Я стояла там, пока хватало сил, потом уселась на мерзлую землю. Первый охранник подошел ко мне и слегка подтолкнул ботинком.
– Нечего тут ошиваться, – сказал он. – Вставай или уходи.
– Простите, мисс, – сказал второй. – Правила.
Я все думала о маме и не надо ли мне вернуться домой. Очень сложно оценить, сколько прошло времени. По ощущениям – многие часы, но точно не скажешь. Возможно, Джонни возвратился домой. Мама строго-настрого запретила ему есть у миссис Несбитт, так что он должен был вернуться пообедать. Во всяком случае, я себя в этом убеждала. Мысль о возвращении домой без Питера была так же невыносима, как мысль о маме, лежащей в одиночестве на полу гостиной. Я уговаривала себя, что Джонни вернулся, принес маме одеял, помог подняться с пола и все нормально.
Со вчерашнего ужина я ничего не ела, и у меня начала кружиться голова. Я словно бы чуть-чуть воспарила над поверхностью. Вряд ли совсем потеряла сознание, потому что помню, как подошел второй охранник и поднял меня.
– Не делайте так, мисс, – сказал он. – Толку от этого не будет.
Кажется, я поблагодарила его. Заставила себя стоять и изо всех сил старалась не упасть в обморок и не расплакаться. Просила выходящих людей помочь. Никто не обращал внимания.
Первый охранник сказал что-то насчет поесть. Он отошел ленивой походкой, как будто в нынешнем мире обеденный перерыв – совершенно нормальная вещь. Я подумала, может, теперь второй охранник пожалеет меня и впустит внутрь, но он просто стоял на месте, отказываясь смотреть в мою сторону.
Потом вдруг появился Мэтт.
– Мама до смерти переволновалась, – сказал он. – Что тут происходит?
– Мэтт? – спросил второй охранник.
– Мистер Джеймс?
– Я не знал, что это твоя сестра. Иди быстро. Поторопись. У меня будут большие неприятности, если Дуэйн узнает, что я сделал.
Мэтт помчался в больницу.
Дуэйн вернулся, когда Мэтта все еще не было.
– Все еще здесь? – спросил он, но я не стала отвечать.
Через несколько минут вышли Мэтт и Питер.
– Возьмем мою машину, – сказал Питер. – У меня есть велобагажник.
Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не разрыдаться. В этот момент стало ясно, что сил ехать домой на велике у меня нет.
Дорога заняла минут десять. Я слишком вымоталась, испереживалась и мучилась от голода, чтобы по-настоящему насладиться поездкой в машине.
Мэтт объяснил, что, когда Джонни вернулся домой около часу дня, мама, все еще лежащая на полу, больше волновалась за меня, чем за себя. Она была уверена, что кости целы, но встать не смогла, а у Джонни не хватило сил поднять ее. Она отправила Джонни к миссис Несбитт за Мэттом, и он пришел, отнес ее на веранду и затопил печку. Потом поехал на велике к больнице разыскивать меня.
Я провела на улице около трех часов.
Питер даже не пытался извиняться за поведение охраны. Он сказал, там были разные инциденты, а условия в больнице достаточно плохие и без врывающихся туда почем зря людей. Знаю, он прав, но мне не хотелось такое слушать. И да, понимаю, что бешусь напрасно, но меня дико разозлило, что Мэтт прошел в больницу, потому что охранник был с ним знаком, а я не могла, потому что меня он не знал. Я пыталась убедить себя, дескать, спасибо, что охранник хоть Мэтта знал, но, честно говоря, благодарность – последняя из моих эмоций.
Питер подъехал к дому и сразу отправился на веранду. Мы с Мэттом сняли велосипеды с багажника.
– Ты как? – поинтересовался Мэтт. – Тяжело пришлось с охраной?
– Нормально.
По правде говоря, мне хотелось принять горячий душ и смыть с себя всю эту историю. Я не могла думать ни о чем, кроме того, сколько удовольствия получил Дуэйн, глядя на мои мучения. Я бы все-таки убила его, будь у меня такой шанс.
Но Мэтту ничего такого не сказала. Незачем ему это выслушивать. Мы вошли в дом, когда Питер осматривал мамину щиколотку.
– Сильный вывих, – констатировал он. – Но кости целы, гипс не понадобится.
Он достал из своей докторской сумки эластичный бинт и туго перевязал ногу.
– В ближайшую неделю даже не думай о лестнице, – сказал он. – Оставайся здесь. Мэтт, давай перенесем сюда матрас твоей матери. Лора, можешь вставать, чтобы поесть и сходить в туалет, но не более того. Когда сидишь, больную ногу клади повыше. Как можно меньше нагружай ее. Трости, надо думать, у вас не найдется?
– На чердаке вроде была, – сказала мама.
– Я принесу, – вызвался Джонни, схватил фонарик и полетел наверх.
Пока его не было, Питер вытащил несколько хирургических масок и отдал нам.
– Грязный воздух, – произнес он почти извиняющимся тоном. – Очень много случаев астмы. Попробуйте надевать их, когда занимаетесь чем-нибудь вне дома.
– Спасибо, – сказала мама. – Мэтт, носи ее, когда ходишь за дровами, понятно?
– Да, мам, – отрапортовал Мэтт и быстро напялил маску. – Мама всегда хотела, чтобы я стал доктором, – сказал он, и мы все притворились, что смеемся.
