Поскольку я включила лампу, в дверь тихонько постучали. Раз стучат — значит, Вениамин, все прочие просто бы вломились. Да и дверь в комнату я стала прикрывать лишь с его появлением.
— Жанна Валерьевна, я тут подумал…
— Веня, простите, а вы не могли бы поискать градусник? Он должен быть в серванте на верхней полке (в последний раз я, кажется, там его видела).
— Жанна Валерьевна, что с вами? Вам плохо?
— Проверить надо, плохо ли или только кажется.
Действительно, не кажется. 38,7 °C — достаточно уважительная температура, чтобы признать, что все-таки, похоже, заболела. Надо было меньше верить рекламе и жевать простой и надежный аспирин. Дешево и сердито. В смысле — проверено временем.
— Сколько? — Вениамин снова всунулся в комнату. — Ого! Да вы заболели. Вам лежать надо и врача вызвать. Я вызову.
— Веня, не смешите. Какое — лежать? Если вам не трудно, найдите мне, пожалуйста, аспиринчик. Он там, в коробке с лекарствами. Я сейчас съем пару таблеток и встану. Завтрак этим гаврикам готовить надо.
— Что вы, я сам. Вы лежите. Вот вам таблетки, выпейте и лежите. Я сам все приготовлю и накормлю их.
— Чем?
— Ну… Яичницу с гренками они будут?
— Ладно, кормите. Их всех через полчаса будить надо, чтобы не опоздали.
Я закрыла глаза. Господи, хорошо-то как! Настолько, насколько может быть хорошо при такой головной боли и температуре под 39 °C. Зато мне не надо вставать. Помимо меня приготовится завтрак, все будут накормлены, уйдут на занятия, жизнь будет двигаться своим чередом, а мне можно лежать в кровати и ждать, когда подействуют таблетки. На работу позвонить надо. Потом позвоню, попозже. Спа-ать…
Проснулась я от шепота и сдавленного хихиканья в прихожей. Голова почти уже не болит, и есть, кажется, хочется. Значит, порядок!
— Тише, не смейся, маму разбудишь!
— А ты не толкайся!
— А я не толкаюсь. Пусти. Больно же.
— Не мешай. Лучше Лорда прогони, а то он тут все перегрызет. Ну отойди же, я сказала!
Что там у них за возня? Я влезла в халат и выползла в коридор. При моем появлении Лера с Вениамином отпрянули друг от друга, как нашкодившие котята. И выражение их физиономий было соответствующим: нашкодившим и довольным.
— Жанна Валерьевна, ну как вы чувствуете? Вам лучше? — засуетился Вениамин.
Ага. Вот оно, в чем дело. Вот почему она так хотела на этот дурацкий базар, а он настаивал на том, чтобы взять ее с собой. И вообще, он всегда ее защищает: «Лерочка» да «Лерочка». От меня, между прочим! Между ними что-то есть! Но он же старше ее на десять лет! Этого только не хватало! Она же еще — совершенный ребенок. Втерся в дом, задурил девчонке голову… Нет, каков, а? А вдруг между ними уже что-то было?! Только внуков мне сейчас и не хватает. Он-то — взрослый, вполне половозрелый, а Лерка — наивная идиотка. Ее обмануть ничего не стоит! А все — Людмила. А я-то — хороша! Сама же его в дом впустила! Но я же не думала… Не думала она! А кто за тебя думать должен?! Мать, называется!..
— Жанна Валерьевна, а мы обои купили. Сегодня наклеим! Вот посмотрите. И ложитесь. Вам лежать надо.
Заботливость изображает, надо же. А сам…
— Мам, ну смотри же!
На светлом фоне какие-то перекрещивающиеся линии.
— Куда это?
— В зал. Самый писк. А вот эти — в нашу комнату. Ксюхе понравятся, я знаю. А вот эти — вам с Тошкой.
— Вот эти? Мне уже не нравятся. Я не хочу такие!
— Почему? — расстроился Веня.
— Они — никакие. А я хочу, чтобы у меня ассоциации возникали с чем-то хорошим.
— Ну конечно, тебе бы листики-цветочки какие-нибудь.
— Да, цветочки. И не какие-нибудь, а чтобы на душе теплело.
— Вот видишь, Венька, хорошо, что мы ее не взяли. Она бы всюду цветочки поразвесила.
— Так можно поехать поменять. Вы скажите, что вам нравится, и я сейчас съезжу.
— Никуда ты не поедешь. Это — красивые обои. А цветочков сейчас уже ни у кого нет!
— А я думал, у вас вкусы одинаковые. Нет, Лера, так нельзя. Надо, чтобы всем нравилось.
— А всем и так понравится. Это только у мамы вкусы из позапрошлого века.
— Так поменять?
— Нет!
На меня вдруг навалилась страшная усталость, стало все абсолютно безразличным. Или это температура опять вверх поползла? В самом деле, какая разница, какой рисунок на стенках? Разве это — главное?
— Делайте, что хотите, — и я отправилась назад, на свою кровать. — Хотя, лучше б вы уже ежиков купили.
Из-за прикрытой двери доносилось невнятное переругивание:
— Ты же говорила, что маме понравится.
— А ей и понравится. Привыкнет — и понравится. Просто она — консерватор: вначале — всегда против, а потом — привыкает — и уже нравится.
«Милые бранятся…» — зло подумала я и провалилась в сон.
