Глава 34. Круг замыкается
Остров Камано находится примерно в часе езды к северу от Сиэтла. В ясный день вдалеке можно увидеть гору Бейкер. Это одна из самых высоких гор в Северных Каскадных горах и одно из самых заснеженных мест в мире. Оно настолько величественное, что от красоты просто захватывает дух.
Как только съезжаешь с трассы в сторону острова Камано, попадаешь на дорогу, окаймленную высокими дугласовыми пихтами и похожую на тоннель. Чувствуешь безмятежность, давление городской жизни постепенно слабеет. В начале 1992 года я купила дом на Камано на деньги, которые мне оставил отец. Камано – единственный остров в регионе, не требующий переправы на пароме. На него можно попасть по мосту Гейтуэй, который украшают металлические фигуры орлов, лососей и цапель. Всего в двадцати минутах езды от Камано, на материке, расположена долина Скагит, знаменитая своими огромными тюльпановыми полями, полюбоваться которыми каждый год в апреле съезжаются миллионы туристов. Там невероятно красиво.
Мой дом находится в западной части острова, на утесе. На самом деле «дом» – это слишком громко сказано. Он совсем невелик, с двумя спальнями и гостиной, половина которой выделена под кухню. В другой половине стоит дровяная печь, у которой мы отдыхаем прохладными вечерами. Я называю его хижиной.
Но вокруг – настоящее волшебство. Я построила большую террасу, которая простирается почти до самого края обрыва. Не знаю, сколько часов я просидела на ней, глядя на пролив Саратога и остров Уидби, наслаждалась в ясные дни вершинами далекого полуострова Олимпик. Или любовалась охотящимися орлами. Они строят гнезда на высокой сосне слева от веранды. Большие голубые цапли терпеливо ловят рыбу. А еще здесь потрясающие закаты.
Мне всегда хочется поисследовать остров, не сидеть сложа руки. Но как только я приезжаю в свой домик, я распахиваю двери и окна, включаю музыку, наливаю бокал холодного вина, выхожу на террасу и – выдыхаю. Это место умиротворения и единения с природой, место для «быть», а не для «делать». Максимум, на что я там способна, – это подолгу бродить по каменистым пляжам, погружаясь в созерцание.
Мы довольно часто ездили в этот дом с моей подругой Мардж, особенно когда нам нужно было рассмотреть заявки на гранты. Я устраивалась поудобнее в кресле на террасе, а Мардж погружалась в джакузи. Она шутила, что можно определить, насколько хороша или плоха та или иная заявка на грант, по тому, насколько промокла бумага. Когда Мардж отвлекалась от плохо составленной заявки, незаметно для нее та соскальзывала в воду.
Каждое лето я устраиваю вечеринку в своем домике с коллегами-исследователями, аспирантами и друзьями. Я всегда призываю людей брать с собой детей. В конце вечеринки я дарю каждому постдоку и аспиранту рамку с цитатой, которую я и трое моих коллег подарили Джерри Дэвисону в Университете Стони-Брука перед выпуском. Я уже рассказывала вам, но цитата настолько актуальна для психотерапевтов (и для других людей на самом деле тоже), что ее сто́ит повторить. Она звучит так:
«Не думайте, что тот, кто пытается вас утешить, живет без труда среди простых и тихих слов, которые вас иногда успокаивают. В его жизни много труда и печали… иначе он никогда бы не смог найти эти слова».
День рождения – время для размышления
Накануне своего пятидесятилетия, 5 мая 1993 года, я приехала на остров Камано. Я решила провести этот день рождения в одиночестве, чтобы поразмышлять о своей жизни и насладиться красотой этого места.
На следующий день я долго гуляла по пляжу, а потом поехала домой. Я надеялась, что моя книга о ДПТ выйдет как раз ко дню рождения. Издатель хотел включить в название фразу «когнитивно-поведенческая терапия». Я сказала: «Ни за что. Мы не занимаемся когнитивно-поведенческой терапией. ДПТ – это другое. Никто не купит книгу, если вы ее так назовете».