Тут спустился Джонни с палочкой. Питер внимательно осмотрел ее и признал подходящей. Следующие дней десять мама должна будет передвигаться только с ней. И пусть она две недели даже не думает о выходе на улицу. Питер постарается найти время и выбраться к нам, проверить, все ли в порядке.
Потом они с Мэттом поднялись наверх и стащили оттуда мамин матрас. Я принесла простыни, подушки и одеяла. Джонни раздвинул мебель, чтобы было где устроить постель. С печкой, от которой шли тепло и свет, на веранде было даже уютно.
– Я чувствую себя ужасно глупо, – сказала мама. – Столько беспокойства от меня для всех. И, Питер, я же знаю, как ты занят. Не представляю, как благодарить тебя за то, что пришел.
– О, Лора, – сказал Питер и взял ее за руку. Тут до меня дошло, что если бы все было нормально, если бы никакого этого безумия не случилось, то последние четыре месяца они с мамой встречались бы, как положено. И мама была бы счастлива.
Мама спросила, не останется ли Питер на ужин, но он отказался, мол, надо возвращаться в больницу. У них у всех сумасшедший график, шестнадцатичасовые смены и потом восемь часов на отдых – рук не хватает. И ему правда никак нельзя задержаться.
– Но я вернусь, – сказал он. – Обещаю. И хочу, чтобы ты пообещала не нагружать ногу и дать зажить суставу. Незачем хромать дольше, чем это неизбежно.
– Обещаю, – ответила мама.
Питер наклонился и поцеловал ее. Потом вышел, и мы услышали звук отъезжающего автомобиля. Такой непривычный звук.
– Мне очень жаль, – сказала мама. – Все это ужасно неудобно для всех.
– Не волнуйся ни о чем, – ответил Мэтт. – Мы просто хотим, чтобы ты сделала, как сказал Питер, и поскорее выздоровела.
– Я буду готовить ужины, – сказала я. – Об этом не беспокойся, мам.
– Я и не беспокоюсь, – ответила мама. – Знаю, вы сделаете все, что требуется. Просто жаль, что не могу помочь.
Следующие две недели, конечно, придется быть сильной. Никакого нытья. Никаких ссор. Я должна делать все, о чем попросит мама, не спорить и не жаловаться. Знаю, что смогу.
Но именно в тот момент я почувствовал себя такой слабой, такой беспомощной. Я ощущала страх, отчаяние и жгучее желание оказаться в каком-нибудь другом месте. Попыталась убедить себя, что это от голода, но это ложь – я в курсе.
Пока с мамой все хорошо, я могу дурачить себя мыслью, что и у всех нас будет порядок. И да, я отдаю себе отчет, что мама могла упасть и вывихнуть ногу в любой момент, но сейчас это кажется началом конца.
Так что, пока Мэтт и Джонни занимались обустройством мамы внизу, я ускользнула наверх и записала все это. Все то, что я никогда не смогу сказать никому из них.
Я думала про папу, про то, что могу больше никогда не увидеть его. Думала о Лизе, гадала, как там она и ребенок, узнаю ли я когда-нибудь, сестра у меня или брат. Думала о бабушке, жива ли она еще.
Плакала и била подушку, представляя, что это Дуэйн, а потом успокоилась и описала этот день в дневнике.
Теперь пойду вниз, приготовлю ужин и сделаю вид, что все хорошо.
19 сентября
Мама выглядела какой-то одинокой днем на веранде, так что я решила составить ей компанию. Она с приподнятой ногой сидела на диване, я устроилась рядом.
– Хочу поблагодарить тебя, – сказала она. – И сказать, как горжусь тобой.
– Мной?
– Ты так быстро умчалась за помощью, когда я упала. Я заметила, что тебе в последнее время не хочется никуда ходить в одиночку, но в тот момент ты ни секунды не колебалась. Да еще пришлось столько времени простоять у больницы. Я очень признательна и горда тобой.
– Жалко, я ничего больше не могла сделать. Ужасно было оставлять тебя в таком виде. Мне в голову не пришло, что могут не пустить.
Мама протянула руку и принялась гладить меня по голове.
– Какая ты красавица, – сказала она. – Последние несколько месяцев – сплошной кошмар, но ты ведешь себя очень мужественно. Зря я не говорила тебе этого раньше. Я горжусь такой дочерью.
Я не знала, что и сказать. Вспомнила все ссоры, которые спровоцировала за последнее время.
– Мы справимся, – сказала она. – Мы есть друг у друга, и мы выживем.
– Знаю, так и будет.
Мама вздохнула.
– Знаешь, чего мне не хватает больше всего? – спросила она и вдруг рассмеялась. – По крайней мере сегодня. Это, вообще-то, меняется каждый день.
– Нет, чего?
– Чистых волос. Ежедневного душа и чистой головы. Не волосы, а пакля. Я их прямо ненавижу.
– Да нормально все, – сказала я. – Твои не хуже моих.
– Давай их обстрижем, – предложила она. – Миранда, тащи ножницы и срежь их. Давай, нечего откладывать.
– Уверена? – спросила я.
– Абсолютно. Скорее же.
Я нашла и принесла ножницы:
– Никогда раньше не стригла.
– Да что мне терять? Я вроде как не собираюсь на модную вечеринку. Стриги совсем коротко. Так будет легче держать голову в чистоте.
Я понятия не имела, что делать, но мама подбадривала меня и напоминала стричь и макушку тоже, а не только по бокам и затылок.