неприятности! Я вам это гарантирую.
— Запомните: ни вашего сына, ни, тем более, вас, я знать не желаю! Сами с ним разбирайтесь. И не смейте сюда звонить!
— Дайте ему трубку. Скажите ему, что я должна с ним побеседовать!
— Нет здесь никого.
— А я знаю, что он у вас. Немедленно позовите его к телефону!
— Нет у нас вашего сына. И не смейте сюда звонить!
Я швырнула трубку. Меня трясло. Черт! Кто вообще брал эту чертову трубку?!
— Валерия!!!
— Ты чего? Что случилось?
— Ты запомнила этот голос?
— Ну, запомнила, наверное. А кто это?
— Если ты когда-то услышишь эту тетку — бросай трубку и не говори с ней ни слова! Ты слышишь? Не смей с ней разговаривать!
— Да кто это?
— Мать Вениамина. Изида Михайловна.
— Нам звонила? А чего это она? Снова Веню у нас ищет?
Снова? Ах да, она уже раз разыскала его у нас. Она теперь повадится сюда звонить?! В тот раз Вовка брал трубку. А если она и детям — такую гадость?!
— Дети! Ксения, я ко всем обращаюсь! Не смейте брать трубку, если звонит эта… эта… особа! Просто не смейте брать трубку!
— А откуда мы узнаем, что звонит она?
— По номеру! Не строй из себя тупого! Запомните номер и не прикасайтесь к телефону!
— А если это Венька будет?
— Тоже! Хватит с нас Веньки!
— Мам, ты чего? Ты что, плачешь?
— Нет! Я… Я Людку убью сейчас!
Это же она, это с ее подачи к нам явился этот Вениамин. Меня просто трясло. Людка! Точно. И телефон этой стерве наш она дала. Больше некому.
Лера попыталась обнять меня.
— Ну, чего ты? Что она тебе наговорила? Помнишь, как Венька убежал, после ее звонка? Не обращай внимания. Мы же знаем, что она дура.
— Мы не знали, какая она дура! Лера, уйди, дайте мне с Людкой поговорить.
— Саша? Саша, привет. Да, это я. Саш, мне твоя жена нужна. Да звоню я вам, звоню, никуда я не пропадала. Это вы про нас и не вспоминаете. Саша, ну позови Людмилу, мне она срочно нужна. Спит? Разбуди. Саша, пожалуйста, позови жену!
Она спит. Она спит! Она такое нам подстроила, а теперь спит!
— Людка? Людка, запомни, я знать не знаю больше ни твоего Вениамина, ни его мать! Я слышать их больше не хочу. И видеть — тоже. Никого! Так им и передай! Чтобы духу их не было! Ты меня слышишь?!
— Подожди. — Людка спросонья, похоже, вообще ничего не соображала. — Ты мне можешь объяснить, что случилось? Ты чего кричишь?
— Ничего я не хочу объяснять! И ты мне пока не звони! Как ты могла!!! Как ты могла такое!.. Не звони мне больше!
Трубка летит на диван. Тут же — снова звонок. По номеру — Людмила. Не буду брать. Слышать ее не хочу. Слышать ее больше не хочу.
— Мам, телефон!
— Ну и что?! Все, не трогайте меня. Хватит.
— Алло. Да, теть Люд, она ушла и ванной заперлась. Не хочет она к телефону подходить. Ну мы же дверь туда не сломаем. Что случилось? Да вроде Венькина мать позвонила и что-то наговорила. Она не говорит, что. Просто психует. Ладно, до свиданья.
Людмила приехала где-то через час, когда я, отревевшись под шум воды из открытого крана, уже обрела способность рассуждать почти здраво. Все истерики рано или поздно кончаются, если им не мешать.
— Чего ты приехала?
— Извини, способностью к телепортации я пока не обладаю. Разбудила меня среди ночи, наорала, ничего не объяснила. Я пока маршрутку дождалась и к тебе доехала, меня уже колотить всю начало. Хорошо, хоть Вовка твой объяснил, в чем дело, а то я бы вообще решила, что ты сдвинулась.
— Когда это он тебе объяснил?
— По телефону. Он, в отличие от тебя, со мной разговаривал.
— Сейчас не ночь.
— Для меня — ночь. У меня режим сдвинутый. Встала в полпятого, Сашка маленький полдня нервы мотал, только заснула, а тут — ты.
— Я тебя не звала.
— Конечно, не звала. Ты вообще сказала, что знать меня не хочешь. Что я, по-твоему, должна делать? Я Сашкам ЦУ дала и — к тебе. Цени.
— Да? А кто мой телефон этой стерве дал?
— Видишь? Ты с ней только один раз поговорила, и то…
— Я спрашиваю, зачем ты дала ей мой номер?
— Венька пропал. Он неделю уже как из дому ушел. И не звонит, и на работе не появляется.
— А я здесь при чем?
— Ну, вдруг он у вас? Могло же так быть? То, что он не ходит на работу — это серьезно.
— Людка, я слышать про них больше не хочу! Мне наплевать, что с ними со всеми.
— Да успокойся ты! Что она тебе наговорила?
— Что я — развратная дрянь, которая хочет повесить на шею ее сыночку свой выводок!
— Ну, придурочная она, я же тебе давно говорила. Представь, как Веньке с ней жилось. Он у вас прямо расцвел. Я его видела недавно: веселый, аж светится. Я даже не помню, чтоб он шутил, а тут… Я еще порадовалась, какая я умная, что с вами его свела.
— Спа-си-бо тебе огромное!
— Нет, ну чего ты. Венька ж — хороший парень, это она — идиотка. Ну так и не обращай на нее внимания.
— Мам, а что, правда, что Веник пропал?
