То есть она-то так не сформулировала. На самом деле она вообще заявила, что все будет нормально, потому что у нас есть дрова, еда и мы друг у друга.
Еще она велела нам с Джонни поразмыслить насчет школы. Если, мол, хотим попробовать, она согласна. Если хотим остаться дома, то они с Мэттом будут учить нас, и это тоже нормально. И не стоит переживать, если один из нас захочет ходить на уроки, а другой нет. Мы оба должны принять решение для себя, а она подстроится под нас.
Я, наверное, попробую ходить на уроки. Будет странно – школа без Меган, Сэмми, Дэна и остальных знакомых ребят. Но если уж я до сих пор не привыкла ко всяким странностям, то прямо не знаю, когда привыкну.
27 августа
Мама говорит, от нас примерно одинаково до старшей школы и до Мэпл Хилл, и без разницы, какую мы выберем. Но если мы оба решим идти, то лучше бы в одну школу.
Днем обсудили это с Джонни. Он говорит, что его не то чтобы безумно тянет на уроки, но если уж ходить, то он бы предпочел Мэпл Хилл. Видимо, потому, что место знакомое.
Я-то сама ходила бы в старшую, ясное дело. Мэпл Хилл совсем уж для малышей: от дошколки до третьего класса. Неизвестно вообще, влезу ли я за парту.
Что, вообще-то, прикольно, Джонни ведь выше меня.
28 августа
Ужасный день.
Сначала остановились мои наручные часы. Видимо, села батарейка, вот только теперь нельзя просто заскочить в торговый центр и поставить новую. Часы у меня в комнате работали от сети, поэтому уже давно остановились.
Раньше можно было выглянуть в окно и примерно догадаться, который час. Допустим, большой разницы между двумя ночи и тремя ночи не было, но рассвет от полуночи отличался существенно.
А теперь, когда небо все время одинаково серое, зарю вычислить непросто. Есть какое-то смутное ощущение, что небо будто бы светлее, но ничего похожего на рассвет больше не существует. И когда лежишь в кровати, время – совершенная загадка. Без понятия, почему это так важно для меня, но важно.
Когда я, наконец, вылезла из кровати сегодня утром, у мамы был жутко мрачный вид. Куча плохих новостей в ассортименте.
Во-первых, ночью случился сильный заморозок. Листья уже начали опадать с деревьев, и все растения на улице погибли. Ощущается как конец октября, и ясно, что если такое творится в августе, то зима будет убийственной.
Мама по возможности занесла внутрь все посаженные весной овощи, но они, конечно, так себе. Крошечные помидорки. Еще более крошечные цукини. Мы им очень радовались: тушенные в оливковом масле, они стали настоящим деликатесом. Но мамины мечты о масштабных заготовках пошли прахом, и я знаю, что ее тревожит, чем мы будем питаться уже через пару месяцев.
Провели весь сегодняшний день, выкапывая с огорода корнеплоды – картошку, морковку, репу. Овощи мелкие, но они все-таки есть, в ближайшие дни мы можем готовить их и поэкономить наши консервированные запасы.
А потом, когда мама закончила рассказ о заморозках, она заявила, что несколько дней подряд по радио утром ничего не ловится.
У нас три радиоприемника на батарейках, и она испробовала их все. Мы все испробовали их все, потому что никто не хотел в это верить. Но она, разумеется, говорила правду. Никто из нас не добился ничего, кроме помех в эфире.
Я уже давно не слушала новости. Не хотела знать больше, чем нужно. Но мама-то слушала их каждое утро по несколько минут и сообщала все важное нам.
А теперь мы не будем знать, что нам надо знать.
Моя догадка – радиостанциям отключили электричество. Мэтт говорит, даже если у самых крупных из них есть свои генераторы, то их ресурс все равно ограничен.
Однако без новостей из реального мира легко представить, что никакого реального мира вообще нет и на всей земле остался только Хауэлл, штат Пенсильвания.
Что, если больше не существует Вашингтона, Нью-Йорка и Лос-Анджелеса? Лондон, Париж или Москва – вообще за гранью воображения.
Как это узнать? Мне теперь даже неизвестно который час.
29 августа
Сегодня случилось кое-что страшное, и я не знаю, надо ли рассказывать маме или Мэтту.
Вызвалась съездить на велике в город. Хотелось попробовать, каково будет кататься в старшую школу, если дело кончится тем, что мы с Джонни останемся там. Дорога в Мэпл Хилл идет по задворкам, а в старшую имеет смысл добираться через город.
Еще надо было книжки вернуть в библиотеку. Не представляю, что мы будем делать, когда библиотека закроется. Пока она открыта два дня в неделю, по понедельникам и пятницам, как и почта.
Я укуталась потеплее (было около шести градусов, а по ощущениям, из-за привкуса в воздухе и темноты, еще холоднее), загрузила все на велик и поехала в центр. Крутила педали вниз по главной улице, когда вдруг почувствовала – что-то не так. Мне понадобилось время понять в чем дело, и тогда я отчетливо услышала смех.
В наши дни звук разносится очень далеко, потому что машин нет. Правда, звуков-то тоже нет. На почте всегда толпа, иногда есть посетители в библиотеке, но этим городская жизнь и исчерпывается. Думаю, в больнице людно и шумно, но я давно там не была. В общем, теперь все слышно далеко, только слушать нечего.
