— Как это — настоящая? Цветы, что ли, ставить можно? Так она сама — раскрашенная, как цветок, даже жалко ее по назначению использовать.
— Ну ты и темнотища! Как можно вообще в наше время сохраниться в такой первозданной дремучести? Настоящая — значит, мастером сделанная. Китайским. Причем мастером своего дела. Ты на рисунок обратила внимание?
— Дерево цветущее и еще что-то…
— Не «дерево цветущее», а ветка персика, которая символизирует вечную любовь. Короче, если ты все равно ни во что не веришь, то хотя бы васильки с астрами в нее не засовывай. Чтоб опять не разбить. Так вот, чтоб тебе было известно, облазила я все восточные магазины в городе, все универмаги, «Подарки», «Сувениры», ювелирные. Кстати, когда захочешь кому-то что-то дарить — спрашивай у меня. Что где искать — проконсультирую. Ваз, само собой, — куча, именно такой — нет нигде. Ну и понятно. А у меня это уже — idee fixe, пристаю ко всем, с кем сталкиваюсь.
Есть у меня знакомый, Мишель. Раньше Мишкой звали, а теперь заматерел и всем Мишелем представляется. Модный в городе художник-декоратор. Талантливый мужик, такому и в понты поиграться позволяется — не жалко. Мы с ним уже несколько раз вместе работали. Действительно — талантливый. Академию художеств закончил — и пошел офисы и рестораны расписывать. Спрашиваю: «Тебе не обидно жизнь впустую тратить?». А он: «Ты ж знаешь, сколько я беру. Парням своим (у него два сына) по тачке купил, жена ремонт отгрохала — довольна». «Я, — говорю, — не о том, ты же понимаешь». А он отвечает: «В этой жизни никому и ничего вообще на хрен не надо. Любовь, семья… Да они об меня разве что ноги не вытирали: “Ты, здоровый мужик, мазней занимаешься, которая и на фиг никому не нужна, а детям жрать надо. Сумел настрогать — корми”. А как стал “бабло” домой приносить — о, сразу и почет, и уважение. И любовь появилась».
«А зачем тебе такая жена? Ушел бы — и занимался своим делом, ты же по-настоящему талантлив, я-то знаю». «А, — говорит, — семья и есть — настоящее дело. И ничего более важного в этой жизни у человека нет. И если с ним что-то случается, то никому он, кроме своих близких, не нужен. А если он и близким не нужен — то на хрена он вообще землю топтал! Если сам никого не любил и его никто не любит». Слушай, ну есть же такие мужики на свете?
— Люд, не гневи Бога. Саша у тебя — чудо. Один на тысячу. Или вообще — один. Уникальный. Так что — молчи и рассказывай дальше.
— Ага, и — молчи, и — рассказывай, это ты хорошо сказала. Главное — понятно. А насчет уникальности — это он только со стороны таким хорошим кажется. И на солнце пятнышки встречаются. Знаешь, как он доставать умеет?
— Людка! Сашу — не трогай. На него — только молиться.
— Все-все, никаких пятнышек. Куда там Мишке, наплевавшему на свой талант ради благоденствия семейки. Вместо того чтоб заниматься тем делом, ради которого он и родился, он бабки жене зарабатывает. А идеал — Сашенька.
— А Сашенька дал тебе возможность своим делом заниматься.
— Деньги зарабатывать? Пока он в своем НИИ сидит.
— Люд, ты что закончила? Машиностроительный? Вот и ты бы там сейчас сидела. Или — по цехам бегала в качестве технолога. А после работы — за Санькой в садик. А потом — к плите. Как все нормальные женщины. Ты же все это сама прекрасно понимаешь.
— Да понимаю. Только обидно, когда пашешь, как папа Карло, и тебя же достают, что ты сына почти не видишь, а со всех сторон слышишь, какой это Сашенька идеальный, семью на себе волочет. Вроде ты тут вообще ни при чем.
— Люд, это все — от зависти. И только лишь. У других-то, сама знаешь, — нормальные мужья, не сползающие с дивана. Или вообще никаких нет. Даже диван свободный. Поэтому — молчи и рассказывай.
— Ладно. Так вот, спрашиваю я у Мишки про твою вазочку: вдруг где-то есть, где я еще не была. И рассказывает он мне, что как раз недавно был у него с этими вазочками такой прикол. Приходит парень и просит написать натюрморт, в котором центральное место занимал бы сей предмет, причем изображен бы был чуть ли не с фотографической точностью. Мишель иногда подхалтуривает — пишет на заказ, душа все-таки к холсту просится. Но его тема — пейзажи. А тут, говорит, взял вазу в руки и захотелось написать ее. Самому захотелось. Прямо потянуло. Мастерская вещь, настоящая. Мишка заказ принял, выполнил. Говорит, даже отдавать жалко было, вроде что-то свое из рук выпускаешь.
А потом, буквально через пару недель, встречает своего однокашника Юрку Лаптева. Лет сто пятьдесят с ним не виделись. Конечно, обмыли встречу, стали расспрашивать, что да как — жизни-то уже порядком прошло. О чем мечтали, что в результате получили. Мечтали-то, понятно, вершин достичь, горы свернуть и все такое прочее. А теперь вот Мишка, вместо персональных выставок в Парижах, стенки в кабаках подмалевывает. Ну, не совсем так, но суть не меняется. Не то вышло, о чем мечтал.
