Я могла бы взять ее. Мысль пришла сама, настолько отчетливая, что я вздрогнула. Стоп, без глупостей. Я со своей-то жизнью не справляюсь. Но вдруг справлюсь? Стану той, кто так нужен Элли? Сердце колотилось. Может, именно сюда, к Элли, вели меня сны.
– …о твоем муже… – Погрузившись в свои мысли, я расслышала только конец фразы.
– Что? – Щеки у меня вспыхнули.
– Элли говорит, ты рассказала ей о своем муже, – повторил Эндрю, озабоченно поглядывая на меня.
Мне стало очень стыдно.
– Прости, я понимаю, таких вещей детям не рассказывают. Но хотелось объяснить Элли, что идеального не существует, и, даже если чья-то жизнь выглядит сверхблагополучной, на самом деле это не так. Но я, конечно, не должна была посвящать ее в свои дела. Это совершенно непрофессионально. Больше не повторится, обещаю.
– Кейт, – мягко прервал он меня, и я заметила, что мне нравится, как он произносит мое имя. – Кейт, я вовсе не критикую тебя. Я только хотел напомнить, что если тебе вдруг понадобится с кем-то пооткровенничать, то есть я.
– С тобой? – удивилась я. И тут же поняла, как это его резануло. – Прости, не хотела обидеть.
Он пожал плечами:
– Не хочу на тебя давить, но порой легче бывает поговорить с чужим человеком, чем с тем, кто все знает с самого начала. Хоть я и не совсем чужой. Хотелось бы думать, что мы становимся друзьями. – Он глянул себе под ноги. – К тому же я твой должник: я-то тебя загрузил своей историей насчет брата.
– Ничего не загрузил, – пробормотала я. Может, рассказать ему о Дэне, о наших проблемах? Нет, это сродни предательству – подключать к нашим отношениям другого мужчину. Но как же хочется, чтобы кто-нибудь ободрил: мол, все пройдет, все уладится.
– Что такое? – участливо спросил Эндрю.
Я все еще колебалась.
– Помнишь, я говорила тебе, что вижу сны, как будто живые?
– О Патрике, – кивнул он, и меня почему-то удивило, что он запомнил имя моего мужа.
– Да. – Я глянула на него, все еще нерешительно. – Эти сны напомнили мне о том, что я чувствовала с ним. А с женихом, с Дэном, – все не так. – Что я говорю? С ума сошла, что ли? – То есть жениха я тоже люблю, – заспешила я, – безусловно. Просто все по-другому.
Эндрю снова кивнул.
– Так и должно быть, я думаю, – сказал он, помолчав. – Вопрос в другом: счастлива ли ты, чувствуешь ли, что все идет как надо.
– Понимаю, – пробормотала я, чувствуя себя дурой: ну кто меня тянул за язык?
– Послушай: смерть мужа изменила тебя навсегда, как меня изменило то, что случилось с братом, – продолжал он, и теперь я прислушалась, потому что эти слова отличались от всех прежних советов, которые мне довелось получить. – Так что нет смысла сравнивать сегодняшний день с прошлым, ведь ты сама стала другим человеком, не той, какой была, пока Патрик был жив. Нужно смотреть вперед и думать о том, чего ты хочешь, а не назад, на то, что было у тебя раньше.
В глазах защипало.
– Откуда такая мудрость?
– Пресловутый метод проб и ошибок, – рассмеялся он. – В основном ошибок.
Мы дошли до 31-й, и разговор оборвался. Эндрю поднял руку, останавливая проезжавшее такси. Оно затормозило, Эндрю неловко обнял меня, стараясь не прижимать, и я села в машину.
– Эндрю! – позвала я уже изнутри.
– Да?
– Я тоже рада, что мы становимся друзьями.
Глава 24
В понедельник утром я вновь проснулась в том мире, где жила с Патриком, и от радости на миг даже перестала дышать. Я очень боялась, что в прошлый свой «визит» все испортила и больше уже сюда не попаду.
Но вот он Патрик, в постели рядом со мной – совершенно реальный, плотный, теплый. Я потянулась к нему, чуть не плача. Он пошевелился и начал просыпаться. Я нырнула к нему под левую руку – мое законное место!
– Доброе утро, Кэтили, – сказал он хриплым спросонья голосом. Прижал меня к себе и поцеловал в макушку.
– Скажи, что любишь меня, – потребовала я, цепляясь за него, как за спасательный круг.
Патрик рассмеялся и взъерошил мне волосы.
– Люблю тебя, чудачка! – сказал он. Линия его рта смягчилась, от уголков глаз разбежались лучики – двенадцать лет назад этих морщинок еще не было. – Я знал еще прежде, чем увидел тебя…
– …Что ты – моя судьба, – шепотом закончила я. Замерла, вслушиваясь в ровное биение его сердца. Потом спросила: – Как мама?
Он вздохнул.
– Вчера я говорил с ней: похоже, не очень. Химиотерапия здорово ее выматывает. Не знаю, что со мной будет, если мы ее потеряем.
– Мы ее не потеряем! – решительно возразила я. – Она поправится.
И снова меня кольнула вина: той, реальной Джоан я не звонила с того дня, как незваной явился к ней на крыльцо. Поглощенная другими проблемами, я забыла о ней, по сути, предала Патрика. Свяжусь с ней, как только смогу.
Мы перебрались на кухню, Патрик налил мне кофе.
– Скажи мне, Патрик, – я попыталась сформулировать мучащий меня вопрос, – я… я хорошая мать?
Он обернулся ко мне.
