам, привет. А ты чего дома?
— Ксюш, Тошку не видела?
— Не-а, а чего у нас поесть? Фу, дыма сколько. Ты чего, сожгла что-то?
— Блины. Ксюнь, где Тошка может быть?
— А я откуда знаю? Мам, да кончай морозиться, придет он, никуда не денется. Может, петарды с пацанами взрывать пошел.
— Какие петарды?
— А у малых сейчас развлекушка такая. Засовывают петарды в бутылки и взрывают на пустыре.
— Что?!
— Да чего ты? В пластиковые. В пластиковые бутылки, ясно? Нету там никаких осколков, не бойся.
О, Господи…
— Алло, алло… Сережа, ты дома? Это мама Антона. А ты не знаешь, где Антоша? Нет? Ну, извини, до свиданья.
Ту-ту-ту…
— Алло, Ирочка? Это мама Антона. Ты не знаешь, куда он пошел? Нет? До свиданья.
— Алло, Денис…
— Алло, Дима…
— Никитка, здравствуй. Ты не знаешь, где Антоша? Его до сих пор дома нет.
— Здравствуйте. А он к папе пошел.
— Куда?
— К папе.
— Никитка, а ты уверен? Откуда ты знаешь?
— Мы из школы шли, его папа встретил, и они ушли вместе.
— Зачем?
— А он говорит, что там компьютер классный, самые крутые игры идут. Да вы не волнуйтесь, он скоро придет. Он часто туда ходит.
— Спасибо, Никитка…
Ту-ту-ту…
— Мам, ты чего сидишь? Нашелся Антохин? Трубку-то положи, чего ты ее держишь?
Господи, обидно-то как! «Он часто туда ходит!». А мне — ни слова.
— Ксюша, а ты знала, что Тошка с отцом встречается?
— Так он у него? Вот видишь, а ты панику подняла. Я ж говорила — найдется твой Тошенька.
— Ксюша, так ты знала, что он у него бывает?
— А, так ты про это… Ну и что?
— Ксюша…
У меня было чувство, что мне дали под дых. Паралич мыслей и паралич жизнедеятельности.
— Мам, ты чего? Ты что, расстроилась?
Расстроилась? Да я… Да мне дышать нечем…
— Ксюша, как же так?
— Да чего ты? Он же к отцу пошел, не куда-то там. Ну, забыл тебя предупредить.
— Он к нему ходит, понимаешь? Он — к нему!!! — ходит! А мне — ни слова!
— Ну и что? А он обязан нас растить. До совершеннолетия.
— А ты?
— Что?
— Ты тоже к нему ходишь?
— Мамуль, у меня нет ни малейшего желания видеть его крысу. Мы с ним на нейтральной полосе встречаемся.
— Ты с ним встречаешься?
— Конечно. Мамочка, дети — тоже люди. А людям для жизни деньги нужны. На тебя мы сильно можем рассчитывать? Не можем. Значит, нужны другие источники. А что? Пусть раскошеливается, раз родил.
— Ты понимаешь, что ты говоришь? Что ты предаешь меня ради денег.
— При чем здесь — предаешь? Я просто встречаюсь со своим собственным родителем, причем, только в периоды, когда мне необходима его материальная поддержка.
— Ксюха!
— Вот ты зря так это воспринимаешь. Смотри на все проще.
— И часто?
— Что — часто?
— Часто тебе его поддержка нужна?
— Ага, разбежалась. Из него много не выдавишь. Но хоть клочок шерсти урвать — и то хлеб.
Господи…
— Господи, Ксюша…
— Мам, успокойся. Так он все бабки на свою крысу спустит, а так — и нам что-то достанется. И у тебя просить меньше будем. Тебе что — хуже?
— Ксюш, а алименты?
— Алименты не он нам платит, алименты у него вычитают. А это, мамочка, — большая разница.
— А Тошка?
— А Тошку он компьютером покупает. Ну, так он маленький еще, поддается на такое.
— Значит, вам его не хватает. Вы по нему скучаете…
— Мам, не смеши. Он нас бросил.
— Но вы же его любите!
— Нельзя любить человека, который тебя бросил.
— Он меня бросил, а не вас.
— Мамочка, если бы мы были ему нужны, он бы хоть как-то зарисовывался. А то он только перед Тошкой папашку строит.
— А почему мне вы ничего не говорили?
— А то я не знаю, как ты среагируешь. Закатишь истерику — мирись потом с тобой… Иди, тебя твоя Женя — к телефону…
Ненавижу телефон! Не хочу ни с кем разговаривать.
— Скажи, что меня нет.
— Я уже сказала, что ты есть!
— Ты что это ребенка врать заставляешь?! Не хочешь со мной общаться — так и скажи, — фыркнула Женька в трубку. — И нечего придуриваться. Вы ж там орете так, что и без телефона слышно: «Скажи, что меня нет!..»
— Жень, у меня настроение паршивое.
— Случилось что?