Мое глубокое убеждение (которое я тщетно пытаюсь вбить в головы своих отпрысков, но от состояния: «что эта мать вообще знает о жизни?» до состояния: «надо было маму слушать!» согласно известному анекдоту должно пройти никак не менее двадцати лет), что главное в жизни — это сон. Если ты выспался, ты — нормальный живой человек, а не квелая курица, норовящая пристроиться на каждом подвернувшемся насесте. Если ты болен — перестань жрать лекарства и, послав все проблемы куда подальше, впади в длительную спячку. Горячечные кошмары постепенно перейдут во что-то легкое и светлое, что не запоминается, но оставляет ощущение радости и выздоровления.
Я как раз и находилась на стадии светлых сновидений, когда грохот, раздирающий душу вопль и звук удара падающего тела катапультировали меня из кровати прямо к месту событий. Я не то что сообразить что либо — я испугаться не успела!
Около дивана валялось перевернутое ведро, на полкомнаты растеклась огромная мутная лужа, в луже растянулся чрезвычайно довольный Лорд, а на нем плашмя лежал и отчаянно ругался Вовка.
— Джинсы! — завопила я. На этом оболтусе были недавно купленные, можно сказать, парадно-выходные джинсы, которые должны быть сняты и аккуратно убраны в шкаф в момент переступания порога дома.
— Вовка, джинсы!
— Жанна Валерьевна, вы проснулись? Как вы себя чувствуете? — расплылся в улыбочке Вениамин.
«Подлизывается, гад, в доверие втирается!»
— Собака! Скотина безмозглая! Лежи, не дергайся! — рычал Вовка.
Лорд плавал в луже, распластав все четыре лапы, и хрюкал от удовольствия.
Остальные тоже что-то орали, каждый в меру своих возможностей.
— Что здесь творится?!
— Эта скотина все перевернула!
— Мама, он специально, я сам видел. Он головой ведро толкнул.
— Теперь уборки на весь вечер. И клея больше нет. Веник, купишь завтра еще клей?
— А Вовка почему — в той же луже?
— А Лорд отряхнуться хотел. Вовка его собой накрыл. А то клей бы по всем стенкам разлетелся. Вовка комнату спас. Собой пожертвовал.
— Мы вам сюрприз хотели сделать. Вы проснетесь — а комната как новая.
Сюрприз удался.
— Ладно. Вовку с Лордом — в ванную. Ксюшка с Лерой — отмывают пол. А я пойду что-нибудь приготовлю. Вы же, небось, не ели?
— Не, мы бутерброды ели. Кто с чем нашел.
— Вы отдыхайте, я в магазин сбегаю. Я быстро. — Вениамин умылся в мгновение ока.
— Ага, хитренький. Он — в магазин, а нам — убирай.
— Вы псину отмойте. И выгуляйте. А то еще одна лужа будет.
— Выгулять? Мокрого? Чтоб у него пневмония началась?
— У Лорда?!
— Он же — комнатная собачка. А значит — болезненная. Знаешь, сколько ветврач стоит?
— Никаких ветврачей! Суп из этой скотины сварить! А из шкуры — коврик сделать! Собака такая! — пыхтела Ксюшка, пытаясь тряпкой собрать клеевую лужу.
— Между прочим, настоящий джентльмен — это тот, кто кошку всегда называет кошкой.
— А это собака и есть! А я — вообще не джентльмен. Я — леди.
Вся компания, расположившись на кухне, дружно лопала пельмени, принесенные и сваренные Вениамином. Лерка, конечно же, сидела рядом с ним, и я хмуро ловила взгляды и словечки, которыми обменивалась эта парочка.
Вениамин, решив, видимо, что мое мрачное настроение обусловлено недавним катаклизмом, изо всех сил пытался «выправить ситуацию»:
— Ничего страшного, завтра все доклеим. Зато полкомнаты уже сделано. Неужели вам совсем не нравится?
Надо признать, что обои на стене смотрелись значительно лучше, чем в рулоне. Вполне приемлемо, даже — симпатично. Но какое это имеет значение по сравнению с тем, что этот прожженный тип пытается охмурить мою девочку! И, судя по всему, ему это удается!
С каким облегчением вываливала я все свои жалобы по этому поводу на неосмотрительно позвонившую вечером Женьку. Та, наверное, хотела поделиться чем-то своим, но мне просто необходима была хоть чья-то поддержка. Предстоящая борьба за своего ребенка с этим подлым соблазнителем представлялась делом долгим и трудным (кто ж слушает доводы своего рассудка, а уж тем более — материнские вопли, в период ослепления первой влюбленностью?!). А дома меня никто не поддержит. Ишь, как спелись, включили его в свою команду, хохочут дружно на кухне за этими дурацкими пельменями!
Я заперлась с телефонной трубкой в ванной, открыв для надежности кран, и пыталась излить душу подруге. А та, совершенно тупо (и это подруга называется!) никак не желала сочувствовать:
— Ты можешь объяснить, что конкретно тебе не нравится в этом Вениамине?
— Как ты не поймешь? Он втерся к нам в дом, а сам…
— Ты, кажется, сама его пригласила.
— Я не приглашала. Он напросился.
— Ты — разрешила!
— Да. Но я же не могла этого предвидеть!
— Чего? Что молодые парень и девушка могут понравиться друг другу?
— Лерка — ребенок! А он — старый козел!
— Кто-о он? Это почему?
— Ему тридцать лет! Понимаешь? Тридцать!
— Ну, и какой он старый? Он на десять лет моложе тебя. Пацан еще.
— Он на десять лет старше Леры!
— Слушай, чего ты истерику закатываешь? Что он тебе сделал плохого?
— Он — с Леркой.