ь на веранду листы фанеры. Мама наблюдала молча, вероятно, была в курсе.
Едва парни уехали, Мэтт с Джоном взялись закрывать этой фанерой окна веранды. Когда дом построили, никакой веранды тут вообще не было – просто заднее крыльцо, куда выходили окна кухни и столовой. Потом крыльцо закрыли, а вместо окон оставили проемы в стене. Вот почему там так светло – на веранде застекленные люки в потолке и три застекленные стены (и конечно, наружная дверь). Мэтт заколотил окно между кухней и верандой, а перед окном в столовую просто поставил фанерку, чтобы можно было отодвигать ее, доставая оттуда дрова.
Теперь единственный источник естественного освещения на веранде – потолочные окна. У нас и раньше почти не было дневного света, но теперь в комнате стало еще темнее.
Потом, как будто мое горе не достигло дна, они заколотили окно над кухонной раковиной. И теперь свет на кухню идет только через люки веранды и стенной проем между верандой и кухней. Иными словами, света вообще нет.
– А в гостиной вы тоже забьете окна? – поинтересовалась я.
– Незачем, – ответил Мэтт. – Когда солярка кончится, выключим отопление и закроем ее. Но кухня еще понадобится.
Я так зла, что готова орать. Во-первых, я уверена, Мэтт купил фанеру у той шайки из города, которую я видела, и меня прямо бесит мысль, что он мне не сказал. Никаких обсуждений. Он один знает, как лучше, просто пошел и сделал. (Ну, допустим, с мамой он поговорил. А со мной не посоветовался!) Во-вторых, он не врубается, каково это – круглые сутки сидеть взаперти в этом доме. Я выхожу только навестить миссис Несбитт – всего лишь короткая прогулка туда и обратно.
Знаю, Мэтту и Джону приходится труднее. Мэтт ест совсем мало и занимается физическим трудом. Возвращается измотанный. На днях уснул прямо за ужином.
Но все-таки зачем заколачивать окно в кухне? Пока ведь незачем. Можно было подождать, когда закончится топливо. Ему попросту плевать, что это значит для меня. Он даже не спросил.
Я бы переехала к миссис Несбитт, но нельзя оставить маму.
Иногда вспоминаю, как было раньше. Я, в общем-то, нигде и не бывала. Однажды во Флориде, еще в Бостоне, Нью-Йорке, Вашингтоне, Монреале. Вот и все. Мечтала о Лондоне, Париже, Токио. Хотела поехать в Южную Америку, в Африку. Всегда казалось, что однажды мечты сбудутся.
Но мой мир все уменьшается и уменьшается. Нет больше школы. Нет пруда. Нет города. Нет своей комнаты. А теперь нет даже вида из окна.
Я чувствую, что и сама сжимаюсь вместе с миром, становлюсь меньше и тверже. Превращаюсь в камень, и в каком-то смысле это даже хорошо, потому что камни существуют вечно.
Но если мне предстоит такое вечное существование, то я не хочу.
5 ноября
Я мыла в кухне мамин горшок, когда вода перестала течь.
Открыла краны в нижнем туалете, но и там пусто. Поднялась наверх и проверила ванную. Ничего.
Дождалась, когда вернется Мэтт, и рассказала ему. На минуту он взъелся на меня и заорал:
– Ты должна была сказать мне сразу же! Если замерзли трубы, я мог бы что-то сделать.
Но я уверена, что это не трубы замерзли, а скважина пересохла. Дождей не было с июля. Как бы мы ни экономили воду, все равно она кончилась бы рано или поздно.
Мы с Мэттом пошли к колодцу проверить, что там. И конечно, я оказалась права.
Вернувшись в дом, обнаружили Джона сидящим у мамы на веранде, и присоединились к ним.
– Сколько мы можем прожить без воды? – спросил Джонни.
– Не все так плохо, – ответил Мэтт. – У нас все еще есть вода в бутылках и всякие напитки. Со стиркой, видимо, покончено. И Миранде придется делить с мамой горшок, – он ухмыльнулся, словно это была веселая шутка.
– Бутылок у нас немного, – сказал Джон. – Что, если дождей больше вообще не будет?
– Зато снег наверняка скоро выпадет, – ответил Мэтт. – А пока можем откалывать куски льда с Мельникова пруда. Будем кипятить их и надеяться на лучшее.
– А что, нет другого места, где можно добыть лед? – спросила я. – Что там говорят твои дружки с черного рынка?
– Они не мои дружки, и у них нет ни воды, ни льда. А если есть, то не на продажу. Можешь предложить место поближе, чем пруд, – отлично. Но у меня других идей нет.
Я подумала про Брэндона на льду пруда. Но сказала себе, что в реальности ничего этого не происходило, так что без разницы.
– Раз нет воды, стоит отключить отопление, – сказал Мэтт. – Можно сэкономить солярку и всем переехать пока на веранду.
– Нет! – закричала я. – Я против!
– Почему? – спросил Джон, очевидно искренне удивившись. – Здесь тепло. А в доме даже с включенным котлом холодно. Почему не переехать?
– Я все время торчу на кухне. Не только сплю. И уже сейчас все довольно плохо. Я замерзну до смерти, если выключить отопление. Этого вы хотите? Чтобы я замерзла насмерть?
– Тебе больше незачем торчать на кухне, – сказал Мэтт. – Будешь только заходить в кладовку за продуктами, и все. Мы больше не готовим на кухне и не едим, и тебе не придется ничего стирать. Если что-то случится с дровами, а у нас не останется дизтоплива, мы все замерзнем насмерть. Лучше сохранить небольшой запас.