В конце я пошла на компромисс и книга вышла под названием «Когнитивно-поведенческая терапия пограничного расстройства личности»[25]. К тому времени меня уже не столько волновало название, сколько тот факт, что книга до сих пор не опубликована. Я сообщила издателю, что книга непременно должна выйти до моего пятидесятилетия, потому что, как я объяснила, люди старше пятидесяти не пишут ничего стоящего (понятия не имею, почему я так решила). Издатель пообещал сделать все возможное.
Когда я вернулась домой в Сиэтл, было еще светло. На задней лестнице моего дома стояла большая коробка. Я втащила ее в дом, взяла нож и открыла. Там лежала моя книга, двенадцать экземпляров. Я была в восторге.
И в тот же момент я неожиданно услышала голос Бога: «Ты сдержала свое обещание».
Я была потрясена. «Значит, теперь я могу умереть, – подумала я. – Да, все кончено». Я не шучу. Мне казалось, что теперь меня собьет машина на улице и я умру. Или что-то другое, все что угодно – я просто ждала смерти.
Спустя месяц я поняла, что умирать не собираюсь. Так что же мне оставалось делать? Я подумала: «А почему бы тебе не продолжить делать то, что ты всегда делала, Марша?»
Так я и поступила.
Глава 35Наконец-то семья
В начале 1992 года я разместила объявление о поиске домработницы с проживанием. Вероника, студентка Вашингтонского университета, откликнулась на объявление. Мы сразу же нашли общий язык, и она переехала в гостевую комнату моего дома. Мы быстро сблизились. Вероника познакомилась с Престоном, чудесным мужчиной, которого я тоже полюбила как сына. Несмотря на невероятно бурные отношения, в конце концов они поженились и переехали на цокольный этаж моего дома, оборудованный под отдельную квартиру.
Через несколько лет они решили купить дом, но у них не было первоначального взноса. Я одолжила им деньги. Как раз в тот момент соседи выставили дом на продажу, Вероника с Престоном купили его, и у нас образовалось мини-сообщество. Мы снесли забор между нашими домами и соорудили небольшую беседку на заднем дворе, чтобы проводить время вместе.
У Вероники и Престона были латиноамериканские друзья, которые умели как следует отрываться. Нам было очень весело. Мы вместе отмечали Рождество, праздновали дни рождения, вместе ездили в отпуск. А потом Вероника забеременела. Ребенок должен был родиться в июне 1996 года. Мы все были взволнованны и чувствовали себя одной семьей.
Я встречаюсь со своей сестрой Элин
В это же время закончилось наше многолетнее отчуждение с моей сестрой Элин. Она приехала в Сиэтл перед моим пятидесятилетием в 1993 году. Мы быстро разговорились, слова текли бурным потоком. Вот как Элин вспоминает этот момент:
«Мы стояли возле раковины на кухне и разговаривали, и вдруг я разрыдалась. Мне было очень жаль, что я никогда не помогала Марше, когда она была младше и испытывала такое давление со стороны матери и отца и вообще всеобщее неодобрение. Я встала на их сторону и тоже избегала ее. Я умоляла Маршу простить меня и говорила, что виню себя за то, что не помогла ей, когда она так нуждалась в друге. На самом деле я делала все, чтобы держаться от нее подальше. Мама всегда требовала, чтобы я “не приближалась к Марше”. Как будто сестра могла плохо на меня повлиять. Я слушалась.
Когда я рыдала и просила прощения в тот майский день, Марша оставалась такой же замечательной и принимающей, как всегда. Мы обнялись. Она сказала, что все понимает и что я не могла вести себя иначе под влиянием матери. После нашего разговора я почувствовала настоящее облегчение».
Впервые каждая из нас по-настоящему увидела другую. Теперь мы общаемся каждый день. Мы очень привязались друг к другу. В какой-то момент я сказала Элин: «Чтобы показать, как сильно я тебя люблю, Элин, я готова разрешить тебе умереть первой». Она поняла, что я имею в виду. Теперь мы так близки, что, когда одна из нас умрет, вторая будет опустошена. После каждой встречи мы прощаемся как в последний раз. Да, это глупо, но мы ничего не можем поделать.
После чудесного сближения с Элин я почувствовала себя счастливой от того, что у меня есть такая семья – в которой я родилась и которую я выбрала.
Изабелла, дочь Вероники, родилась летом 1996 года. Вероника и Престон попросили меня быть крестной Изабеллы. Наверное, вы представляете, что это значило для меня.
