ых с производством мяса или молока, либо для жизни в необычном климате или местности. Все эти животные оказывают немалое воздействие на планету. Коровы много едят. Каждая корова или бык может съесть в день 18 килограммов корма. Коровы занимают много места. Расчистка земли под выпас скота стала одной из главных причин антропогенных изменений ландшафта в последние сто лет. А еще коровы загрязняют среду. Их кишечные газы и отрыжка (особенно отрыжка!) содержат метан, который составляет почти одну седьмую мировых выбросов парниковых газов.
Однако же нам все мало. Мы хотим, чтобы скот стал лучше, чтобы он давал более качественные мясо и молоко. Хотим новых, более экзотичных питомцев. Хотим новые виды более вкусной пищи. Хотим, чтобы у нас были помощники, работники, проводники, ищейки. Но одновременно мы, в отличие от наших предков, осознаем, к каким последствиям приведет удовлетворение этих желаний. Мы понимаем, что темпы вымирания неодомашненных видов во много раз выше, чем фоновый темп согласно археологическим данным, и потому хотим скот, который дает больше белка, но при этом требует меньше ресурсов и занимает меньше места. Мы знаем, что сельскохозяйственная промышленность загрязняет воздух и воду, и потому хотим, чтобы наш скот давал меньше загрязнений, а наши посевы обладали естественным иммунитетом от болезней, вредителей и прочих напастей. Мы видим, что некоторые животные, чью жизнь мы взяли под контроль, страдают генетическими расстройствами, распространяющимися из-за близкородственного скрещивания, и потому хотим искоренить вредные мутации, не жертвуя чертами, которые мы создали своими инженерными методами. И еще мы хотим и дальше совершенствовать домашних животных, чтобы улучшить собственную жизнь, – скажем, вывести гипоаллергенных кошек или коров, чье молоко смогут пить даже те, кто не обладает мутацией сохранения продукции лактазы.
Все эти цели XXI века стали достижимы благодаря технологиям XXI века. Стратегии селекции, которые разработали наши предки в эпоху неолита и которые затем оттачивались тысячелетиями, подчинялись ограничениям эволюции – случайностям генетической рекомбинации и оплодотворения, медленной смене поколений. Сегодняшние технологии секвенирования ДНК позволяют выявить конкретные гены, обеспечивающие желаемый фенотип, но селекция – процесс настолько неточный, что нет возможности воспользоваться этими данными. Повышению точности наших экспериментов поспособствуют новое семейство технологий под очень общим названием «генная инженерия» и новая отрасль исследований – синтетическая биология, пользующаяся технологиями генной инженерии.
На основе технологий генной инженерии заводчики собак могут исправлять болезнетворные мутации, не жертвуя характерными чертами породы, а заводчики крупного рогатого скота – передавать от породы к породе невосприимчивость к болезням, не создавая фенотипы, плохо приспособленные к местным условиям. Кроме того, синтетическая биология расширяет горизонты наших экспериментов. Мы можем передавать черты одного вида другому – притом что в естественной среде эти виды никогда не стали бы спариваться. Мы даже можем дополнить виды чертами, которые целиком и полностью создали люди.
Технологии генной инженерии существуют почти столько же, сколько и искусственное осеменение и пересадка эмбрионов, и я подробно расскажу о них во второй половине книги. Но сначала вернемся в начало XX века, когда успехи наших предков в создании домашних растений и животных калечили человеческое общество и грозили мировой экосистеме загрязнением, вырубкой лесов и отравлением атмосферы парниковыми газами. Именно в разгар этой катастрофы и родилась парадоксальная идея: чтобы сохранить оставшиеся дикие места, их, возможно, надо сделать менее дикими.
Глава пятаяБекон из озерной коровы
КОНГРЕСС США 61 СОЗЫВА, ВТОРАЯ СЕССИЯ,
ПАЛАТА ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ, РЕЗОЛЮЦИЯ № 23261
«О ВВОЗЕ В США ДИКИХ И ДОМАШНИХ ЖИВОТНЫХ».
Да будет установлено Сенатом и Палатой представителей Соединенных Штатов Америки, объединенными в Конгресс, что министру сельского хозяйства настоящим предписывается обследовать и ввозить в Соединенные Штаты диких и домашних животных, чьи ареалы обитания схожи с правительственными национальными парками и территориями, земли которых в настоящее время остаются незанятыми и неиспользуемыми, при условии, что, по его мнению, упомянутые животные будут плодиться и размножаться и принесут пользу либо в качестве пищи, либо в качестве тягловых животных; и что на эти цели выделяется двести пятьдесят тысяч долларов либо та часть из этой суммы, каковая окажется необходимой, из запасов казны, не задействованных на иные цели.
К концу марта 1910 года жители США утратили душевный покой и погрузились в коллективное отчаяние. За предыдущие полвека население страны утроилось и достигло почти ста миллионов человек. Вырубались леса, срывались горы, сдвигались границы фронтира, так что назвать его неизмеримым было уже нельзя. Бизоны и странствующие голуби, которых недавно были миллиарды, оказались на грани вымирания, а рынок требовал все больше и больше – больше шкур на одежду, больше перьев на украшение шляпок и больше говядины. Хозяева ранчо пытались множить свои стада, но пастбища были истощены и индустрии грозил крах. С каждым сезоном на рынок поступало на несколько миллионов меньше голов скота. Люди голодали и тревожились. Пошли разговоры, что кое-где уже едят собак.