Дети незаметно просочились к нам и теперь смотрели выжидательно.
— Какой веник?
— А вам чего надо?
Мы с Людмилой заговорили одновременно.
— Так правда или нет?
— Да, неделю уже как.
— Уйдите, вы-то здесь при чем?
— Ничего себе — «при чем»? Мы что, чужие? Дикари? Ты так — как его прибабахнутая мамаша станешь. — Лера от возмущения даже кричать начала. — Его же искать надо! А вдруг его в живых нет уже?
— Да прямо сразу — в живых нет. Я бы просто сбежала на его месте подальше.
— А работа?
— А что — работа? Если нет жизни — какая может быть работа? Но искать надо. Теть Люд, а его ищут?
— Кто?
— Ну, в милицию надо заявить, в первую очередь. Потом всех знакомых объездить.
— В милицию Изида не заявляла. И не будет. Насколько я ее знаю.
— Почему?
— Сор выносить из избы.
— Какой сор? Сын пропал!
— Она считает, что он от нее прячется. Как уже было в прошлый раз.
— Слушай, а гости эти ее, из Одессы?
— Да гости давно уехали. Обиделись жутко — и уехали. Вот она Веньку нашла, призвала, а потом, наверное, так наехала на него, что он развернулся и снова ушел.
— А раньше он вот так уходил из дома? Куда он в таких случаях девается?
— Никуда он раньше не уходил. Некуда ему уходить. Это вы на него так хорошо повлияли. Хоть сопротивляться начал.
— Людка, так зима же. Куда человеку деться зимой? Он же замерзнет.
— Ну, морозов-то пока нет таких сильных.
— Декабрь — не август. Да я за два часа на улице задубею. А за день — вообще кончусь.
— Так, — хватит вам трепаться просто так. — Вовка взял инициативу в свои руки. — Делом надо заниматься.
— Вовка, не хами.
— А я и не хамлю. Что толку, что вы тут про погоду рассуждаете? Действия нужны. Действия.
— Какие действия? В милицию заявить надо. Если Изида не хочет — давайте мы заявим.
— Да? И как ты это сделаешь? Заявления принимаются от родственников. Ты ему кто? Мать? Сестра? Теща?
— А если я скажу, что я, допустим, его невеста, — вмешалась Лера, — у меня примут?
— Вы заявление в загс подали? Нет? Ну и сиди, ты ему — никто. Лера, а вы что, правда, пожениться решили, — Людка спросила почему-то шепотом.
— Тю, тетя Люда, вы и скажете. Но что-то же надо делать!
— В русском языке нет слова «тю», — не замедлила заявить Ксюшка. Это был давний пунктик наших с ней стычек.
— В русском языке все есть, — привычно откликнулась я. — Люд, а знакомым его звонили?
— Тем, кого знаю, я позвонила. Никто ничего, естественно, не знает.
— А что вы спрашивали?
— Не знают ли они, где Вениамин? Когда его в последний раз видели?
— Так. Ничего вы, тетя Люда, не умеете. Кто ж вам так скажет? Тошка, тащи ручку и бумагу. Тетя Люда, пишите всех, кого только можете вспомнить. Имена, телефоны, адреса. Все, что вспомните. И внимательно.
— Вовка, тебе это зачем?
— Я сам этим займусь.
— Что? Когда ты этим собираешься заниматься? И как? Обходить всех, что ли?
— Ну… Ты же сама знаешь, что надо делать. Я всегда говорил, что у меня мама — самая умная!
— Вовка, не дразни меня. Нужно вначале убедиться, что с ним все в порядке. Что он не попал в милицию, не лежит ни в одной больнице. Или — в морге.
— Да? И тогда, значит, можно считать, что все в порядке? — Лера разревелась. — А если он под мостом каким-нибудь валяется или в посадке за городом? И там его никто не найдет.
— Под каким мостом? В какой посадке?
— Убили, вывезли за город и выкинули. Там его снежком припорошило и — все. Только весной «подснежника» и обнаружат. Но кто ж тогда его опознает?
— Вовка, прекрати! Лерка и так ревет, а ты еще добавляешь ужасы всякие. Люд, куда вначале звоним — в милицию? Ну а ты-то чего ревешь?
— Да, — Людка всхлипнула и высморкалась, — вы меня что, совсем уже скотиной бессердечной считаете? Мы с Сашкой все обзвонили уже. Нет нигде Веньки.
— Теть Люд, а вы правильно спрашивали? Надо было не по имени, а по приметам: рост, там, телосложение, глаза серые, волосы черные…
— Черные у него глаза. — Лера опять всхлипнула. — Ничего вы не понимаете. Может, он сейчас умирает где-нибудь, а мы тут в тепле…
— Лера, хватит. Люд, а из города он мог уехать? Родственники у них где?
— Да где угодно. И в Америке, и в Израиле, и в Германии…
— До Германии он точно не добрался. Тем более — до Америки. А в пределах досягаемости? Одесса, Москва, Жмеринка, село Степанчиково какое-нибудь?
— Конечно, есть. Но я-то адресов не знаю. А Изида не скажет.
— Так пусть сама обзвонит, а тебе потом скажет. Ты ж имеешь право волноваться за него?
— Я вот думаю: а может, она уже так сделала? Ну, вот смотри, если б мой Сашка пропал хоть на полдня, я б уже с инфарктом в больнице валялась. А Веньки неделю нет, а она планы мести ему строит. Значит, знает, что он жив здоров. Только комедию для публики разыгрывает.
— Ладно, вы как хотите, а здесь все равно надо народ прошерстить — вдруг кто что знает. — Вовка не выносил пустых разговоров. — Так что вы, теть Люд, пишите, пишите.