Хорошо хоть один из нас ощущает себя сильным, потому что я так точно нет.
Может, папа привезет из Спрингфилда какой-нибудь еды?
Может, Санта-Клаус существует?
29 июля
Джонни, папа и Лиза должны приехать завтра днем. Мама говорит, что написала в лагерь и сообщила, что Джонни заберет папа. Надеется, что письмо успело дойти.
С работающими телефонами жизнь была попроще.
Сегодня за ужином мама сказала, что не знает, сколько пробудут у нас папа с Лизой, – неделю, а может, меньше.
– Не хочу, чтобы он ехал в Лас-Вегас в тревоге за нас, – объявила она. – Пока они с Лизой здесь, будем есть трижды в день.
– Мам, – спросил Мэтт, – а это реально?
– Справимся. До сих пор справлялись.
Половина меня, ну ладно, три четверти меня, с восторгом приняли идею трехразового питания. Даже с учетом того, что сейчас считается приемом пищи, это воодушевляет. Я уже привыкла к чувству голода, и не так уж оно страшно, но все-таки. Было бы здорово хоть немного побыть неголодной.
Но маленькая злобная часть меня гадает: не потому ли мама меняет правила, что не знает, как быть с Джонни? Когда он уезжал, у нас было официальное трехразовое питание (не считая мамы).
Иногда ночью, когда мне не уснуть, я думаю о будущем (от чего заснуть становится еще труднее, но я все равно это делаю – так же невозможно удержаться и не ковырять языком дырку в зубе). Не о ближайшем будущем, в котором все достаточно плохо, а вперед, скажем, на полгода, если мы все еще будем живы.
Мама, наверно, тоже пытается что-то предусмотреть на будущее. Возможно, она думает, что нам будет проще, если Мэтт уедет, как многие другие, или если я найду какого-нибудь парня, который сможет обеспечить меня, как вышло у Сэмми. И тогда вся запасенная еда досталась бы Джонни – до того момента, как он вырастет и сможет сам о себе позаботиться. Я знаю, мама слишком сильно любит нас с Мэттом, чтобы нами жертвовать. Но Джонни нужно нормальное питание, чтобы расти и набираться сил.
И для мамы это настоящая проблема. Решение которой она, видимо, отложила до отъезда папы с Лизой.
30 июля
Джонни, папа и Лиза здесь.
Приехали вечером и это так чудесно!
Джонни выглядит хорошо. Говорит, кормили их прилично, хотя работа на ферме была тяжелая, и из-за нее сокращались тренировки по бейсболу.
Папа потерял несколько фунтов, но он всегда был худощавый, поэтому не выглядит изможденным. Просто чуть худощавее. Но определенно старее, чем был в апреле, когда я с ним встречалась. Волосы сильно поседели, и лицо все в морщинах.
Лиза выглядит нормально. Заметно, что она беременна, но не сильно. Не знаю, должен ли живот быть больше на этом сроке. А лицо у нее круглое, и кожа здорового оттенка. Догадываюсь, что папа следит за ее питанием, даже если это означает, что ему самому приходится сокращать рацион.
Было заметно, что папа внимательно нас всех изучает, пока мы оцениваем его и Лизин внешний вид. Мне бы хотелось весить чуть больше (никогда бы не поверила, что скажу такое!), потому что он очевидно разволновался. А у него и без меня забот хватает. Наверно, он увидел, что Джонни не отощал, и надеялся, что так же обстоят дела с мамой, Мэттом и мной.
Но, понятно, он сказал только, что мы все выглядим замечательно, и как здорово с нами всеми повстречаться, и как весело было везти сюда Джонни и слушать его рассказы про бейсбольный лагерь.
Действительно здорово было увидеть папу воочию, потому что, когда долго кого-то не видишь, поневоле начинаешь волноваться, однако самое лучшее – это груз, который он нам привез.
Они с Лизой приехали на микроавтобусе, и он загружен под завязку. Папа подписал все коробки, половина из них осталась в машине (которую мы поставили в гараж, потому что теперь ничего нельзя оставлять на улице). И даже при этом мы минут десять – пятнадцать разгружали предназначенное нам.
Совсем как Рождество. Папа привез целые ящики консервов: куриный суп с лапшой, овощи, фрукты, тунец. Честно говоря, я потеряла ящикам счет, но их не меньше тридцати, в каждом по две дюжины банок. Коробки макарон, сухого молока, порошкового пюре. Банки с мясным и яблочным соусами. Упаковки воды в бутылках и несколько фляжек с дистиллированной водой.
– Откуда все это? – спросил Мэтт.
Маме мешал говорить поток слез.
– Из колледжа, – ответил папа. – Осенью он не откроется, а в столовых кампуса хранились все эти запасы. Многие сотрудники разъехались, так что мы, оставшиеся, поделили продукты между собой. Большую часть я забираю – нам с Лизой, ее родителям и маме, если вдруг нужно.
Но и это был не конец, хотя хватило бы только еды. Они подарили нам четыре одеяла, батарейки, коробку спичек, простыни, мочалки и зубную пасту. Ароматное мыло для меня. Керосин. Антикомариный спрей и солнцезащитный лосьон (тут мы все посмеялись). Спортивные костюмы всем нам, мешковатые, конечно, но вполне годные. Две рабочие бензопилы и одну двуручную.
– Подумал, пока я здесь, помогу с дровами, – сказал папа.
