Снова этот пристальный взгляд.
– Вас парень бросил, который вам нравился, или что?
Я заморгала: как-то она меня совсем врасплох застала.
– Что, правда? – продолжала она, не дождавшись моего ответа. – Я угадала? Вас дружок бросил?
– Элли, нам все-таки не полагается это обсуждать, – напомнила я. – Занятия для тебя, а не для меня.
– Но вы долго с ним встречались или как? Почему он вас бросил? – И тут она снова угадала: – Постойте, это вы его бросили?
– Элли… – Я постаралась придать своему голосу строгость.
– Да ладно! – рассердилась она. – Разве это справедливо? Я тут должна душу перед вами выворачивать, а вы о себе – ни слова.
– Я бы с радостью рассказала тебе про свою жизнь. Но мы должны другим заниматься: должны обсуждать то, что беспокоит тебя.
Она взглянула мне в глаза:
– Типа того, что в один прекрасный день моя мама бросит меня, как ваш таинственный приятель бросил вас?
– Элли, меня никто не бросал, – возразила я. – Да, у меня был жених. И да, мы разошлись. Но это произошло потому, что мы с ним не подходим друг другу. Честное слово, ничего общего с тобой и твоей мамой.
– Хотите сказать, у меня жизнь не такая романтичная, как у вас? – фыркнула она. – В любом случае: если бы я для мамы что-то значила, она бы старалась как следует.
– Может быть, она и старается, – сказала я. – Просто наделала ошибок и теперь должна выбраться из ямы, которую сама себе вырыла. Не забывай: это болезнь.
– Ага! – фыркнула Элли. – И самое подходящее лекарство – метамфетамин. Или крэк. Или на что она теперь подсела.
– Пока что у нас нет доказательств, что она снова «подсела». Но судя по твоим словам, она страдает наркоманией. А справиться с этим очень нелегко.
– Ради своего ребенка я бы справилась!
– И я бы постаралась, – сказала я. – Но мы – не твоя мама, а твоя мама – не ты и не я. У каждого человека свои проблемы и своя борьба. Она поступает неправильно? Согласна. Однако важно другое: ты должна понять, что это не из-за тебя.
Элли потянула ниточку, торчавшую из простыни.
– Ну, хорошо. Не буду никогда ни на кого полагаться, договорились. – Ее голос слегка дрожал.
– Элли! – окликнула я и подождала, пока она поднимет глаза. – На меня ты можешь положиться.
Она долго глядела на меня, потом опустила глаза.
– Я знаю, – шепнула. Посмотрела на меня в упор и повторила: – Знаю.
– А теперь – немного музыки? – предложила я, улыбаясь и спеша сменить тему. Я позволила себе слишком сблизиться с Элли, она для меня уже не «клиент», а ребенок, которого я полюбила. Нужно взять себя в руки.
Она пожала плечами:
– Можно. – И все же поднялась с кровати и подошла к синтезатору. – Что будем играть?
– Решай сама. Например, выбери песню, которая помогла бы передать твои чувства к маме?
– Глупо! – буркнула она. Но уступила: – Ладно. Давайте тогда Because of You.
– Келли Кларксон?
Она кивнула.
– Там не все слова подходят, но многие да. И я ее не знаю до конца.
– Хочешь сначала послушать?
Она кивнула, и я загрузила композицию на ай-фон. Мы сидели и слушали, как Келли Кларксон распевает о том, что ее бросили в беде, и мне вдруг стало так жалко Элли, что навернулись слезы. Пришлось их незаметно сморгнуть, когда песня закончилась.
– Она говорит – «как я теперь поверю людям?». Ты тоже так думаешь?
Элли уперлась взглядом в пол.
– Давайте просто сыграем песню.
– С одним условием, – кивнула я. – Всякий раз, как забудешь слова, подставляй свои. Только честно, слова о том, что ты сама чувствуешь.
Мгновение она смотрела на меня.
– Ладно. Хорошо.
Она вступила на синтезаторе, я подыгрывала, помогала ей артикулировать слова и внимательно прислушивалась к тем, которые она подставляла в текст Келли, выплескивая свою обиду. Так мы провели вместе полтора часа, ведь мне спешить было некуда. Когда же я убрала гитару в футляр и собралась уходить, Элли поднялась со стула перед синтезатором и вдруг обняла меня так крепко, что перехватило дыхание.
– Вы же меня не бросите? Как все другие?
– Никогда, – обещала я. – И я уверена, Эндрю тоже всегда будет рядом.
На обратном пути я наконец собралась с духом и позвонила сестре. Пора признаться и выслушать все, что она имеет сказать.
– Привет, – заговорила я. – Есть минутка?
– Конечно, – сказала она. Заревел Келвин, и Сьюзен пошла его успокаивать. – Что случилось? – спросила она, вернувшись к телефону. – У тебя все в порядке?
– Да, – сказала я. И вдруг поняла, что так оно и есть. – Но я должна тебе кое-что сообщить. – Набрала побольше воздуху, как перед нырком. – Мы с Дэном в понедельник решили расстаться. Свадьба отменяется.
Повисло молчание. Я представила себе, как она стоит в кухне: губы поджаты, негодует, осуждает меня. Она-то всегда была идеальной, это я вечно ухитряюсь испортить себе жизнь.
– Что ж, – сказала она наконец. – Хорошо, что мы свадебное платье не купили.
– Ага, – осторожно подтвердила я, ожидая, когда же на меня обрушится монолог о моей безответственности.
– Думаешь, это было правильное решение?
– Думаю, да. Уверена, что да.
