Цепь вокруг щиколоток была закреплена одним крюком. Локвуду наверняка пришлось здорово потрудиться, чтобы так крепко ее затянуть. Я попытался отцепить крюк, но окоченевшие пальцы не слушались, словно внезапно пораженные артритом, а от большого пальца проку было не больше, чем от лепестка ромашки. Я снова схватил лампочку и крепко зажал ее в ладони, чувствуя ее жар; от контакта с моей заледеневшей кожей раскаленная добела лампочка сразу задымилась. Я снова и снова пытался отцепить крюк, но тщетно. Мне требовался какой-нибудь инструмент.
Инструментов у меня было немного, но зато у меня была не машина, а ржавая развалюха, которая постоянно ломалась, поэтому свои инструменты я хранил в багажнике: две отвертки, разводной гаечный ключ, пассатижи, рулон клейкой ленты и баллончик с водоотталкивающим средством WD-40. Все это лежало завернутое в тряпку. Я схватил отвертку негнущейся правой рукой и, вставив наконечник между крюком и звеном цепи, начал расшатывать его, с силой давить на него, миллиметр за миллиметром продвигая отвертку вглубь. И вот наконечник зацепился за цепь, дав мне возможность действовать отверткой как рычагом, я дернул ручку вверх, снимая звено с крюка. Цепь с грохотом упала на пол, ее звон эхом разнесся по тесному багажнику. Я прикусил губу, чтобы не взвыть от боли, когда кровь прилила к онемевшим ногам. Затем на пару секунд задержал дыхание в ожидании реакции Локвуда. Но из салона машины по-прежнему доносилось лишь едва слышное мурлыканье музыки, транслируемой по радио. Локвуд как ни в чем не бывало продолжал вести машину.
С того времени как я вытащил габаритки, прошло не меньше десяти минут. Если поблизости был бы хоть один коп, он наверняка уже остановил бы мою «хонду». Повороты, которые делала машина, были более крутыми, чем на скоростной автомагистрали, а частые ухабы на дороге говорили о том, что мы едем по местным второстепенным дорогам, не слишком загруженным транспортом, особенно во время метели.
Я прокручивал в голове разные варианты. Можно было дождаться, когда нас остановит какой-нибудь коп, но процент вероятности был ничтожно мал. Можно было дождаться, когда Локвуд доедет до пункта назначения, откроет багажник, обнаружит, что я жив, и сдрейфит, но к этому времени я уже могу легко отдать концы от гипотермии. А еще можно вырваться на свободу. До меня вдруг дошло, что багажники предназначены для того, чтобы люди были снаружи, а не внутри. Обследовав крышку багажника, я обнаружил три маленькие гайки, на которых держался замок. И улыбнулся сквозь стиснутые зубы.
Порывшись в инструментах, я взял разводной гаечный ключ, замерзшая ручка обжигала ладонь, как сухой лед. Я обернул гаечный ключ тряпкой и попытался провернуть червяка. Но пальцы отказывались слушаться. Тогда я сунул большой палец правой руки в рот, чтобы согреть костяшку, а в левой продолжал держать габаритку, чтобы согреть и левую руку тоже.
Автомобиль замедлил ход и остановился. Зажав в правой руке гаечный ключ, я приготовился выпрыгнуть из багажника. Я воспользуюсь фактором внезапности и убью Локвуда. Но «хонда», снова продолжив движение, повернула направо и стала разгоняться до рискованной скорости.
Я еще раз попробовал прокрутить червяка. Он повернулся, сжимая губки гаечного ключа, пока те не сомкнулись на первой гайке. Я зажал ключ между ладонями, пальцы подгибались от холода и не слушались. Мне пришлось сконцентрировать усилия, словно я был малышом, пытающимся совершить невозможное, руки тряслись так сильно, что у меня ушла целая вечность на то, чтобы захватить гайку губками разводного ключа.
К тому времени как я отвернул гайку, мое тело уже перестало дрожать мелкой дрожью. Уж не знаю, чем это было обусловлено: то ли максимальной концентрацией на поставленной задаче, то ли следующей стадией гипотермии. Когда упала последняя гайка, багажник слегка приоткрылся. И теперь единственным препятствием на моем пути к свободе был тросик, соединявший защелку багажника с ручкой возле водительского сиденья, тросик, который можно было легко вытянуть пассатижами.
Я приоткрыл крышку на несколько дюймов, но тут же включилось освещение багажника. И я поспешно захлопнул крышку. Черт, совсем забыл про этот свет! Я выждал немного и прислушался, пытаясь понять, привлекла ли моя небрежность внимание Локвуда. Но он даже не снизил скорости. Тогда я выкрутил лампочку, замаскировал габаритки и снова открыл багажник. Шоссе неслось подо мной со скоростью примерно шестьдесят миль в час, исчезая в темноте, которую не прорезывали ни лучи фар других машин, ни свет в окнах домов, ни отблеск огней большого города. Мне хотелось поскорее выбраться из багажника, но не хотелось получить очередную порцию болезненных ощущений от удара об асфальт на такой скорости.