А, и лампу на батарейках, от которой, как мы все согласились, наша веранда стала совсем уютной и светлой.
Мама немного успокоилась и пошла в свою комнату, достать коробки со шмотками для Лизиного малыша – со всем этим дешевым тряпьем, купленным на волне воодушевления.
И я клянусь, Лиза ударилась в слезы, когда увидела раздобытое мамой добро. Она без конца обнимала то маму, то меня, благодаря за то, что мы подумали о ней и о ребенке. Папа тоже заплакал, и единственное, что удержало меня от коллективных рыданий, была мысль, до чего все это нелепо, ну и еще Джонни, закативший глаза, и Мэтт, который явно чувствовал себя до того сконфуженно, что мне взамен захотелось расхохотаться.
Лиза развернула каждую вещичку, и мы все охали и ахали над ними, как будто это настоящая вечеринка перед родами[17]. Конечно, Мэтт с Джонни не участвовали в оханье и аханье, а вместо этого открыли кое-какую еду.
Должна признать, маленькие комбезики и правда ужасно милые.
Мы просидели до десяти с лишним, пока мама, которая спит на веранде, уступив папе и Лизе свою комнату, не выгнала нас всех.
Я все еще не легла, поскольку у меня теперь богатый запас батареек. Приятно порой проявить расточительность. Знаю, и это закончится, и горы продуктов, привезенные папой, не навечно.
Но сегодня я способна верить в лучшее.
31 июля
Папа говорит, что, сколько бы дров мы ни планировали заготовить, нам понадобится в разы больше, поэтому самое важное, что он может сделать здесь, – помочь рубить. Еще он сказал, что нельзя складировать их снаружи, даже впритык к дому:
– К октябрю растащат. Все нужно беречь.
Мама поразмыслила об этом и решила, что лучшее место для складирования дров – столовая, поскольку мы теперь никогда в ней не едим (не то чтобы мы часто ели там и раньше).
В общем, сегодня после завтрака, доставшегося всем, мы перетащили всю мебель из столовой в гостиную. Бьющееся надо было перенести в первую очередь, и это оказалось нелегко – в норме мы завернули бы все в газеты, но теперь газет нет. Однако ничего не разбилось. Потом настала очередь мебели: сервант, буфет, стол и стулья. Даже Лиза выносила стулья, хотя папа следил за ней так, словно она сама – бьющийся предмет.
– Теперь у нас гостиная как комиссионка с подержанной мебелью, – заметил Джонни.
– Как антикварная лавка, – поправила его мама.
Как бы то ни было, отныне гостиная мало пригодна для жизни, но мы все равно проводили там не очень много времени.
Управившись с мебелью, папа и Мэтт отправились пилить и рубить дрова.
А мы с Джонни перетаскивали все уже заготовленные поленья в столовую. Мама постелила на пол простыни, чтобы не испортить его совсем. Когда мы все перенесли, Джонни ушел помогать папе и Мэтту, а я – в лес собирать хворост. Мне кажется, я забрела на землю миссис Несбитт, но думаю, она не станет возражать, если я соберу у нее чуть-чуть хвороста. Ей бы в самом деле надо переехать к нам. Не понимаю, как ей иначе пережить зиму.
Я уже так привыкла пропускать бранч, что даже не заметила, как сделала это снова, и это довольно любопытно. Впервые за долгое время нам не надо переживать насчет еды, а я забыла поесть.
Ужин разочаровал – всего лишь тунец и зеленая фасоль. Я-то надеялась на пирушку!
Мама с Лизой, увидев мою реакцию, захихикали.
– Во вторник будет настоящий праздничный ужин, – сказала мама. – Просто подожди.
Настоящий праздничный ужин! Жалко, мы уже разобрали столовую.
Но пусть еда была так себе, сам ужин все равно был прекрасным. Здорово, что Джонни опять с нами, и он наконец смог рассказать про лагерь. Многие ребята не приехали, а это означало больше продуктов для тех, кто объявился, правда, меньше игроков на поле. На ферме приходилось вкалывать, поначалу было особенно тяжело, и потом, когда небо уже было серым некоторое время, животные начали ощущать разницу, курицы несли меньше яиц, и молока стало меньше.
Никому не хотелось продолжать тему, поэтому мы быстро переключились на другое. Папа рассказывал анекдоты, и было смешно наблюдать, как мама и Лиза одинаково закатывают глаза.
Но лучшее за сегодняшний день – то, что Хортон, кажется, наконец простил Джонни его долгое отсутствие. С самого возвращения хозяина кот полностью игнорировал его. Он сидел на коленях у Мэтта, у меня, у мамы, даже однажды у папы. А к Лизе всячески приставал, потому что она не желала иметь с ним дела.
Мы все смеялись над этим, кроме, может, Лизы, и, может, Джонни, и, может, меня, поскольку я помнила свою истерику при мысли о том, как придется рассказывать Джонни, что его бесценный кот пропал навечно.
Сегодня вечером мы все сидели на веранде, при свете нашей чудесной лампы: мама вязала, Лиза наблюдала, а папа, Мэтт, Джонни и я играли в «Монополию», и Хортон не смог устоять перед искушением разбросать фишки. Утвердив за собой пол в качестве личной территории и милостиво дозволив нам временно использовать его, он всех обошел, а потом завалился рядом с Джонни и потребовал чесать за ушком.