– В смысле, вот ты смотришь на меня: ты видишь какие-то проблемы, что-то, что мне следовало делать лучше? – продолжала я, думая о том, как Дэн усомнился в нашей способности быть родителями. – Или все-таки я в основном справляюсь? Помогаю дочке сделать правильный выбор, когда надо? Ханна чувствует себя любимой?
– Ну конечно, милая, – ответил он. – С чего ты вдруг?
Я пожала плечами:
– Не знаю. Что-то сомнения одолели.
Он нахмурился:
– Кейт, я, кажется, никогда тебе не говорил, но, как только я впервые увидел тебя с Ханной на руках, я сразу понял.
– Понял что?
– Понял, что так и должно быть. Я знал, что в тебе сильно материнское начало, и любил эту черту в тебе – как и миллион других черт. Но как только я увидел ее у тебя на руках, словно бы все стало на места. Вселенная пришла в полную гармонию. Ты создана быть матерью, это как дождь всегда мокрый, трава зеленая, лед – холодный.
– Ты настолько уверен? – улыбнулась я.
– Ты – лучшая из мам, – ответил он.
Наш разговор был прерван появлением Ханны – пижама вся мятая, волосы дыбом.
– Плохой сон приснился, – сказала она, потирая глаза. – Мне снилось, как будто…
Не дав ей закончить, я крепко притянула Ханну к себе. Так была рада ее видеть, так счастлива была побыть ее матерью – пусть хоть несколько минут, – что все остальное в тот миг не имело значения.
– Мамочка, ты меня задушить хочешь? – спросила Ханна, и я выпустила ее – но она уже улыбалась.
– Я так рада быть здесь, с вами, – сказала я.
– Ооооо’кей, – протянула она, делая у виска известный не только глухим знак и подмигивая Патрику, а тот подмигнул ей в ответ, но, едва Хан-на отвернулась, глянул на меня с тревогой.
– Хватит вам надо мной издеваться! – возмутилась я, и они оба расхохотались – небесная музыка!
– Давай, соня, – обратился Патрик к Ханне. – Клади себе в тарелку хлопья, скоро в дорогу.
– Погоди, куда она едет? – спохватилась я: вот и заканчивается коротенькое свидание.
– Какая ты странная, мама! – ответила Ханна прежде, чем это успел сделать Патрик. – Вы же с папой отгул взяли, помнишь? На Кони-Айленд едем, ага!
– Все вместе? – уточнила я с надеждой.
– Ага! – повторила Ханна.
– Ханна рвется туда с тех пор, как посмотрела «Городских девчонок».
– Бриттани Мерфи? – Внезапно мне припомнилось, как я ходила на этот фильм в 2003 году, незадолго до первой годовщины смерти Патрика. Сьюзен решила, что мне это будет на пользу: посмотреть легкую романтическую комедию. Но я рыдала, глядя на чужую историю любви, и сестре пришлось увести меня посреди сеанса.
– Лучшее на свете кино, – заявила Ханна. – То есть оно, конечно, старомодное, но Джесс Спенсер такой сексуальный. Хоть и староват уже. И мне нравится сцена, когда они на карусели катаются.
– Отлично, – пробормотала я. Сказал бы мне кто в 2003 году, когда я сидела в темном зале кинотеатра рядом с сестрой, изо всех стараясь не заплакать, что однажды я отправлюсь на Кони-Айленд кататься на карусели с покойным мужем и нашей воображаемой дочерью! Бред сумасшедшего! И тем не менее мы туда едем – так что, наверное, я и правда сошла с ума.
Ханна залила хлопья молоком, а я придвинулась к Патрику и коснулась его локтя.
– Я тебя люблю, – пробормотала я.
– И я тебя, моя хорошая.
Час спустя мы ехали на Кони-Айленд – поездом маршрута N. Ханна сидела напротив нас, уткнув нос в роман для подростков – на обложке красовалась туфля с длиннющей шпилькой. Патрик обнимал меня за плечи. Мы оба молча любовались нашей дочерью, и я не хотела прерывать молчание, потому что никакие слова в мире не могли бы описать эту минуту. Патрик рядом, я чувствую его тепло. Дочка наша любимая сидит напротив. Вся жизнь впереди. И все это – сон.
Мне снова подумалось: каким обыденным показалось бы мне это в настоящей, реальной жизни. Стала бы я восхищаться тем, как солнечный луч подсвечивает волосы Ханны, радовалась бы, глядя, как она чуть сощуривается всякий раз, когда читает что-то забавное? Принюхивалась бы к «Айриш спринг» на подбородке Патрика, ощутила бы теплое умиление, которое затопило меня сейчас при виде нескольких волосков, пропущенных утром во время бритья? Чувствовала бы так остро свою защищенность, спрятавшись у него под мышкой, – словно никакая беда меня тут не достанет?
Наверное, нет, ведь пока я его не потеряла, мне казалось, у нас впереди целая жизнь, бесконечность таких мгновений. Я очень любила Патрика, но все, что было у нас, принимала как само собой разумеющееся. Не знала, что каждое мгновение вместе – драгоценный дар. Не знала, пока он не ушел.
– О чем задумалась? – шепнул Патрик, когда мы проехали последнюю остановку перед Кони-Айлендом.
– О том, как хорошо быть здесь, с вами! – призналась я.
Он улыбнулся и сжал мою руку, но ответил, лишь когда мы подъехали к конечной:
– Нам обоим повезло.
Он встал и кивнул Ханне – та захлопнула книгу и улыбнулась нам.