Вернее, дело было так. Я блаженствовала за ритуальной утренней чашечкой кофе, составляя список рыночных закупок на сегодня. Почему блаженствовала? Потому что — воскресенье, и вся моя детвора спит, в доме — тишина и покой, никто ни с кем не ссорится, никому ничего от меня не нужно. Это ли не счастье?! Затрещал телефон. И я, чертыхнувшись, ринулась к трубке. Разбудят мне детей, и все — прощай, идиллия!
— Доброе утро. — Елки зеленые! Это опять он! — Жанна Валерьевна, я вчера просматривал альбом и, Вы знаете, пришла очень интересная мысль, как можно переоборудовать вашу кухню. Можно я подъеду к вам сейчас и покажу? Вы не возражаете?
— Веня, извините. Я занята. У меня свои планы на ближайшее время. — Он что, совсем кретин? Не понимает, что с утра в выходной день навязывать себя малознакомым людям просто неприлично? И вообще, порядочные люди еще спят. Вон, как мои дети, например.
— А что вы собираетесь делать? Если не секрет, конечно.
— На базар иду. Картошку покупать.
— Я с вами. Я вам помогу.
Только этого мне не хватало! Надо сказать, что я терпеть не могу ходить на базар или по магазинам с кем бы то ни было. Несколько таких вылазок с подругами показали, что меня вечно используют в качестве совещательного голоса, беззастенчиво таская по всем интересующим их прилавкам. На свои покупки уже ни времени, ни сил у меня не остается. А дети, которых я пыталась брать с собой в качестве дополнительной тягловой силы, таскаются следом с таким обреченным видом, что я не выдерживаю, плюю на все закупки и бегу поскорее домой, лишь бы не видеть их несчастных физиономий.
Так что, установив опытным путем, что сохранение нервных сил для меня важнее сохранения сил физических, предпочитаю ни с кем не связываться и чувствовать себя свободной в своих перемещениях. Хочу — и весь базар обойду в поисках лотка, где пачка маргарина на пять копеек дешевле!
— Веня, я уже выхожу. Позвоните, если хотите, часа через четыре.
Я вернулась на кухню к остывающему кофе, но не успела и глотка отхлебнуть, как раздался звонок, и Лорд, скатившись с дивана, рванулся к двери, радостно лая и виляя хвостом.
— У вас автомат около подъезда, я из него звонил, — Вениамин застенчиво переминался в дверях с ноги на ногу. Лорд прыгал вокруг, выражая полное собачье счастье. Сторожевой пес! Кошка какая-то, а не сторожевой пес!
— Проходите. Кофе будете?
— А когда я все-таки попал к детям в компанию — это уже в первый класс когда пошел — оказалось, что мне там очень плохо. Меня не любят, со мной не играют, надо мной смеются. Это я сейчас понимаю, что иначе и быть не могло, а тогда страшно переживал. Всю жизнь страшно переживал из-за этого.
— Вень, почему — всю жизнь?
— Да как повелось сначала, так и шло все до конца школы. Кто ж будет дружить с задолбаным жиденком, которого мама до пятого класса водила в школу за ручку? А потом каждую неделю приходила «побеседовать» с учительницей, чтобы не обижали ее мальчика. Конечно — бесплатное развлечение для всего класса. Как я ненавидел школу!
— Веня, а причем здесь национальность? В наше время уже никто не думал об этом.
— Это вам так кажется, потому что вы русская. А евреи в вашем классе были?
— Не помню. Нет, была Маринка Шнеерман. Она потом в Израиль уехала. Но нам было как-то все равно, кто она. Маринка — и Маринка. Неплохая девчонка.
— Это вам все равно. Травит ведь не весь класс. Самые «активные». А остальные просто не замечают. Общаются — но не замечают. Вы думаете, почему евреи женятся, в основном, на еврейках? Еврейка никогда не обзовет тебя «жидом».
— Веня, перестаньте, вы чепуху городите.
— Да нет, вот у вас есть знакомые евреи? Вы же знаете, что он — еврей. Остальные — просто люди, а он — еврей. Не такой, как другие. Еврей.
— Веня, у вас сдвиг на этой почве. Мне по барабану, кто есть кто. Да и другим — тоже. А из-за пары кретинов ломать себе голову! До этого момента мне и в голову не приходило подумать, какой вы национальности.
— А о чем вы думали?
— О чем?
— Да, что вы думали?
— Вень, честно говоря, вы у нас довольно странно появились.
— Вы знаете, я так нагло себя никогда в жизни не вел. Что с вами?
— Веня, пожалуйста, говори что-нибудь и улыбайся. А лучше смейся. Анекдоты какие, что ли…
Навстречу шел бывший супруг под ручку с молодой (во всяком случае — моложе меня) особой. Мадам была хороша собой и великолепно упакована. Оба вытаращились на нас во все глазенки и явно обменивались репликами по нашему адресу.
О, Господи! Какое счастье, что я не одна, что Вениамин, а не я, тащит эти кошелки с картошкой! Господи, спасибо Тебе, что Ты прислал его к нам сегодня! И так видок у меня — не дай Бог, а если бы еще с этими сумками… На фоне такой мадамы! Жаль, нельзя Вениамина под руку взять — у него руки заняты. Зато можно сделать вид, что нам вместе хорошо, и всякие там — нас не касаются. Кивнуть им, разве что…
— Жанна, это кто? Вон те. Они так на нас смотрели!
До меня только сейчас дошло, что я мертвой хваткой вцепилась Вениамину в запястье и до сих пор не отпускаю.