— Да, вот, узнала, что дети, оказывается, к папеньке ходят. Причем случайно узнала. Представляешь?
— Да… А что ты думала? Дети — эгоисты. Мой — тоже эгоист. Пока маленький был — еще куда ни шло. А сейчас — прямо на глазах наглеет. Ты ему — слово, он тебе — сто пятьдесят.
— Жень, это все — не то. Понимаешь, они же предают меня. Из-за денег. Знают, каково мне, и все равно…
— А при чем здесь деньги?
— Ксюха сказала. Старшие — из-за денег, Тошка — из-за компьютера…
— Так у вас же есть.
— А там — круче. Понимаешь, компьютер там круче, кормят вкуснее. Прикармливают, еще и денег дают… Я тут ору на них, а там — благодать сплошная.
— А почему ты решила, что там его кормят?
— А я теперь вспомнила, что иногда Тошка есть после школы отказывался, говорил, что не голодный. Значит, его там кормили. То ли папочка, то ли мамочка новая.
— Прекрати ерунду молоть!
— Жень, пойми, я ж им не могу дать того, что может он. Да я ничего не могу им дать! Значит, они вырастут и уйдут.
— Никуда они не денутся, и не надейся. Хотели б — уже бы ушли к папочке. А так — и ты вокруг них прыгаешь, и от него чего-то перепадает. Лафа полная. Мой — такой же: из меня — все жилы вытянуть готов, а папашка бывший фигню какую подкинет — он месяц от восторга визжит. Фотографию папочкину на стол письменный водрузил, представляешь? Мою — и не подумал. Я у него спрашиваю: «Что ж ты так?». Знаешь, что любимый сыночек ответил? — «А я тебя и так каждый день вижу». Да не реви ты!
— Я не реву.
— А то я не слышу, что всхлипываешь. От деток благодарности не дождешься. Самим о себе думать надо, ясно?
— Да, думать… У тебя есть время — думать?
— Да знаю я, что у тебя детей — чуток побольше. Ну и что? Да не реви, говорю! Знаешь, чего я тебе звоню? Я тут в сэконде сарафанчик надыбала — закачаешься. Причем — с этикеткой. Значит — новый. Давай еще сходим. Вместе. Прибарахлимся, знаешь, как стимулирует!
— Да ну…
— Не нукай! Ты когда себе новую шмотку в последний раз покупала? Небось, до развода еще. Вот и представь, как ты выглядишь на фоне новой жены бывшего мужа.
— А мне — плевать.
— Ни фига не плевать. Назло надо выглядеть! А если бутики недоступны — пойдем по сэкондам! Там есть шмотье не хуже. О, хоть всхлипывать перестала. Так что я завтра за тобой заезжаю, и — вперед!
На следующий день Женька, действительно, дождалась меня у проходной и поволокла «на охоту» за шмотками. Она так и говорит: «Отыскать что-либо стоящее среди завалов тряпья — о! тут такой азарт просыпается! Как у гончей. Так андреналинчик и играет! Что? Магазины не те? Шопинг — это не по сэконду? Ну, так — у богатых жизнь другая!». И весьма красноречиво хмыкает.
Итак, мои слабые попытки отвертеться были решительно пресечены, мы втиснулись в трамвай, в который, казалось, уже не могла бы влезть даже кошка, но за нами, поднажав, утрамбовалось еще десятка полтора пассажиров. Еще бы — народ едет со смены. Тут главное — быстрота. Быстрее оказаться дома, быстрее переключиться с состояния винтика единого гигантского отлаженного механизма, которым является завод, на ощущение своей самоценности, ценности своей собственной жизни.
— Нет, ты видишь, нам везет! — радовалась Женька. — В первый же трамвай влезли, почти не ждали. А я тебе еще чего расскажу…
— Передаем деньги! — ругань работяг перекрывал зычный голос кондукторши.
— Куда прешь? Куда прешь? Не видишь — люди с работы едут!
— Мужчины, посторонитесь! Задняя площадка, оплачиваем проезд! — Баба, с легкостью атомохода раздвигая спрессованную человеческую массу, плыла по вагону.
— Кто еще у нас неоплоченный?!
— Глянь, и билетик у тебя счастливый, — позавидовала Женька. — Давай, махнемся. Нет, чтобы повезло, надо, чтоб он сам собой тебе выпал. Так, выйдем из вагона — сразу съешь!
— Ты что, в детстве не наигралась?
— А это ты зря. Я на себе проверила. Действует — стопроцентно.
— Женька, да не морочь ты голову!
— Я тебе точно говорю. Вот недавно еду я в автобусе, выпадает мне счастливый билетик. Я, ясное дело, загадываю: встретить мужчину своей мечты! Выхожу из автобуса, не успела сжевать билетик — и пожалуйста! — подкатывается один: «Не подскажете, как пройти…» Я ж не только подсказать — я и показать могу. Пока дошли — он мой телефончик взял, на свидание пригласил.