А Юрку на Восток тянуло всегда. Балдел от акутагав и лаоцзыней, притчи китайские читал вместо Стругацких. Прикалывался, что первые одиннадцать жизней прожил в Древних Китае и Японии, а в нынешнюю, двенадцатую, — сослали сюда, карму отбывать. В школе — сам! — выучил японский и китайский. Представляешь? Мы, помню, и на английском-то с грехом пополам на заданные темы изъяснялись, да и то — только потому, что по программе требовалось. Но, правда, в те времена нам заграница не светила, а чего просто так надрываться?
После школы с третьего захода поступил на журфак МГУ, с красным дипломом закончил, а вместо Китая загнали его в какую-то районную газетенку то ли в Псковской, то ли в Рязанской губернии. Там он и женился. Ну а дальше — понятное дело — нужно то, нужно се — бабки нужны, а потом и вовсе газетенка загнулась. Юрка семью — жену с тещей — сюда перетащил, думал: здесь связей больше, как-то с работой наладится. Ничего подобного. Бабок занял — квартиру купил. А — отдавать? Попытался открыть свою контору — прогорел. Поработал на заводе, пошабашил по стройкам — с этого долги не выплатишь.
А к тому времени отношения в семье вразнос пошли: теща с утра до ночи пилит, что вот мужик ты никчемный — семью обеспечить не можешь, жена почти не разговаривает. А разводиться не хочется: и дочку любит, да и к жене, видать, что-то еще сохранилось. Начал челночить в Турцию и в свой любимый Китай.
И вот, в Китае заходит он в сувенирную лавчонку — а он, по старой памяти, обожал такие, там колорит, дух особенный — разговорился с хозяином, и тот предложил ему купить две вазочки. Не так чтобы дешево — Юрка отдал за них все деньги, что теще на шубу отложил, но и гораздо меньше, чем они на самом деле стоят. Вазы эти, ему этот китаец рассказал, сделал его старинный друг, ученик какого-то там Великого Мастера и сам уже — Великий Мастер. Сила Мастера живет в творении его рук и его мысли, и тот, кому подфартило это творение поиметь в личное пользование, будет этой силой охраняем и опекаем. Короче, принесут эти вазочки мир, любовь и благоденствие в тот дом, где они будут находиться.
А Юрка с рождения помешан на китайской символике. А у Юрки дома — ни мира, ни любви и уж тем более ни благоденствия. Короче, он, китайцу поверил безоговорочно, приобрел вазы и, страшно довольный, привез их жене в подарок. Естественно, теща осталась без обещанной шубы.
А теперь представь, что сказала простая русская женщина своему зятю, узнав, на что именно спустил предназначавшиеся ей на подарок деньги этот придурок! В таком скандале Юрке за всю его многолетнюю журналистскую практику участвовать еще не приходилось! Вазочки не были разбиты об его голову только потому, что уничтожить вещь такой стоимости даже в состоянии аффекта рука у тещи не поднялась. Она просто, по-русски, сломала об его спину две табуретки. Благо, мебель нынче делают такую, что она сама рассыпается, стоит ее в руки взять.
На следующий день Юрка просыпается — одной вазочки нет. Жена как не разговаривала — так и не разговаривает. Да Юрке и самому смотреть на нее неохота, не то что — опять начинать выяснять отношения. Но ваза-то — одна. А Юрка точно помнит, что вчера обе остались целыми. Дочка загадку прояснила. Оказывается, бабушка взяла вазочку и понесла с утра на рынок — вдруг удастся продать да хоть полкило колбасы купить, назло этому полудурку.
Юрка, раз такое дело, — за вторую вазу. Отнес приятелю. Чтоб старой грымзе на колбасу не досталось.
Мишка, когда эту историю услышал, ржал поначалу, по его словам, как припадочный жеребец. А потом, когда отвел душу, вспомнил, что не так давно рисовал подобный предмет. Прямо, можно сказать, психоз массовый на почве ваз наблюдаться начал. Попросил Юрку принести показать данную драгоценность. Тот принес — Мишка обалдел: точь-в-точь как та, которую он нарисовал. Вторая! Он — художник, он ошибиться не мог. Уговорил Юрку продать эту вазу ему. А тот, видимо, после всех событий, охладел к талисманам по-китайски, поэтому особо и не сопротивлялся.
А теперь представь, что Мишка встречает меня, и я начинаю приставать к нему с вопросами о вазе!
Короче, выпросила я у него эту вазу под честное слово, что буду рассказывать ему все, что будет впредь происходить с данным предметом. Потому как он уверен, что истории подобных вещей так просто не заканчиваются, а он — человек любознательный. И в свете последних событий, кажется, начинает верить в мистику и подумывает, а не заняться ли ему сочинительством. Тем более что и сочинять-то, похоже, ничего не надо: сиди, наблюдай и записывай, что в жизни происходит.
И знаешь, что самое удивительное? Что обе эти вазочки пришли к тебе в руки. Каждая — своим путем, но — обе! И — к тебе! Как ты думаешь, может это быть простым совпадением? Да никогда! Мне уже самой интересно, как они повлияют на твою жизнь.
— Ну, первая уже никак не повлияет. Она свое существование благополучно закончила. Черепки мы с тобой выбросили в мусоропровод. Так что вся мистика на этом и прекратилась.
— Не скажи. Вот как раз первая ваза не пропала, она перешла на картину. Если бы мой Санька не разбил ее тогда, я б не стала искать вторую, а выйти на нее, получается, могла только я. Значит, чтобы они соединились опять, все эти события просто обязаны были произойти.