Больше не семья
Я очень дорожила рождественскими праздниками, проведенными с Вероникой и Престоном, семьей, которой у меня никогда не было.
В тот год, с появлением ребенка, все должно было пройти особенно чудесно. Я так ждала Рождество.
Но вдруг, как гром среди ясного неба, между нами разверзлась непреодолимая пропасть. Причины сложны, и я не хочу в них вдаваться. В результате семья, которой я так дорожила, развалилась на части.
Беседка, которую мы построили между нашими домами как символ нашего единства, была снесена. Вероника и Престон возвели забор. Период счастья, когда я любила и была любима семьей, закончился. Это до сих пор очень печалит меня. Но вскоре в моей жизни появилась новая семья.
Случайность, благодаря которой я обрела дом
Джеральдина приехала в Сиэтл в феврале 1994 года, собираясь поступить в университет. Она была дочерью начальника отца Вероники, высокопоставленного офицера перуанской армии. Сначала планировалось, что до поступления в университет Джери остановится у Вероники и Престона, которые в тот момент еще жили на цокольном этаже моего дома.
Но у них не было свободной комнаты, поэтому они спросили, не могла бы я разместить девочку у себя. Они заверили папу Джеральдины, что беспокоиться не о чем и что со мной она будет в полном порядке. Но что я знала о подростках?
Ничего.
Джеральдина была очень независимой и целеустремленной шестнадцатилетней девушкой. Она выросла в Перу, в довольно обеспеченной семье. Ожидалось, что она, как и все девушки ее круга, после грандиозного празднования ее пятнадцатилетия – так называемой кинсеаньеры – выйдет замуж, нарожает детей, будет примерной женой. Джеральдина не собиралась этого делать. Она хотела построить карьеру, и мать ее полностью поддерживала в этом смелом решении.
«Когда я была маленькой, я сказала папе, что не хочу кинсеаньеру. Я хотела поехать за границу, – вспоминает Джеральдина. – Уехать в Париж и учиться в Сорбонне. Мой папа говорил по-французски, я тоже. Он согласился. Перед своим пятнадцатилетием я сказала отцу: “Помнишь наш уговор? Только теперь я хочу не во Францию, а в Америку”. Я поняла, что английский будет полезнее для моей карьеры, чем французский. Папа согласился».
Изначально Джеральдина хотела поступить в Бостонский университет. «Он казался мне приятным местом, – говорит она. – Мне кажется, я слышала о нем по телевизору». Она подала заявку в Бостонский университет и узнала, что ее не могут принять из-за слишком юного возраста. Сиэтл был запасным вариантом. «Я не знала, где находился Сиэтл, и даже как произносится это слово, – говорит она. – Я собиралась переехать в Бостон, когда мне исполнится восемнадцать».
Учусь быть матерью – быстро!
Престон встретил Джеральдину в аэропорту. Я уже спала, когда они приехали, поэтому Престон проводил ее в спальню, которую я заранее подготовила. На следующее утро я заглянула туда, но не обнаружила гостью. На кровати возвышалась гора из двадцати или тридцати мягких игрушек, в основном медвежат. «Хм-м, как-то странно для девочки, которая собирается поступать в университет», – подумала я.
Джеральдина приехала с двумя чемоданами. В одном было несколько пар джинсов, несколько футболок и нижнее белье. Во втором – зоопарк из мягких игрушек. Она почти не говорила по-английски и оказалась гораздо юнее, чем я думала. «Шестнадцать лет! – подумала я, когда узнала ее возраст. – Что же мне делать?!» Я привыкла к общению с первокурсниками, но между шестнадцатилетними и восемнадцатилетними – огромная разница. Я почувствовала себя молодой матерью, столкнувшейся с огромной ответственностью, к которой не была готова. В первое утро Джеральдина спросила меня: «Кто уберет мою постель?» (в конце концов, ее отец был высокопоставленным человеком). Я ответила, что у меня нет прислуги, которая помогла бы ей.
