Глава седьмаяПредвиденные последствия
Как-то раз я спросила у своих слушателей:
– Как изменится мир, если мы оживим мамонтов?
Поднялось множество рук.
– Ух ты, это был бы просто улет!
– Мы на них посмотрим, и они будут огромные и мохнатые, и их можно будет погладить!
– Я бы взяла мамонтенка домой, но, наверное, от него много грязи, так что в зоопарке ему будет лучше. И на них можно будет кататься!
– Они будут жить в Сибири и дружить с северными оленями, а люди, которые там живут, смогут их есть и делать одежду из их меха!
Пожалуй, стоило сразу предупредить, что моими слушателями были второклассники, соученики моего сына. Их учительница миссис Джонас пригласила меня рассказать о моей работе и в этот момент, возможно, сильно об этом жалела.
Я демонстрировала фото и видео из своих экспедиций по поискам останков мамонтов в Сибири, чтобы показать детишкам, что ученый – это далеко не всегда старик в белом халате. И даже принесла несколько кусков мамонтового клыка и костей, чтобы пустить по классу.
Когда дети стали передавать окаменелости между партами в битком набитом помещении, я почувствовала, что атмосфера изменилась. Дети по-прежнему поднимали руки, но на этот раз робко, и совсем перестали галдеть.
– А вдруг слоны обидятся, что теперь всем интересно только про мамонтов?..
Несколько ребят согласно закивали.
– Мамонты, наверно, захотят жить в диких местах, но ведь людей там мало, и о них будет некому заботиться…
Было ясно, что их энтузиазм поутих.
– Их же будет сто или двести, и они потопчут все деревья! – воскликнул один мальчик. Чтобы подчеркнуть разрушительную силу сотни мамонтов, он стукнул кулаком по парте, и лежавшие на ней цветные карандаши раскатились в разные стороны.
Девочка напротив поморщилась, когда один карандаш подкатился прямо к ней, сердито посмотрела на мальчика и возразила:
– А вот и нет, потому что в Сибири деревья не растут!
Это было сильно. Мало того что девочка сдержалась и не стала швырять карандаш обратно в своего не в меру экспансивного одноклассника, она еще и запомнила мелкие подробности моего выступления: на фотографиях нашего лагеря в арктической тундре деревьев и правда не было.
– Да?! А что им тогда есть?! – не сдавался разрушитель карандашных пирамид.
Тут вмешался мальчик за соседней партой, постаравшийся разрядить обстановку:
– Наверно, им надоест голодать, и они вымрут обратно.
Кругом снова закивали.
После неловкой паузы подала голос еще одна девочка – на этот раз она даже не стала поднимать руку.
– Может быть, у них тут будет не очень хорошая жизнь? Тогда нам, наверно, не надо их оживлять.
Мы с второклассниками замолчали, задумавшись о том, на что мы обрекли этих прекрасных животных всего за несколько минут разговора: вот они восстанут из мертвых, на сей раз рукотворные, но после второго расцвета их ждет второй упадок. Новое рождение и новая смерть. Ведь очень может быть, что в современном мире мамонтам нет места, какой бы восхитительной ни казалась поначалу мысль вернуть их.
Зазвенил звонок – началась перемена. Я стояла у двери, пока дети выбегали из класса в залитый солнцем двор, благодарила за то, что слушали меня, и изо всех сил старалась не дать им уволочь окаменелости, которые принесла показать. Дети проталкивались мимо, кто-то говорил мне спасибо, кто-то нет: у них появились более насущные задачи – первыми добежать до лазалки или занять позицию «короля» на поле для игры в квадрат.
Выходившая последней девочка остановилась и глянула на меня снизу вверх:
– Если мамонты вымерли, потому что мы их убили, как вы думаете, может, мы обязаны дать им второй шанс?
Я глубоко вздохнула, придумывая умный ответ.
– Не знаю, – сказала я наконец. – Думаешь, с нашей стороны было бы честно возрождать их, если мира, в котором они жили, больше нет?
Она неуверенно пожала плечами и посмотрела себе под ноги.
– Грустно, – шепнула она своим туфлям и шагнула за порог.
– Да, – согласилась я, а когда она побежала на детскую площадку, крикнула ей вслед:
– Зато у нас есть слоны!
Большинство из нас, тех, кто работает в области древней ДНК, привыкли к вопросам о возрождении вымерших видов – предположительно, с помощью биотехнологий. Приходилось ли нам уже это делать? Нет? Тогда насколько ученые близки к тому, чтобы это осуществить? Возможно ли вообще воскресить вымерший вид? Как устроен процесс возрождения? Отвечаю я все время одно и то же – нет, пока нет, в ближайшем будущем вряд ли. Создать точную копию вымершего вида невозможно и, скорее всего, никогда не будет возможно. Но существуют технологии, которые когда-нибудь, вероятно, позволят нам возродить компоненты вымерших видов – их вымершие черты. Скажем, ученый может модифицировать слона, добавив фрагмент ДНК, возникший в ходе эволюции у мамонтов, и у слона отрастет шерсть и образуется толстый слой подкожного жира, в результате чего он сможет пережить арктические морозы. Можно модифицировать полосатохвостого голубя так, чтобы окраской оперения и формой хвоста он стал похож на странствующего голубя. Но будут ли эти модифицированные слоны и полосатохвостые голуби настоящими мамонтами и странствующими голубями? Мне так не кажется.
