Отца им всем не хватает. Да, нас много. Большая семья, где, кажется, одиночество — не проблема, а мечта. Но всем детям на земле, и маленьким, и большим, нужен, что ни говори, старший надежный, умный друг.
Это для меня Венька —… а что — Венька? Даже и не знаю теперь, как назвать-то его. Это же надо было — вляпаться в такую историю! И в то же время — я ведь тоже к нему привыкла. Как и дети. Мне он тоже не кажется инородным телом в нашем доме.
Во всяком случае, с уходом Вениамина в доме образовалась пустота. «Отдыхай, — убеждала я себя, — за последнее время столько пережито катаклизмов и столько затрачено энергии, что нужно наслаждаться обретенным покоем, пить его, как нектар, по капле, впитывая каждую капельку — каждое мгновенье. Ведь после треволнений, связанных с Вениамином, все прочее казалось нестоящими внимания мелочами. Какая чепуха: плохие оценки в школе, нехватка денег и некупленные еще подарки, невымытая посуда и незастеленные кровати… При том, что человеческая жизнь настолько хрупка, что в любой момент может разбиться, как случайно задетый хрустальный бокал. И не хотел, но — так вышло, извините, ребята. А потом уже ничего не исправить — это не двойка по алгебре.
Подобные самоуговоры не слишком помогали — одно дело говорить с собой, и совсем другое — с кем-то. Крылатая фраза из «Доживем до понедельника» («счастье — это когда тебя понимают») не зря стала крылатой. Мне не хватало разговоров с Венькой. Вернулось то чувство одиночества, которое грызло душу, когда ушел мой бывший. Полный дом людей, а поговорить не с кем, я — одна, и что со мной — никому не интересно.
«Тоже мне, нашла понимающего друга, — злилась я на себя, слоняясь по квартире. — Привыкла к задушевным беседам, а теперь маешься от безделья».
А он не звонил. Нет, это хорошо, значит, дома у него никаких эксцессов не наблюдается. Людка сказала, что возвращение блудного сына прошло благополучно, а на выражение благодарности от мегеры-мамочки мы и не рассчитывали. Но Венька-то, Венька… Он-то мог хоть что-то сказать?! Значит, так мы нужны ему. Ну и ладно. В конце концов, пора встряхнуться и вспомнить о своих обязанностях матери и хозяйки домашнего очага, а то ведь ему — очагу этому — так и затухнуть недолго.
Полдня на работе я потратила, честно составляя план по самореанимации. Нарисовав табличку из трех колонок («Дети», «Дом», «Я»), старательно попыталась занести туда все, что только в голову ни взбредет — ненужное отсеется потом само. С заполнением первой и второй граф проблем не возникло никаких, тем более что я вписывала туда даже такие «перлы», как «перебрать вещи в шкафах» и «постирать шторы к Новому году». А вот с третьей…
А что мне, собственно, надо? Начать делать зарядку? Похудеть? Выучить английский? А зачем? Зачем мучиться, прилагать какие-то усилия, тратить энергию и время, если мне аб-со-лют-но ничего не надо! Перемен в моей жизни не предвидится никаких. Да и откуда? Одиночество — проблема нерешаемая, если тебе за сорок, а главное — если вкупе с тобой прилагаются четверо зубастеньких подростков, которые схрумкают любого (и меня — в первую очередь), если что-то пойдет не так, как им нравится. Остается читать любовные романы и радоваться счастью героинь…
Так и не придумав ничего обнадеживающего, решила сконцентрироваться на первых пунктах. А об остальном мы подумаем завтра — Скарлетт О’Хара была мудрейшей женщиной.
В конце концов, если тебе будет совсем уж плохо, ты всегда можешь позвонить кому-то из незамужних подруг. Той же Женьке, например. Пожалуешься им — и они прекрасно тебя поймут. Да уж, «счастье — это когда тебя понимают…»
Семейный вечер протекал в традиционно домашней обстановке. Валерия висела на телефоне всего каких-то полтора часа и на попытки оторвать ее от этого занятия возмущенно кричала (прикрыв предварительно трубку ладонью):
— Мне только что позвонили! Я имею право хоть слово сказать?!
Тошка, естественно, приклеился к компьютеру и просто не слышал, что там происходит у него за спиной.
Ксюша с Вовкой, мирно поругавшись в очередной раз, расползлись по разным углам. Лорд тихо и безнадежно скулил под дверью.
— Кто-нибудь выведет собаку? — Вопрос риторический, обращенный в пространство. Я и сама это понимала, поэтому на ответ особенно не надеялась.
Само собой, никто и не отозвался. Зато псина, сообразив, о чем речь, перешла на активное тявканье.
— Вовка! Выведи собаку! В ушах звенит!
— А почему — я?
— Потому, что ты — мужчина.
— Ну и что? У меня нога распухла, я не могу.
— С чего бы это у тебя нога распухла? Ты только что носился по всей квартире.
— А я подвернул. Может, связки порвал. А ты нет, чтоб сына пожалеть, — на улицу с собакой гонишь!
— Ксюша, выведи Лорда!
— Мам, он врет, ничего он не подворачивал! Ему только на других свалить!
— Да, я вру? Я вру? Иди посмотри. Семья называется — никто человека не жалеет.
— Ксюша! Не надо — Вовку. Собаку пожалей!
— А я не могу, я мелирование делаю!
— Что ты делаешь?
