Сегодня специалисты по охране природы сосредоточены в основном на борьбе с видами, чье появление нанесло экологический или экономический ущерб. Тогда ученые не стесняются вмешаться и пытаются предотвратить закрепление вида, создавая среду, к которой он не приспособлен. В число подобных методов входит отравление инвазионного вида химическими гербицидами и пестицидами – и за это временное снижение численности инвазионного вида приходится платить ухудшением качества воды и почвы, – а также ввоз видов, которые едят или вытесняют вид-разрушитель. Иногда ученые даже пытались устранить инвазионный вид вручную.
Случалось, что подобные меры приводили к поразительным успехам. В 1993 году ученые выпустили божьих коровок на островок Св. Елены на юге Атлантического океана, где южноамериканские щитовки, попавшие на остров двумя годами ранее, пожирали местные деревья Commidendrum robustum. Божьи коровки – хищники, прекрасно истребляющие щитовок, и с 1995 года на острове не было ни одной вспышки заражения щитовками, а деревья Commidendrum robustum чувствуют себя великолепно. Программа регулируемой охоты под эгидой Службы национальных парков США истребила кабанов на островке Санта-Крус у побережья Калифорнии чуть больше чем за год, начиная с 2005-го. В отсутствие кабанов снова начала расти численность туземных растений и животных, среди которых есть восемь видов из списка исчезающих.
Конечно, устранение вручную – наименее рискованная из существующих стратегий, поскольку она вряд ли нанесет долгосрочный экологический ущерб, однако достигнутое с таким трудом снижение распространенности инвазионного вида сохраняется лишь ненадолго. С 2017 по 2019 год охотникам платили за то, чтобы они по ночам прочесывали район Эверглейдс во Флориде в поисках инвазионного темного тигрового питона. Инвазионные питоны добились в Эверглейдсе сенсационного эволюционного успеха. Их маскировочный окрас идеален, а едят они всех подряд, от мелких млекопитающих и птиц до белохвостых оленей и даже аллигаторов. Неудивительно, что тигровые питоны – настоящая катастрофа для местной фауны, особенно для птиц. За два года кампании охотники изловили в Эверглейдсе более двух тысяч темных тигровых питонов, в том числе особей, достигавших пяти и более метров в длину. Однако все эти старания оказались для инвазионной популяции питонов не страшнее комариного укуса. Значит, нужно искать другой выход из положения.
В начале 2019 года некоммерческая организация Island Conservation доложила, что ей удалось успешно ликвидировать крыс на островке Теуауа в архипелаге Маркизские острова. Теуауа стал шестьдесят четвертым островом, на котором Island Conservation успешно вывела инвазионных крыс. Экологическое возрождение в каждом случае поражало воображение. Стремительно росли популяции туземных морских птиц, поскольку крысы больше не ели их яйца. Возвращалась туземная растительность, поскольку семена и молодые растения теперь тоже никто не пожирал. Пользу получили и люди – повысились урожаи, исчезли болезни, переносимые грызунами. Однако методы уничтожения грызунов, которые практикует Island Conservation, вызывают споры. Они делают ставку на родентициды – посыпают острова шариками крысиного яда с дронов и вертолетов. Родентициды дают нужный результат, но у них есть неприятные побочные эффекты: они не могут быть нацелены на какой-то отдельный вид и убивают в том числе и птиц, которые едят отравленных грызунов. К тому же любой химикат или яд потенциально может загрязнить почву и воду. Хотя сегодня местные общины убеждены, что потенциальная опасность родентицидов окупается прекрасными результатами, и команда Island Conservation согласна с ними, но она думает и о новом, более безопасном выходе из положения: о синтетической биологии. Вместе с международной группой ученых и некоммерческими организациями компания разработала программу «Генетический биоконтроль над инвазионными грызунами». Цель программы – методами генной инженерии лишить крыс способности размножаться, поскольку в их ДНК будет введена мутация, делающая их бесплодными.
Синтетическая биология как метод контроля над инвазионными видами наверняка окажется действеннее, чем попытки устранить вредителей вручную, а также более гуманной и безопасной для окружающей среды, чем отрава. Однако она еще глубже погружает нас в роль хозяев эволюционного будущего других видов. Впрочем, нас уже и так выбрали на эту роль, и вопрос лишь в том, как далеко мы зайдем. Позволим ли мы себе непосредственно изменить ДНК того или иного вида, чтобы спасти его или другой вид от вымирания? И насколько отличается этот подход от всего, что мы применяем сегодня?
Пока мы раздумываем над этими вопросами и над доступными нам вариантами, на болота Юго-Востока США каждый год выезжают волонтеры, чтобы поучаствовать в плановой расчистке местных прудов, озер и рек. Они заходят по пояс в мутную стоячую воду, пучками выдирают водяной гиацинт и заталкивают его в большие пластиковые корзины, чтобы освободить дорогу каякам, пловцам и рыбе. И каждый год сорняк вырастает снова.
Часть IIКак могло бы быть
Глава шестаяБезрогие
Как-то раз осенью 2019 года, сразу после полудня, я забралась на пассажирское сиденье кроссовера «Хонда» Элисон ван Эненнаам, чтобы прокатиться на ферму при Калифорнийском университете в Дейвисе, где разводили коров. На номерной пластине внедорожника значилось BIOBEEF – «биоговядина», – а на торпеде стоял зеленый пластмассовый крокодильчик, ностальгический сувенир в память об австралийском происхождении Элисон.