– Да какая разница? Мы все равно не переживем эту зиму. Сейчас всего лишь ноябрь, а у нас уже нет воды, температура минус двадцать, и непонятно, где взять еще еды. Мы постепенно умираем, Мэтт. Ты знаешь это. Мы все знаем.
– Может, и так, – вмешалась мама, и я чуть не подпрыгнула, услышав ее голос. Со времени второго вывиха она стала разговаривать значительно меньше и сильно сократила свои бодрые речи. – Но пока нам неизвестно, что несет будущее, мы обязаны поддерживать жизнь – самим себе обязаны. Все может стать лучше. Где-то есть люди, которые ищут решения. Должны быть. Это свойственно человеку. Наше решение – оставаться живыми день за днем. Все ведь постепенно умирают, Миранда. Каждый день мы становимся чуть ближе к своей смерти. Но торопить ее ни к чему. Я лично намереваюсь оставаться в живых, пока это возможно, и ожидаю того же от вас. Единственный разумный выбор – всем перебраться на веранду.
– Не сегодня, – взмолилась я. – Пожалуйста, только не сегодня.
– Завтра утром, – сказала мама. – Перетащим матрасы утром.
– Все будет хорошо, – обратился ко мне Мэтт. – В чем-то станет даже лучше. Ты не одна будешь отвечать за печку. Мы можем по очереди подкидывать дрова. Спать будешь лучше.
– Ага, – добавил Джон. – Будет попроще, Миранда. Никакой больше домашней работы.
В общем, сегодня моя последняя ночь в одиночестве. Мой мир сделался еще меньше.
Часть шестнадцатая
7 ноября
Миссис Несбитт умерла.
Когда – не знаю, но я нашла ее в постели, и мне хочется думать, что это случилось во сне. Глаза закрыты, и вид у нее совсем умиротворенный.
Я поцеловала ее в щеку и прикрыла лицо верхней простыней. Посидела рядом с ней немного, в основном, чтобы узнать, стану ли плакать, но не заплакала. Было очень спокойно, но не сидеть же там вечность.
Хоть она оставила нам все, я все же первым дело взяла бриллиантовую подвеску и рубиновую брошь. Потом спустилась вниз и сняла две картины, предназначенные Мэтту и Джонни. Сложила все кучкой на кухонном столе и задумалась, с чего начать сборы.
По-настоящему мне хотелось пройтись по кухонным шкафчикам и посмотреть, какая осталась еда, но от одной этой мысли меня так будоражило, что такие чувства казались какими-то неприличными. Словно я каннибал.
Короче, я нашла фонарик и начала с чердака. Понятия не имела, что там искать, но миссис Несбитт велела мне пройтись с чердака до подвала, а в подвал меня совершенно не тянуло.
Чердак был заставлен коробками и сундуками. Холод там стоял смертельный, и я знала, что мне не хватит сил посмотреть все. Поэтому перескакивала с одного на другое.
В коробках нашлось много старой одежды, от которой, вероятно, нам никакого толку. Еще целые кипы бумаг и счетов, оставшихся от бизнеса миссис Несбитт.
Я открыла одну с надписью «Вещи Бобби» и обнаружила там кое-что классное. Большую часть содержимого составляла всякая школьная ерунда – выпускные работы, письма Бобби от школьной баскетбольной команды, где он играл. Но на дне лежала обувная коробка со старыми бейсбольными карточками.
Подумав о том, что Джон не получил никаких подарков на день рождения, я вытащила свою находку. Сделаю ему сюрприз на Рождество. Или раньше Рождества, если пойму, что мы так долго не протянем.
Потом спустилась и прошла по спальням, заглядывая в шкафы. Там нашлись чистые полотенца и тряпочки-мочалки, не использованные миссис Несбитт. Чистые простыни, одеяла, пледы. Неважно, насколько тепло будет на веранде, лишние одеяла – это всегда хорошо. Еще нашлись упаковки салфеток и рулоны туалетной бумаги, это нам пригодится. Аспирин, болеутоляющее. Противопростудные.
Я взяла наволочку и принялась складывать в нее вещи, начав с бейсбольной коробки. Одеяла туда не влезли, но полотенца и мочалки я сложила. Вообще, в том, что я запихивала, а что оставляла, не было никакой логики. Все равно отправлю сюда Мэтта, он загрузит в машину остальное.
Потом я позволила себе пойти на кухню. Открыла шкафчики и обнаружила там кучу банок – суп, овощи, тунец, цыпленок. Все то, что мы едим уже несколько месяцев. Этих запасов не хватит, чтобы мы ели трижды в день, но все-таки каждая банка чуть-чуть продлит нашу жизнь.
Хоть миссис Несбитт никогда этого не говорила, я уверена, что она жила впроголодь, берегла продукты для нас. Я беззвучно поблагодарила ее и продолжила поиски.
В глубине одного из шкафчиков нашлась коробка шоколадных конфет с пришпиленной к ней открыткой «С Днем матери!». Миссис Несбитт не из тех, кто обожает шоколад. Казалось бы, сын-то должен быть в курсе.
Я положила шоколад на самое дно наволочки рядом с бейсбольной коробкой. Не могла только решить, подарить его маме на Рождество или на день рождения.
Потом я осознала, что за моей спиной раздается непривычный звук. Обернувшись, увидела, что из крана капает.