– Тогда ты молодец, Кейт.
От удивления я чуть мобильник не выронила.
– Я думала, ты объяснишь мне, как я глупа и недальновидна, – призналась я.
– А ты глупа и недальновидна?
– Да нет, – ощетинились я. – Наоборот, я твердо решила быть счастливой.
– Ты молодец, Кейт, – повторила сестра. – Ты сама-то как?
– Думаю, все в порядке.
– Хорошо. Приезжай к нам в выходные, и все расскажешь мне подробно.
Распрощавшись с сестрой, я покачала головой и улыбнулась. Надо же, совсем не такой реакции я ждала, но именно такого ответа мне хотелось. Я ощутила благодарность. Мир снизошел в мою душу, и я зашагала дальше в подступающих сумерках.
Глава 26
За выходные я несколько раз звонила Дэну, пытаясь извиниться, объяснить, что произошло, но он не отвечал и не перезванивал. Я понимала, что он в ярости, и не могла его за это винить. Порой я и сама сердилась на себя, – но не так сильно. Вечером в воскресенье я уже понимала, что звоню ему ради себя, а не ради него. Мне хотелось прощения, освобождения от вины. Но разве я имела на это право?
В понедельник в обеденный перерыв (все выходные меня одолевало беспокойство, а сны так и не вернулись) я спросила Джину эсэмэской, свободна ли она вечером. «Нужно поговорить», – написала я. Она предложила встретиться в «Хаммерсмите».
– Я рассталась с Дэном, – сказала я, едва усевшись за столик напротив нее.
– Знаю. – Джина не отрывала глаз от стола.
– Сьюзен звонила? – спросила я, отчасти сердясь на сестру, отчасти благодарная, что не придется самой сообщать близким такие новости. Конечно же Сьюзен и маме успела доложить.
– Она взяла с меня слово, что я тебе ничего не скажу, пока ты сама тему не поднимешь, – сказала Джина. – Так что извини, я даже боялась тебе позвонить: Сьюзен считала, что тебе нужна передышка, денек-другой.
– Похоже, она была права.
– Итак? – Джина перегнулась через стол и взяла меня за руку. – Все хорошо? В смысле – правда хорошо?
– Знаешь, что я тебе скажу? Все прекрасно.
– Сьюзен говорит, разрыв – твоя инициатива.
Я кивнула.
Она встревожилась:
– И ты думаешь, что поступила правильно?
– Да, – сразу же ответила я. – А ты как думаешь? Она заколебалась:
– Мне кажется, вопрос в том, почему ты так поступила. Это как-то связано со снами?
Я пожала плечами:
– Сны – или что это было – открыли мне глаза. Видимо, я слишком радовалась, сумев наконец влюбиться снова. Но мне не приходило в голову, что это не тот человек. Эти сны, в которых я снова была с Патриком, помогли мне вспомнить, что я чувствовала рядом с ним. Безопасность. Полное приятие. И – полную свободу: я могла во всем быть собой. С Дэном так не получается. Совсем.
– Ох, Кейт, – печально вздохнула Джина. Но в ее глазах я прочла понимание.
Явился Оливер и принял заказ на напитки, чтобы полминуты спустя принести джин с тоником Джине и «Гиннесс» мне. Джина сделала глоток и негромко сказала:
– Прости меня, я должна была раньше вмешаться.
– Ты о чем?
Снова она вздохнула.
– Дэн мне всегда нравился. Но когда я видела вас вместе, всякий раз думала: «Любовь выглядит иначе». Уэйн запретил мне поднимать этот разговор, потому что никто не знает, как устроены отношения изнутри. И все-таки я напрасно с тобой не поговорила.
Теперь я окончательно уверилась, что поступила правильно.
– Нет, хорошо, что ты не вмешивалась. К такому открытию нужно прийти самой. – Я сделала изрядный глоток «Гиннесса» и в рассеянности потерла большими пальцами по запотевшему бокалу. – Как ты думаешь, у меня с кем-нибудь еще будет, как с Патриком? Или такое бывает раз в жизни?
Не получив сразу же ответа, я добавила:
– Наверное, потому я и согласилась на Дэна. Я считала, что второго шанса полюбить уже не будет. – И снова этот узел в желудке.
Джина еще немного отхлебнула из своего бокала.
– Помнишь Донни?
Я не сразу сообразила.
– Боже, тот парень, с которым ты встречалась до Уэйна? Из музыкальной группы? Как их бишь? «Тяжелый металл»?
– «Тяжелая кожа», – расхохоталась она. – Дурацкое название. Но ты помнишь, я была влюблена в него по уши.
– Надо же, я напрочь о нем забыла! Ты была совершенно уверена, что это и есть твой прекрасный принц.
Донни бросил школу после десятого класса, носил грязные крашеные волосы до плеч, накачал мускулы размером с шар для боулинга, а на гитаре играл так себе, хотя и хвастал, что к нему продюсеры в очередь записываются.
– Я тогда думала, ты сошла с ума, – смеясь, призналась я.
Она скорчила мне гримасу.
– Оглядываясь, я понимаю, что это была полная противоположность Биллу, – сказала она. – Совершенно дурацкая история (в свое оправдание могу только сказать, что целоваться он умел), но мне, видимо, просто нужно было освободиться. Бежать от Билла, от ежеминутных мыслей о том, что и как могло быть, потому что вся моя жизнь, все планы на будущее погибли вместе с ним. И теперь, задним числом, я думаю, что Донни помог мне стронуться с мертвой точки. Но тогда еще не настало время, а главное, это был неподходящий для меня человек.