Мне не понравился этот смех. Было в нем что-то жуткое, и я слезла с велика и спряталась в таком месте, откуда открывался обзор на пару кварталов.
По главной шагали пятеро парней. Двоих я узнала: Ивэн Смотерс, на класс старше меня, и Райан Миллер – этот играл с Мэттом в хоккейной команде. Остальные примерно того же возраста, может, чуть старше.
У Райана и еще одного чувака были пистолеты в руках. Стрелять, правда, не в кого. На всей улице только они и были.
Два парня отдирали фанеру от витрин магазинов. Потом кто-то разбивал стекло и залезал внутрь.
Все магазины в городе пусты. Там совершенно нечем поживиться, вообще непонятно, зачем они морочились. Похоже, больше всего их интересовала сама фанера. Они отдирали листы один за другим и складывали в пикап.
Я простояла там минут пять, наблюдая за ними (ну или около того, теперь без часов это все догадки). Никто даже не пытался их остановить. Никто не вышел на улицу. Насколько мне известно, только я и видела, что они творят.
Потом я вспомнила, что, если вернуться на квартал-другой, то можно по параллельным улицам доехать до полицейского участка.
По-моему, мне в жизни не было так страшно. Шайка не знала, что я свидетель, но если б они нашли меня, то, возможно, пристрелили бы. А возможно, нет. Может, просто поржали бы надо мной. Наверняка не узнаешь.
Просто меня ужасно взбесило это зрелище – как они крушат витрины, воруют фанеру и что у них есть машина с бензином. Я подумала о Сэмми и мужике, с которым она уехала, и как такие вот банды, наверное, собрались повсюду, как они отбирают вещи у людей и продают их тем, кто может заплатить. И ведь те платят.
Короче, в итоге злость перевесила страх. Я осторожно прошла вверх по улице, пробралась на задворки и доехала до полиции. Никто не гарантировал, что полиция успеет доехать до главной улицы вовремя, но, по крайней мере, я могла назвать два имени.
Вот только, когда я приехала к участку, он оказался закрыт. И двери заперты.
Я изо всех сил колотила по ним. Кричать не хотелось, потому что от банды, ворующей фанеру, меня отделяла всего пара кварталов, и я боялась, что они меня обнаружат. Потом заглянула в окно. Конечно, внутри было темно, и я никого не увидела.
В Хауэлле нет большого полицейского отделения. Оно здесь никогда и не требовалось. Но я считала, что в участке всегда кто-то дежурит.
Видимо, ошибалась.
Я соображала, куда еще податься. Первой мыслью была пожарная часть. А потом я вспомнила, как Питер в прошлый раз рассказывал, как люди разводят огонь в домах, чтобы согреться, и потом огонь перекидывается на сам дом, и пожарная часть закрыта, а у них в больнице последнее время много пациентов с ожогами. Надо быть осторожными с огнем.
Очень «питерская» речь. Ладно хоть он перестал предостерегать нас от комаров, потому что с заморозками они исчезли.
Мысль о Питере навела меня на мысль о больнице. Там-то точно есть люди. Я сделала крюк в полмили, просто чтобы не ехать через центр напрямую, и пошла в больницу.
По сравнению с прошлым разом все было по-другому. Перед центральным входом стояли два вооруженных охранника и еще двое – перед запасным. У запасного толпилось человек двадцать.
Я пошла к центральному.
– Посещения запрещены, – сказал один из охранников. – Если вы нуждаетесь в помощи, подходите к запасному входу и ждите, пока сестра вас примет.
– Мне нужно поговорить с полицейским, – сказала я. – Я была в отделении, но там никого нет.
– Ничем не поможем, – ответил охранник. – Нас наняли в частном порядке. Про полицию нам ничего не известно.
– Почему здесь вы? Куда делись полицейские?
– Мы следим, чтобы в больницу не входил никто, кроме больных. Охраняем ее от тех, кто хочет украсть еду, лекарства и прочее. Про полицию ничего не скажу.
– Должно быть, копы уехали, – предположил второй охранник. – Я знаю, парочка из них забрала семьи и отправилась на юг еще с месяц назад. Зачем тебе полиция? Кто-то напал на тебя?
Я помотала головой.
– Ну, такой юной девушке не стоит гулять в одиночку, – сказал он. – Я лично выпускаю из дома дочерей и жену, только если они со мной.
Его товарищ согласно кивнул:
– В такие времена лучше перестраховаться. Для женщин теперь нигде не безопасно.
– Спасибо, – сказала я, хотя непонятно, за что их благодарить. – Думаю, просто пойду домой.
– Да, так и сделай, – сказал охранник. – И не выходи на улицу. Скажи своим родителям, чтобы получше присматривали за детьми. Не то однажды такая молодая девушка, как ты, поедет прокатиться на велосипеде и больше не вернется.
Всю дорогу до дома меня трясло. Я вздрагивала от любой тени, от любого неожиданного звука.
Не буду ходить в старшую школу. Туда только через центр. А в Мэпл Хилл дорога ведет по окраинным улицам. Правда, там тоже может оказаться кто угодно. И Джонни вряд ли меня защитит.