Меня снова начало всего колотить, дрожь буквально рвала на части мышцы икр, рук и спины. Нужно было срочно что-то предпринять, прежде чем я окоченею настолько, что не смогу действовать и умру. Я разорвал тряпку на три одинаковых куска, сложив их прямоугольниками размером примерно с мою ногу, после чего осторожно приложил эти прямоугольники к ступням и крепко-накрепко обмотал липкой лентой, смастерив некое подобие обуви. Третий кусок тряпки я намотал на рукоятку разводного гаечного ключа, соорудив нечто вроде тампона, достаточно большого, чтобы им можно было заткнуть выхлопную трубу. Затем, осторожно оторвав кусок липкой ленты длиной около трех футов, я привязал один конец к дырке в крышке багажника, где некогда был замок. И перенес габаритки на другое место так, чтобы при открывании крышки багажника оттуда не просачивался бы свет. С помощью пассатижей вытянул тросик и зафиксировал крышку багажника липкой лентой. После чего протестировал свой аварийный люк, одной рукой открывая его на несколько дюймов, а другой – притягивая его за липкую ленту обратно. Настала пора валить.
Для начала я ослабил липкую ленту, чтобы багажник мог приоткрыться примерно на фут. Этого вполне хватало, чтобы протиснуть плечи, не привлекая внимания Локвуда. Я высунул голову наружу, придерживая зажатой в правой руке липкой лентой крышку багажника над спиной, в левой руке я держал обернутый тряпкой разводной ключ. От холодного воздуха у меня перехватило дыхание.
Затем я что было сил засунул разводной ключ в глушитель, перекрыв выброс выхлопных газов: окись углерода пошла обратно по трубам глушителя в цилиндры. Я продолжал блокировать глушитель до тех пор, пока автомобиль не фыркнул и, дважды чихнув, не съехал на обочину. Когда машина начала замедлять ход, я выскочил из багажника и рванул в своих самопальных туфлях в сторону обступившего дорогу леса.
Я был почти у опушки леса, когда дверь машины громко хлопнула. Я продолжал бежать. Ветки обдирали мне руки. Я продолжал бежать. Еще пара шагов, и Локвуд что-то невнятно выкрикнул мне вслед. Слов я, естественно, не разобрал, но почувствовал накал его ярости. Я продолжал бежать. Еще несколько шагов, и до меня донесся треск выстрелов.
Глава 35
В меня еще никогда не стреляли. И при всем при том, что ночка выдалась еще та: меня душили до беспамятства, приковывали к шлакоблокам и я чуть было до смерти не замерз в багажнике, – мне как-то не приходило в голову, что это еще цветочки. Я бежал куда глаза глядят, петляя и сгибаясь в три погибели. Первая пуля содрала кору с сосны Банкса в десяти ярдах справа от меня, еще две со свистом разрезали холодный ночной воздух, пролетев прямо над головой. Оглянувшись, я увидел Дугласа Локвуда в свете фар, в правой руке он держал ружье, направленное в мою сторону. Я даже не успел толком испугаться, что поймаю пулю, как земля ушла из-под ног и я скатился в канаву. Сухие ветки деревьев и невысокий кустарник нещадно обдирали заледеневшую кожу. Я поднялся, ухватившись за ветку березы и прислушался к звуку выстрела, пославшего в мою сторону очередную пулю.
Затем наступила тишина.
Я выпрямился, чтобы края канавы не мешали обзору. Машина находилась в пятидесяти ярдах от меня, лучи фар отбрасывали конус света на шоссе. Локвуд направил ружье в ту сторону, откуда донесся шум падения. Он явно не знал, где я нахожусь. И ждал хруста сломанной ветки или шелеста сухих листьев, чтобы определить цель. Он прислушался, но я застыл на месте; мое тело, согревшееся после бега, снова дико дрожало от холода. Локвуд бросил взгляд на заднюю часть автомобиля, нагнулся и, вытащив разводной ключ из глушителя, швырнул его в кусты.
Затем он направился к двери со стороны водителя. Машина, с нормально работающим глушителем, снова завелась. Теперь Локвуд мог осветить местность передними фарами. Поэтому я выбрался на четвереньках из канавы и побежал дальше в лес, увертываясь от того, от чего мог увернуться, и обдирая кожу о ветки, которых не мог видеть. К тому времени как Локвуд развернул автомобиль, нас разделяла уже сотня ярдов густого леса.
По идее, он должен был обшарить лес. По крайней мере, на его месте я сделал бы именно так. Он не мог позволить себе оставить меня в живых. Он не мог позволить себе выпустить меня из леса, так как иначе я рассказал бы всем то, что знаю. Я продолжал двигаться, при каждом шаге меня пронзали острые шипы боли, от пальцев ног и дальше вверх, – правда, глаза уже привыкли к темноте, что помогало избегать упавших деревьев и веток. Я остановился перевести дух, прислушиваясь к шагам. Ничего. Но он наверняка находился где-то неподалеку. Пока я напрягал слух, у меня закружилась голова, мысли – густые и тягучие – начали путаться. Что-то явно было не так. Я попытался ухватиться за деревце, но рука отказывалась слушаться. Я упал.
Мне вдруг стало жарко. В свое время мы вроде проходили это в школе. Что это значило? Все верно. Людям, умирающим от гипотермии, неожиданно становится жарко, и они даже срывают с себя одежду. Неужели я умираю? Необходимо было двигаться, продолжать движение, чтобы циркулировала кровь. Необходимо было подняться. Оттолкнувшись локтями от земли, я встал на колени, которых я больше не чувствовал. Как и не чувствовал кожей мерзлой земли. Значит, я действительно умираю? Нет. Я этого не допущу.