Моя жизнь кардинально изменилась. Теперь каждое утро я готовила завтрак и приходила домой к пяти, чтобы приготовить ужин. Мы старались как можно больше узнать друг о друге. Я говорила только по-английски, Джеральдина – только по-испански. Прошло много времени, прежде чем мы смогли свободно общаться. Мне хотелось узнать о ее жизни, а ей хотелось рассказать свою историю на испанском с вкраплением только что выученных английских слов.
Когда Джеральдина была маленькой, ее семья уехала в Лиму, чтобы спасти жизнь ее старшего брата, а ей пришлось остаться с тетей. Брату было всего два года, когда у него обнаружили заболевание почек. Родители не могли заботиться о трех детях одновременно, поэтому Джеральдину отвезли к тете. Позже я познакомилась с этой женщиной, которая оказалась очень доброй. Я поняла, почему Джери сама выросла такой нежной девочкой.
Иногда ночью я заглядывала к ней в комнату. Очень часто она стояла у окна и смотрела на луну. Я беспокоилась о ней, ведь я так мало ее знала. В Перу у Джеральдины остался молодой человек, и я переживала, что эта утрата угнетает ее.
Правила воспитания
Мне пришлось вплотную заняться вопросами воспитания. Ее родители не звонили мне, и у меня не было возможности связаться с ними. Джери постоянно была на связи со своим отцом, который поддерживал ее в финансовом плане. В какой-то момент я сказала: «Знаешь, Джеральдина, мне кажется, мы должны установить правила поведения». Она ответила: «Да, конечно». Я сказала: «Какими, по-твоему, они должны быть?» Я была так наивна, что думала, будто Джери просто перечислит мне набор готовых правил. Вместо этого она ответила: «Это ты должна придумать их, Марша».
Тогда я установила три правила. Правило номер один: если ты занимаешься сексом, предохраняйся. Правило номер два: если ты садишься в машину, человек за рулем должен быть трезвым. Правило номер три: если ты собираешься прийти домой позже обозначенного времени, предупреди меня. Последнее правило она всегда соблюдала. Насчет остальных я не могу быть уверена. Как и любой родитель.
Вскоре у Джери появились друзья среди ребят, которые вместе с ней ходили на уроки английского. Иногда они подвозили ее домой после занятий. Я была потрясена, увидев состоятельных парней на очень дорогих машинах. Мне показалось важным, чтобы Джери могла приглашать друзей к нам домой. Она так и сделала.
Но я не понимала, как мне самой нужно себя вести. Однажды ее друзья пришли – многие из них как раз ездили на этих дорогих машинах. Я поднялась на верхний этаж, позвонила подруге и сказала: «Я наверху, они внизу, что мне делать?» Подруга попыталась успокоить меня и сказала, что я должна спуститься и просто вести себя естественно. Я так и сделала. В тот вечер я с удивлением обнаружила, что многие друзья Джеральдины были гораздо старше ее. Им было от двадцати до тридцати. Я спрашивала каждого из них: «Сколько вам лет? Если меньше двадцати одного года, вам нельзя пить алкоголь. Сколько вам лет?..» Мне до сих пор стыдно вспоминать об этом.
Дом для нас двоих
Джеральдина окончила курсы английского и поступила в Университет Сиэтла на программу по экономике и предпринимательской деятельности. На втором курсе она решила, что хочет познать студенческую жизнь и пожить в общежитии. К тому времени с момента ее приезда прошло два года, хотя я думала, что она задержится лишь на несколько дней. Джеральдина, дочь генерала, так и не научилась застилать постель, убирать кухню и готовить, не испортив кастрюль.
Хотя она переехала в общежитие, мой дом остался домом для нас обеих. Было очевидно, что Джеральдина уже не собирается в Бостон. Но я не была уверена, что наши отношения будут иметь продолжение.
Она часто приезжала ко мне по выходным и на праздники. Часто звонила, когда нуждалась в совете или просто хотела поболтать. Мы вместе ходили в церковь. Я стала ее крестной, когда она приняла католичество. Мы были близки, но наши отношения не были похожи на бурные и захватывающие отношения с Вероникой. С Джеральдиной я ощущала спокойствие, дистанцию, непринужденность. Она говорила, что я для нее кто-то вроде покровителя. «Не опекун, а тот, кому можно позвонить, если попал в беду», как она объяснила. Однажды она позвонила мне и попросила забрать ее и ее друзей с вечеринки. В тот день я слишком устала, поэтому заказала машину в службе такси, которой сама пользуюсь. Позже мне стало стыдно, как будто я плохая мать, которая не помогла дочери. Но Джери сказала: «Марша, нам так понравилось ехать в лимузине. Это был очень особенный опыт».