А в болотистых юго-восточных штатах, где подножный корм не годился для крупного рогатого скота, назревала другая катастрофа. Японская делегация привезла на Всемирную выставку 1884 года в подарок Новому Орлеану, где она проходила, водяной гиацинт Eichornia cassipes. Жители Нового Орлеана, завороженные контрастом между крошечными голубовато-сиреневыми цветками и мясистыми зелеными листьями, из которых они выглядывали, с радостью принялись высаживать водяной гиацинт в городских парках, прудах и ручейках возле своих домов. Растение прижилось и стало разрастаться, да так, что островки зелени еженедельно чуть ли не удваивались в размерах. К 1910 году непроницаемые одеяла из водяных гиацинтов глушили озера, реки и ручьи, высасывали из воды кислород, убивали рыбу и преграждали судоходные пути в Мексиканский залив. Военное министерство пыталось бороться с растением вручную, поливать его гербицидами, даже топить, но – тщетно. Простенький и миленький водяной гиацинт превратился в экологическое и экономическое бедствие.
Конгрессмен от Луизианы Роберт Бруссард по прозвищу «Кузен Боб» придумал план, позволявший решить обе проблемы разом. Он представил в конгресс проект резолюции Палаты представителей № 23261, который позволил бы выделить 250 000 долларов – около 6,5 миллиона долларов по сегодняшнему курсу – на то, чтобы ввезти в страну и поселить в луизианских речных рукавах бегемотов. Бегемоты будут есть гиацинт и расчищать водные пути, одновременно перерабатывая сорняк в тонны вкуснейшего бегемотьего мяса.
Мысль завезти в США африканских животных возникала и до Бруссарда. Четырьмя годами ранее майор Фредерик Рассел Бёрнхем, разведчик, искатель приключений и вдохновитель американского бойскаутского движения, предложил своим друзьям, принадлежавшим к политической элите США, импортировать антилоп, жирафов и других африканских животных, чтобы запустить их на недавно освоенные земли Дикого Запада. Бёрнхем провел немало лет на юге Африки, и личный опыт и здравый смысл подсказывали ему, что поселить таких великолепных и к тому же съедобных зверей в Соединенных Штатах – это отличная идея. Ему было очевидно, что экзотические животные не только решат пресловутый Мясной Вопрос, но и поспособствуют поддержке природоохранного движения – в частности, со стороны любителей спортивной охоты. Этот-то замысел и нашел воплощение в виде проекта резолюции Палаты представителей № 23261.
Чтобы продвинуть резолюцию № 23261, Бруссард и Бёрнхем заручились помощью двух неожиданных союзников. Первым из них был Уильям Ньютон Ирвин из Управления по растениеводству при Министерстве сельского хозяйства США. Вообще-то Ирвин занимался улучшением фруктовых садов, но при этом он был буквально одержим решением Мясного Вопроса. Ирвин полагал, что продвигать скотоводство на Запад, где земли либо заняты, либо уже истощены чрезмерным выпасом, нет никакого смысла, и искал новые места, где можно выращивать скот на мясо. Услышав о плане с бегемотами, он решил, что лучше ничего и не придумаешь: бегемоты привыкли жить в болотистых местах (в Африке южнее Сахары), день-деньской лежат в воде (то есть не путаются под ногами), а пасутся только по ночам да к тому же потребляют ежедневно по 40 килограммов травы. Один бегемот, рассуждал Ирвин, может съесть очень много водяного гиацинта и накормить очень много голодных людей. Поэтому Ирвин с радостью примкнул к команде.
Вторым союзником и четвертым членом команды стал Фредерик Дюкейн по прозвищу «Черная пантера». Дюкейн, как и Бёрнхем, был профессиональным разведчиком, мало того – оказалось, что во время Второй бурской войны их двоих наняли устранить друг друга. Однако Дюкейн был еще и мошенником, которому случалось подрабатывать и сутенером, и немецким шпионом, и фотографом, и ботаником, и бродячим циркачом, и мнимым паралитиком. Бруссард наткнулся на него, когда Дюкейн странствовал по стране с шоу «Капитан Фриц Дюкейн, легендарный охотник и знаток африканской дичи». Выступление Дюкейна, отчасти, вероятно, основанное на его реальных заслугах и способностях, убедило Бруссарда пригласить того в свой экспертный совет.
Когда команда Бруссарда выступала в Конгрессе в поддержку резолюции № 23261, комитет задал им очевидные вопросы: опасны ли бегемоты? Будут ли они есть водяной гиацинт? Можно ли их одомашнить? Насколько быстро растет их популяция, могут ли они размножиться настолько, чтобы вызвать сложности? Докладчики отвечали в меру своих сил. Ирвин предостерег комиссию, что вырвавшийся на волю бегемот может быть опасен. Дюкейн безо всякой доказательной базы возразил, что бегемоты от природы существа кроткие и мирные, что их можно поить молоком из бутылочки, словно малых детишек, и водить на поводке – они, мол, это обожают. Все четверо дружно заверили конгрессменов, что бегемотье мясо необычайно вкусно (нечто среднее между говядиной и первосортной свининой), а на вопрос, почему же тогда оно до сих пор не вошло в человеческий рацион, ответили, что просто еще никто не подсказал, что его можно есть. Как было очевидно по тону расспросов, практически все присутствующие были заранее уверены, что бегемоты и в самом деле и решат Мясной Вопрос, и избавят Соединенные Штаты от водяного гиацинта.