День стал намного короче, чем еще неделю назад. Во всяком случае, темнеет сильно раньше. Мама разрешает по вечерам зажигать масляную лампу на веранде. Света от нее не хватает, чтобы читать могли все, поэтому мы с Мэттом подсаживаемся к ней по очереди. Мама раскопала на чердаке мешок старой шерсти и вяжет по ночам, много света ей не требуется.
Пишу при свете фонарика. И да, надо заканчивать. Батарейки не вечные.
14 июля
Сегодня совершила ужасную глупость. Убить меня мало, я жутко расстроена и зла.
Вечером мы все сидели на веранде, как обычно по очереди подсаживаясь к свету, и около девяти мама объявила, что мы истратили достаточно масла и пора расходиться.
Мы уже давно живем от рассвета до заката, но теперь, когда эта ужасная серая пыль закрывает солнце, с определением времени стала совсем беда. Пока еще можно точно различить день, но больше никаких тебе драматических перемен. В шесть утра серо, в шесть вечера так же серо.
Не знаю почему, но мне просто не хотелось идти спать. Может, из-за кошмаров, которые снились пару ночей. Бекки толкает меня в жерло вулкана, и все в таком духе.
Я сказала, что посижу на крылечке перед сном, и поскольку сидение на крылечке не требует ресурсов, то мама не возражала. В общем, я вышла и посидела там немного, с полчасика. В любом случае, достаточно долго, чтобы мама и Мэтт уже ушли к себе.
Только вот, решив зайти в дом, я начисто забыла про Хортона. Днем он гуляет на улице, но нам запрещено выпускать его после захода солнца. Это правило соблюдалось, даже когда было электричество. Ночью Хортон дома.
Сам Хортон, вероятно, не меньше нас запутался – когда день, когда ночь. И едва я открыла дверь, он пулей вылетел наружу.
Я вышла обратно и стала звать его, но он не откликался. Просидела на крыльце еще час, подзывая его и надеясь, что он вернется сам по себе, но его и след простыл.
Поберегу-ка я батарейки в фонарике. Надеюсь, завтра утром, когда я встану, он будет сидеть на ступеньках и жаловаться на то, что его вынудили провести ночь на улице.
15 июля
Хортона нет.
Я по очереди занималась то его поисками, то хворостом. Мама и Мэтт тоже искали, но безуспешно.
Мама говорит, я не виновата, это могло случиться с любым из нас, но я-то знаю, что все из-за меня. Я невнимательная. Всегда попадаю впросак из-за своей невнимательности, но обычно и вред от этого только мне самой.
Что станет с Джонни, если он вернется домой, а Хортона нет?
16 июля
Хортон все еще не вернулся.
Мы с мамой сильно разругались.
– От Джонни уже две недели ни звука, а ты только и думаешь, что о проклятом коте!
– Да нормально все с Джонни! – заорала я прямо ей в лицо. – Джонни ест трижды в день. Ты ведь дождалась, пока он уедет, чтобы посадить нас на голодный паек. Думаешь, я не заметила? Думаешь, я не понимаю, на кого из нас ты делаешь ставку?
Поверить не могу, что я такое сболтнула. Да, мысль мелькала у меня, но я ее даже здесь не записала, настолько она ужасна. Что, если мама действительно считает, что выжить сможет только один из нас? Себя она бы точно не выбрала.
Но смогла бы она сделать выбор между Мэттом, Джонни и мной? Наступит ли такой момент, когда она попросит двоих из нас отдать свои порции третьему?
Штука в том, что, если до этого дойдет, я знаю: Мэтт не примет еду. И мама это тоже знает. И если правда начать об этом размышлять, а я очень стараюсь этого не делать, мне кажется, мама понимает, что я не справлюсь совсем одна, просто потому, что девушка.
Остается Джонни.
Ненавижу так думать. Ненавижу себя за то, что от расстройства из-за Хортона я вывалила все это на маму. Ненавижу свой эгоизм, из-за которого мне даже в голову не приходило, как мама беспокоится по поводу отсутствия вестей от Джонни.
Я вот перестала беспокоиться из-за папиного молчания. Просто представляю себе месяц в другом месте, без мамы. Месяц в Спрингфилде, где чудесным образом ярко светит солнце, работает электричество и я всегда сыта.
17 июля
Три дня прошло, и никто из нас не видел Хортона.
Даже миссис Несбитт подключилась к поискам, поскольку он иногда догуливал до ее дома. Ей показалось, что она заметила его вчера, но она не уверена, и Мэтт считает, надо исходить из того, что все-таки показалось.
– Люди видят то, что им хочется, – сказал он.
Мы с мамой не разговариваем с нашей вчерашней ужасной ссоры, так что за ужином царит веселье. После ужина я выхожу искать Хортона, пока не становится слишком темно, чтобы вообще что-нибудь разглядеть, а тем более серого кота. Потом сажусь на крыльцо и изо всех сил желаю, чтобы он вернулся.
Ко мне на крыльцо вышел Мэтт.
– Хортон может вернуться сегодня, – сказал он. – Но нам лучше начинать привыкать к мысли, что этого вообще не произойдет.
– Думаю, он придет. Мне кажется, он просто пошел искать Джонни. Когда совсем проголодается, вернется. Не будет же его кто-то другой кормить.