— Веня, простите, — я перевела дух. — Это — мой бывший муж со своей нынешней женой. Я до сих пор с ними не сталкивалась еще.
— Да? — Вениамин бесцеремонно оглянулся. — Хм, такой боров… И старый. И как вы с ним жили?! Он что, человек хороший был?
— Ве-е-ня… Какая вы прелесть! — Мне вдруг стало легко и смешно. Конечно, он — просто старый боров. И дурак! Гуляет он с молодой женой! А я иду — с молодым человеком! И, между прочим, — симпатичным парнем. Да нет — красивым!
Я вдруг обнаружила, что этот Вениамин — недотепа, сплошное недоразумение, ни за что ни про что сваленное Людкой на наши головы, — очень даже симпатичный молодой человек: черные вьющиеся волосы, карие, почти черные глаза. И лицо у него — умное. Даже со стороны. И стройный. И светлые брюки с белой курткой смотрятся на нем очень даже эффектно.
Надо же — навела резкость. А ведь не замечала. Совершенно не замечала.
— Веня! Как хорошо, что вы рядом оказались!
— А вы брать меня с собой не хотели! А он, кажется, заревновал, я заметил. Я могу сойти за вашего мужа?
— Веня, вы можете сойти за моего зятя. Для меня вы — слишком молодой. Но вы не представляете, как я рада, что вы оказались рядом!
— Веник, а ты почему до сих пор не женат? — прочавкал Вовка, запихивая в рот очередную порцию жареной картошки.
— А что, обязательно нужно?
— Ну, в твоем возрасте…
— Вовка, прекрати, — оборвала брата Валерия — самый воспитанный человек в нашем семействе.
Вернее, не воспитанный — воспитывались они все в одних условиях и одним воспитателем — мною то бишь, а вот что из этого получилось… Между Вовкой и Лерой, например, — целая пропасть. И я уже не утверждаю, что это — всегда плохо. Лера — человек изначально, от рождения, — деликатный. Она кожей чувствует малейшую напряженность и тут же бросается на ликвидацию острых углов. Или хотя бы каких-нибудь мелких колючек. Вот и сейчас Вовку занесло на сугубо личную, в ее понимании, для каждого территорию, да и еще он умудрился ляпнуть о возрасте…
Я не вмешивалась. Во-первых, себе дороже, а во-вторых, мне тоже было интересно. Хотя я догадываюсь — с такой-то мамочкой…
Принесенная с базара картошка была почищена, поджарена и теперь все — о редкий случай! — семейство сидело на кухне и вело почти мирную беседу. Случай редкий — потому, что обычно народ, прихватив свои тарелки, разбредается кто куда: кто — к телевизору, кто — к компьютеру, и собрать их всех за одним кухонным столом — сродни припадку мазохизма. Но сегодня, в связи с присутствием постороннего (или уже не совсем постороннего? — попривыкли, как-никак) человека, мои детки решили проявить воспитанность и соизволили собраться на семейную трапезу.
— А ты в каком возрасте думаешь жениться? — парировал Вениамин.
— Не знаю, — отмахнулся Вовка, — как влюблюсь. Если, конечно.
— Прямо так сразу? — заинтересовалась Ксюшка.
— А что?
— А если она дурой окажется?
— Девушка, которую я полюблю, не может быть дурой по определению, — важно заявил Вовка.
— А если — уродина?
— За кого ты меня держишь?
— Вовка, все влюбленные — слепые идиоты. Они вечно влюбляются не в тех. А потом страдают и плачут в подушку.
— Ты что, по себе меряешь?
— Еще чего? — фыркнула Ксюха. — Я вообще не влюблюсь. И замуж никогда не выйду. Я не такая дура!
— А внуков мне кто рожать будет?! — возмутилась я.
— Ну, во-первых, для того чтобы рожать, муж не обязателен. А во-вторых, по этому вопросу обращаться, вон, к Лерочке.
— Не поняла…
А тихо сидевшая Лера вдруг швырнула вилку и вылетела из кухни.
— Ничего не поняла, — где-то внутри у меня начало холодеть. — Ты это о чем?
Ксюха радостно фыркнула и перекинулась со старшим братом понимающими взглядами.
— Объясни немедленно!
— Что? — На меня уставились невинные глазки пай-девочки.
— Что ты имела в виду, говоря о Лере?
— Что она влюбилась и теперь, как последняя дура, ходит и страдает по этому придурку. А он — козел из козлов. Даже глянуть не на что! А ты что подумала?
— Ксюша, ты только это имела в виду?
— Мам, да ты можешь представить себе нашу Лерку, вступающую в противозаконную сексуальную связь? — вмешался братец. — Да она скорей повесится. Или застрелится. Хотя не из чего. Тогда — утопится.
— А ты откуда знаешь?
— Да ты посмотри, как она к телефону несется! Первее всех! Только этот козел ей не звонит! И еще стишки писать начала. Я сам видел. Хочешь, тебе принесу?
— Вов, а почему — козел? Ты его знаешь? — Вот это да! Моя дочь страдает от несчастной любви, а я ничего не замечаю. Мать называется!
— Если б знал, я б ему давно уже рыло начистил, — хмуро заявил Вовка. — Такой, как Лерка, ему ни в жизнь не найти, а это чмо еще выеживается!
— Вовка!!!
— Мама, чмо — оно и Африке — чмо! А лингвистику благородным девицам преподавать — не выйдет: Институт упразднили. А рыло я ему начищу. Вот только разберусь — кому.