– Быкомобиль, – сообщила мне, устраиваясь за рулем, Джози Тротт, глава лаборатории Элисон и ее незаменимая помощница. – Элисон просила с ним поаккуратнее.
Я приехала в Дейвис, чтобы прочитать хэллоуинскую лекцию в Центре геномики, и согласилась на это отчасти потому, что получала возможность познакомиться с Элисон. Элисон – одна из ведущих специалистов по биотехнологиям в животноводстве, а кроме того, она прекрасно умеет общаться с людьми и потому стала лицом этих исследований. Я хотела узнать из первых рук не только о подробностях работы Элисон, но и о ее методах коммуникации с широкой публикой, – полагаю, я никого не обижу, если замечу, что этот вопрос редко стоит на повестке дня, когда речь заходит о применении биотехнологий в сельском хозяйстве. А еще, естественно, после событий последних нескольких месяцев я хотела познакомиться с ее племенной коровой Принцессой. К несчастью для меня, расписание Элисон никак не соответствовало таким планам, поскольку она улетела на Хэллоуин в Австралию на конференцию по генетике и животноводству. Однако Джози вызвалась от имени Элисон помочь мне и познакомить с другими участниками рабочей группы, а может быть, и показать их коров.
Нашей первой остановкой был ланч. Пока мы ждали, когда принесут еду, Джози и двое ее коллег, примкнувших к нам, – Джои Оуэн и Том Бишоп – рассказали мне, над какими проектами они сейчас работают. Джои и Том изучали разные способы применения биотехнологий, которые дали бы фермерам больше возможностей влиять на пол будущих телят. Понятно, что владельцы молочных ферм предпочли бы, чтобы в их хозяйстве рождалось больше телочек, поскольку от быка молока не дождешься. Генетический подход, ограничивающий рождение бычков, избавил бы их от хлопот, связанных с продажей бычков на мясо, и от необходимости забивать их при рождении.
Я слушала Джои и Тома и думала о Принцессе: мне было очевидно, что новые биотехнологии – молекулярные инструменты, которые отключают гены, меняют буквы в коде ДНК, берут ген у одного вида и вставляют его в геном другого, – вплотную подвели нас к очередному перевороту в наших отношениях с растениями и животными. Но мне было не так очевидно, сколько еще – по мнению тех, кто работает в сфере синтетической биологии, – нам осталось ждать этого переворота. Сегодня нас побуждают к применению новых технологий те же стимулы, которые двигали нашими предками: улучшить жизнь человека, жизнь наших домашних животных и среду, в которой мы все обитаем. Но новые технологии порождают некое новое ощущение: они кажутся… не такими естественными, что ли. Хуже того – их применение вызывает смутную неловкость, которую всячески разжигают и подпитывают щедро финансируемые глобальные кампании, насыщенные дезинформацией, цель которой – не дать широкой публике понять, на что эти биотехнологии способны, а на что нет. Последствия таких кампаний нельзя недооценивать: сегодня общество настолько поляризовано, что простая попытка обсудить проект с применением этих инструментов может вызвать недоверие, гнев и даже вспышку насилия.
Исследования Элисон – яркий пример того, как трудно работать в этой новой области. Элисон стремится сделать жизнь животных благополучнее, избавить их от страданий – и одновременно улучшить экономическую ситуацию в животноводстве. И хотя она всю свою карьеру посвятила пропаганде этих технологий, будущее видится ей туманным.
Когда Джои и Том описывали мне свои эксперименты, в их голосах тоже не звучало особого энтузиазма. Я чувствовала, что они изо всех сил стараются не падать духом, несмотря на все препятствия, с которыми столкнулась команда в предыдущие несколько месяцев. Но после того как ученым пришлось иметь дело с реакцией общества на историю с Принцессой, им стало трудно рисовать себе будущее, где их работа окажет желаемое воздействие.
Мы поели и направились обратно к машине. Следующая остановка – ферма и, возможно, Принцесса. По пути мы болтали о карьерном росте в науке (вообще) и в биотехнологиях (в частности) и о том, что может ожидать каждого из нас. Джои вот-вот должен был закончить диссертацию и сейчас решал, куда податься – в науку или в промышленность. Выбор предстоял не из простых. Работа в университете обеспечивает больше творчества и независимости, однако найти финансирование для научных исследований вроде тех, которыми занимается Элисон, практически невозможно, – во многом из-за неясного законодательства, регулирующего применение биотехнологий в сельском хозяйстве. А без законодательной основы такие ученые, как Элисон, Джози, Джои и Том, могут потратить годы на работу над проектом только ради того, чтобы в последнюю минуту узнать, что кто-то передумал или какое-то правило истолковали по-новому – и теперь нужно преодолевать новые барьеры. Государственные учреждения вроде Калифорнийского университета в Дейвисе не настолько богаты, чтобы платить за бесконечные серии экспериментов, которых требует нынешнее капризное законодательство. Чтобы продолжать заниматься подобными исследованиями, Джои, возможно, придется искать работу в промышленности.