Даже в этом унылом мраке я рассмотрела выражение лица Мэтта. Успела привыкнуть к нему за последнее время. У него был вид Как-Мне-Ей-Об-Этом-Сказать.
– Ты ведь знаешь, у нас все неплохо. По сравнению со многими другими людьми, у нас все в порядке.
Вот так он это и делает. Осторожно въезжает в тему. Мягко подводит меня к ней. Описывает, как чудесна наша жизнь, а уж потом всаживает нож.
– Давай выкладывай, – потребовала я.
– Вполне вероятно, что Хортона убили, – произнес Мэтт, – ради мяса.
Я думала, меня вырвет. Почему же мне это в голову не пришло? Возможно, потому, что еще два месяца назад я жила в мире, где питомцы не рассматривались в качестве пищи.
– Слушай, – сказал Мэтт, – мы все выпускали Хортона то и дело. Если кому-то приспичило изловить его чего-то ради, у них была куча возможностей. Ты просто выпустила его ночью. В этом нет твоей вины. И ничьей вины.
Но на самом деле моя вина есть. И Мэтт это знает. И мама. И Джонни узнает. И главное, я знаю. Если Хортон мертв, если его убили, то ответственность на мне.
Я правда не заслуживаю жизни. Даже не из-за Хортона. Просто если осталось совсем мало еды, то я ее ничем не заслужила. Что я делаю-то? Хворост ношу? С ума сойти, какой огромный вклад.
Ненавижу воскресенья. По воскресеньям все еще хуже.
18 июля
Понедельник.
Весь день не была дома – искала кота и носила хворост.
Сегодня в лесу уснула – просто упала и вырубилась. Комары, наверно, полакомились. На мне укусы, которых утром не было.
Около четырех зашла в дом, и мама ждала меня на кухне.
– Ты сегодня ела? – спросила она. – Что-то я не видела тебя за едой.
– Пропустила бранч, забыла.
– Нельзя забывать о еде. Вчера мы не ели. Сегодня ты ешь. Правила неизменны.
– Ага, ты у нас любительница правил.
– Ты считаешь, мне это нравится? – закричала мама. – Ты думаешь, мне приятно видеть, как голодают мои дети? Думаешь, я получаю удовольствие от всего этого?
Конечно, я так не думаю. И мне следовало бы немедленно извиниться, обнять маму и сказать, как сильно я ее люблю, и как отважно она справляется с ситуацией, и как мне хотелось бы быть похожей на нее.
Вместо этого я убежала к себе в комнату и хлопнула дверью. Как будто мне снова двенадцать лет. Скоро ужин, и ясно, что, если я не выйду сама, меня вытащит Мэтт. Пусть не с помощью физической силы, а просто давя на чувство вины.
Самое смешное, что я могла бы и не есть. Оказывается, если голодать достаточно долго, от самой мысли о еде начинает тошнить. Наверное, именно так держится Меган. Только она думает, что поститься хорошо, а я считаю, что это полный отстой.
Ужин будет сплошное веселье.
19 июля
Ни Хортона.
Ни слова от Джонни.
Мы с мамой не разговариваем.
Мэтт, в основном, тоже молчит.
20 июля
Сегодня очередная годовщина с момента высадки человека на Луну. Я запомнила дату, когда делала ту лунную домашку.
Ненавижу Луну. Ненавижу приливы, землетрясения и вулканы. Ненавижу мир, в котором дурацкие штуковины, не имеющие ко мне ни малейшего отношения, способны разрушить мою жизнь и жизни моих близких.
Жалко, что астронавты не взорвали к чертям эту проклятую Луну, когда у них был шанс.
21 июля
Хвороста, который я натаскала, хватит на постройку хижины. Но Мэтт говорит, такой вещи как «достаточно» не существует и надо носить еще. Мне все равно нечем больше заняться, так что я хожу в лес и собираю хворост.
Через неделю буду в Спрингфилде. И знаю, просто знаю, что там будет лучше, а когда вернусь домой, весь этот кошмар останется позади.
Я собирала ветки, когда за мной пришла мама.
– Сэмми здесь, – сказала она. – Иди домой.
Уже много дней мама не обращалась ко мне с такой длинной речью. Предположительно, ее всерьез взбодрил приход Сэмми. Может, она принесла нам банку шпината.
Сэмми, вообще-то, выглядит очень неплохо. У нее всегда был пунктик насчет веса, но сейчас она не очень отличается от той Сэмми, которую я видела в июне.
Мы уселись на крыльце и уставились в пространство.
– Я пришла попрощаться, – сказала она. – Завтра уезжаю.
– И куда ты? – спросила я, вспоминая белье на веревке.
У Сэмми есть младший брат, на год младше Джонни, она его терпеть не может. И с родителями все время ругается. Я порадовалась, что мне лично не придется сидеть в одной машине с ними всеми.
– Встретила одного парня, – сказала она, и я впервые за неделю по-настоящему расхохоталась.
Даже не знаю, что меня так насмешило, разве только то, что идея была совершенно на поверхности и глупо было не догадаться сразу.
– Миранда, – сказала Сэмми.
– Прости, – ответила я и проглотила последние хихиканья. – Ты встретила одного парня.
– С ним и уезжаю. Он слышал, что на юге дела идут получше. Многие так говорят. Мы поедем в Нэшвилл. А если там ничего не выйдет, попробуем Даллас.