В 1998 году, когда Джеральдина окончила университет, я устроила большую вечеринку по этому поводу. Приехали ее родители. Мать Джеральдины была очень молчалива, а отец, наоборот, очень общителен. Он просто обожал свою дочь. Он очень нравился мне. Я чувствовала, что он ценит мою роль в жизни Джеральдины. Я познакомилась с ним двумя годами раньше, когда ездила в Перу. Он показал мне Мачу-Пикчу, и мы отлично провели время, несмотря на то что я не говорила по-испански, а он по-английски. Иногда ты чувствуешь такую связь с человеком, что язык не имеет значения.
Превращаюсь в настоящую американскую мать
Джеральдина переехала обратно ко мне, сначала в гостевую комнату, потом в свою старую комнату и наконец в квартиру на цокольном этаже. Я чувствовала, что наши отношения постепенно углубляются. Джеральдина тоже это чувствовала. «Я все больше открывалась Марше, – говорит она. – Мы становились все ближе и ближе. Раньше я не рассказывала ей, куда иду, потому что мне хотелось быть независимой. Но теперь я все больше впускала ее в свою жизнь». Джеральдина устроилась на работу в банк и отлично справлялась. Позже она устроилась в инвестиционную компанию, в которой проработала почти десять лет.
Большая вечеринка – свадьба
Поворотный момент наступил, когда Джеральдина начала встречаться с Нэйтом, своим коллегой, с которым она какое-то время очень дружила. Он мне очень нравился. Позже их отношения переросли во что-то более серьезное. Это было примерно в 2001 году.
Конечно, я надеялась, что Джеральдина и Нэйт поженятся. Я почувствовала это, когда мы сидели втроем в машине в ожидании парома. Я обернулась и увидела, как Джери подкручивает ресницы Нэйта своими щипчиками для завивки ресниц. Счастливый Нэйт просто позволял Джери делать все, что ей заблагорассудится.
Джеральдина и Нэйт поженились в июле 2005 года. Я устроила вечеринку в честь помолвки. «Приехали мои родители, сестра и брат, – вспоминает Джеральдина. – В тот день было столько эмоций. Я почувствовала, как сильно мои мама и папа любят Маршу. Моя мама очень спокойная. “Я показываю, что люблю тебя. Говорить об этом не обязательно” – вот ее принцип. Но в тот день даже она была взволнована. Родители были бесконечно благодарны Марше. Теперь я чувствовала, что Марша стала моей второй мамой. Я не могла не включить ее имя в свои свадебные приглашения. Я попросила у нее разрешения, и она согласилась. Так что на моих свадебных приглашениях было написано:
«Генерал дивизии Ховард Родригес Малага Магда Торрес де Родригес Марша Линехан, доктор философии приглашают вас на свадьбу своей дочери…»
Как же это было прекрасно!
В том же году я продала наш маленький дом на Бруклин-авеню. Мы с Нэйтом и Джеральдиной начали искать более просторное жилье в хорошем районе, чтобы жить втроем. Дом, который я купила и где мы живем до сих пор, находился в четырех кварталах, на 18-й авеню. Мы превратили третий этаж в отдельную квартиру для Джеральдины и Нэйта.
Джеральдина – случайность в моей жизни, но настолько счастливая, что я бы пожелала каждому такую случайность. Вот что говорит она сама:
«Я выросла в культуре, где жизнь с родителями, когда тебе тридцать лет, – скорее норма, чем исключение. Я горжусь и счастлива, что смогла продолжить традицию, которой, возможно, последует даже Каталина (наша дочь). Я поговорила с Нэйтом, и он полностью поддерживает меня. Каждый день он готовит ужин для всех нас, и мы все вместе смотрим новости. Я знала, что не смогу оставить Маршу. Мы всегда будем жить вместе.
Самое главное – Марша счастлива и живет с семьей, которая любит и ценит каждое мгновение, проведенное с ней. Она моя американская мама, моя мама, и я знаю, как мне повезло».