Почему же мы не можем вернуть вымершие виды? Есть тысячи причин, по которым давно вымершие виды трудно возродить: от чисто технических сложностей до этических вопросов по поводу манипуляций с биологическими видами и экологических задач, связанных с необходимостью выпустить возрожденные виды в среду, где их не было, вероятно, уже десятки тысяч лет. Одни технические проблемы можно преодолеть (отредактировать зародышевую линию птиц, пересадить эмбрион слона матери, содержащейся в неволе), другие едва ли когда-нибудь будут решены (восстановить микрофлору кишечника вымершего шерстистого носорога, найти суррогатную мать стеллеровой корове).
Возьмем, к примеру, мамонтов. Я знаю три исследовательские группы, которые в настоящий момент работают над воссозданием мамонтов. Из них две – под руководством Хван У-Сока из южнокорейского Суамского биотехнологического исследовательского фонда и под руководством Акиры Иритани из Университета Киндай в Японии – стремятся клонировать мамонтов, то есть возродить их при помощи процесса, самым знаменитым результатом которого было рождение овечки Долли. Поскольку для клонирования нужны живые клетки, Хван рассчитывает найти живые клетки мамонта, сохранившиеся в замороженных тушах, которые сейчас (благодаря глобальному потеплению) оттаивают в сибирской вечной мерзлоте. Его институт финансирует свою работу, предлагая клиентам за 100 000 долларов клонировать их любимых собачек и пуская эти деньги на взятки русской мафии, чтобы получить доступ к свеженайденным мамонтам. Недостаток такого метода в том, что в замороженных тушах мамонтов не может быть живых клеток, поскольку процесс клеточного распада начинается сразу после смерти. Рабочая же группа Иритани признает, что живые клетки мамонта едва ли удастся найти, и обращается к молекулярной биологии, дабы оживить мертвые клетки мамонта или по крайней мере добиться такого подобия жизни, чтобы их можно было клонировать. План Иритани таков: заставить белки из яйцеклеток мышей, предназначенные для восстановления поврежденной ДНК, реконструировать сломанные ДНК в клетках мамонтов. В 2019 году Иритани и его коллеги опубликовали статью, в которой описывают, как они попытались проделать это с клетками из особенно хорошо сохранившейся туши мамонта по имени Юка. В популярной прессе эту статью немедленно объявили предвестником неизбежного воскрешения мамонта, но данные, по-видимому, говорят об обратном. Несмотря на то, что клетки Юки сохранились просто превосходно по сравнению с клетками других мумифицированных мамонтов, мышиные белки не сумели достичь особых успехов в восстановлении ДНК клетки. Клонировать мамонтов невозможно, потому что все клетки мамонтов мертвы.
Третьей группой, которая надеется возродить мамонтов, руководит Джордж Чёрч из Института биологической инженерии Висса при Гарвардском университете. Ученые признают, что найти живые клетки мамонтов не удастся, – учитывая, что последние мамонты умерли три с лишним тысячи лет назад. Однако Чёрч не согласен, что это исключает возможность оживить мамонтов. Он подчеркивает, что в нашем распоряжении имеется бесконечный запас живых клеток почти что мамонтов – индийских слонов, – которые можно выращивать в лаборатории и превращать из почти что мамонтовых в полностью мамонтовые при помощи инструментов синтетической биологии. С этой целью Чёрч запустил программу по использованию CRISPR для внесения в ДНК клеток индийского слона мелких изменений (по одному за раз) до тех пор, пока геном клетки не совпадет полностью с геномом мамонта.
Превратить геном слона в геном мамонта – задача устрашающих масштабов. Линии, ведущие к индийским слонам и шерстистым мамонтам, разошлись более пяти миллионов лет назад. Поскольку остатки мамонтов хорошо сохранились, ученые, работающие с древней ДНК, имели возможность реконструировать несколько геномов из этих остатков полностью. Когда их сравнили с геномами индийских слонов, оказалось, что в них около миллиона генетических отличий. На сегодня внести в ДНК клетки миллион модификаций сразу невозможно – этого не позволяет ни один из имеющихся методов редактирования генома. Чтобы сделать такое множество изменений, придется физически разбить геном на множество фрагментов одновременно, а это потенциальная катастрофа, от которой клетка едва ли оправится. Кроме того, каждая модификация (или совокупность модификаций) требует своего собственного механизма редактирования, и попытки доставить все их в клетку одномоментно явно ничем хорошим не кончатся. Пока что группа Чёрча делает по одной или по нескольку модификаций за раз, проверяет, что они внесены правильно, а потом берет клетки с правильной модификацией и подвергает их следующему раунду редактирования. Когда я в последний раз спрашивала Чёрча, как у них дела, он сказал, что его команда внесла в геном слона около 50 модификаций, заменив часть генов мамонтовыми вариантами, которые, как показывают исследования, делают мамонта больше похожим на мамонта, чем на слона. Сегодня у команды Чёрча есть живые клетки, и, если их клонировать, они будут содержать генетические инструкции, восстанавливающие некоторые черты мамонта. Это не мамонтовые клетки, а скорее мамонтообразные.