— Челку крашу. Уже намазала. Я лучше лужу вытру.
Лорд завывал совсем уж горестно.
— Совесть поимейте! Я замок в туалет врежу и ключ буду выдавать раз в сутки. Посмотрю на вас тогда. Лера!
— Мама! Ну я же разговариваю! Закончу и выведу.
Да, как же, не пройдет и пятидесяти лет… Дождется псина, пока ты закончишь.
Пришлось одеваться и тащиться самой. Вечером тяжело заставить себя только выйти из дому. Зато, если вышла, получаешь истинное наслаждение: морозный воздух, звезды, кое-где пробивающиеся из-за туч, снежинки, кружащиеся в свете фонарей… Домой идти уже и не хочется. Ни мне, ни тем более Лорду. Поэтому, дождавшись, пока он завершит все свои дела, идем гулять по вечерней улице. Пес счастливо тычется носом в каждое встречное деревце, а я продолжаю горестно размышлять о своей неудавшейся женской доле… Личной жизни нет и не будет, дети выросли эгоистами, никому ни до кого нет дела… Кто ж еще так поймет и пожалеет, как сама себя, любимую… Так бы и ходила всю ночь по улицам и думала, думала…
Резко рванув поводок, Лорд потянул на другую сторону улицы. Собака — существо любопытное. Пока хозяйка сладостно медитировала на тему себя, несчастной, пес успевал не только обнюхивать и метить всю встречную растительность. Перед баром, находящимся по ту сторону дороги, разыгрывалось замечательное мордобитие. Спрашивается, разве может уважающая себя собака равнодушно пройти мимо драки, пусть даже и человеческой? Никто не заставляет в ней участвовать, но рассмотреть все поближе и в подробностях — просто необходимо. Поэтому, дабы не пропустить ничего интересного, Лордик рванул к месту событий со скоростью хорошего рысака. Я, вцепившись в поводок, еле успевала перебирать ногами.
Картина, конечно, заслуживала внимания. На четвереньках, мордой в грязно-снежную кашу, стоял мужик нехилого телосложения и довольно прилично одетый. Шапка валялась недалеко, в луже из грязи и снега. Из разбитого носа хлестала кровь. Стоящий над ним амбал сосредоточенно бил мужика ботинками в лицо. А тот, не сопротивляясь, пытался только прикрыть физиономию руками. Все это казалось сюром еще и потому, что происходило в полном молчании. Один молча бил, второй молча принимал побои.
«Он же сейчас забьет его. Вот сволочь! — промелькнуло в голове. — Ладно — драка. Но — почти лежачего?! Но — сапогами по голове?!»
Пусть — не сапогами, ботиночки с такой подошвой будут похлеще кирзовых сапожищ. Попадет в висок — и готово.
Сообразить, что надо делать в подобной ситуации, я просто не успела. Лорд, со мной на поводке, влетел в эпицентр и сунул морду к поверженному типу. То ли он хотел подбодрить его: «Держись, мол, браток», то ли просто поиграть в веселую игру вместе, но амбал на минуту оторопел и прекратил избиение. А потом схватил Лорда за шкирку и поднял его, как котенка. Неслабый бугай оказался. Поднять семидесятикилограммовую псину на воздух — это ж какая сила нужна! Да еще и орать при этом:
— Убери собаку, сука, убью!
Вот тут мне стало по-настоящему страшно. Не знаю, что за разборки между этими двумя придурками, кто прав, кто виноват, можно ли бить человека ногами. Плевать мне на них. Но мой Лордик в принципе не способен напасть на человека. Для него все люди — меньшие братья. Он висит, как беспомощный котенок, в лапах у этой сволочи, и даже рыкнуть в свою защиту не догадывается. Он же действительно может убить мою псину!
— Гад, отпусти собаку! — Я схватила Лорда за лапы и принялась изо всех сил тянуть на себя. Бугай не отпускал. Лорд спокойно висел и не понимал, что ему угрожает. Кажется, новая игра доставляла ему удовольствие. Про мужика на четвереньках все забыли. Не до него.
Неизвестно, чем бы закончилось дело, но из бара, наконец-то, вывалился охранник — двустворчатый шкаф с антресолями. Мой амбал едва доставал ему до подбородка. Весовые категории были явно неравны. Шкаф встряхнул амбала, тот отпустил Лорда. Я схватила освобожденное сокровище за поводок и рванула оттуда со всей скоростью, на какую была способна и какую позволяла развить упирающаяся скотина, желающая поиграть еще хоть немножечко.
— Сволочь ты такая, собака ты самая настоящая, — всхлипывала я по дороге, пытаясь унять дрожь в коленках. — Вечно ты лезешь, куда не просят. Вот удавил бы этот гад тебя — так тебе и надо. Знал бы тогда, куда лезть. Заведу болонку, пусть она тебя, скотину, спасает. А я не буду больше…
Ну за что же мне, Господи, такая жизнь? Счастья — никакого, дети — эгоисты, пес — и тот полный идиот… Господи, за что Ты так меня не любишь?
— А я тебе что говорю: свою жизнь надо делать своими же руками! — Женька уютно расположилась на «Вениаминовом» диване и уверенным тоном пыталась сбить меня с пути истинного. То есть ввязаться в какую-нибудь авантюру по поиску очередного спутника жизни. Самой ей этим заниматься было скучно, требовалась группа поддержки. — Ты что, не видишь, что совсем закисла в своем болоте?