Путь к научному мышлению
Я с головой окунулась в студенческую жизнь в Лойоле. Мне нравился Фрейд, и я взахлеб читала все его книги (те, кто меня знает, вероятно, будут удивлены, ведь для меня первостепенно научное обоснование любого метода, а Фрейд не был ученым). Я собиралась стать психиатром и работать в государственной больнице. Но, как и многие студенты, поступившие в вуз с четкими целями, я изменила свои планы. Перемены были связаны с двумя небольшими, но оказавшими на меня мощное влияние событиями.
Круговое мышление
Однажды Наоми Вайнстейн (потрясающая преподавательница) попросила меня обосновать какую-то мысль. Я начала приводить аргументы, но она меня остановила: «Твой довод круговой. У тебя недостаточно информации, чтобы доказать свою точку зрения».
До этого момента я не знала, что существуют понятия линейного и кругового мышления. Когда Наоми это объяснила, я осознала, что всю жизнь ходила по кругу. Мне предстояло многому научиться. Я не смутилась и не обиделась, наоборот – была очень благодарна преподавательнице.
Итак, что же такое круговое рассуждение? По сути, это попытка доказать предположение, которое вы заранее считаете неоспоримой истиной. Например, так.
Преподаватель: Ты недостаточно умен для аспирантуры.
Студент: Почему вы так думаете?
Преподаватель: Ты не готов к поступлению.
Студент: Откуда вы это знаете?
Преподаватель: Потому что ты недостаточно умен.
Студент: Почему вы так думаете?
Преподаватель: Потому что ты не готов к аспирантуре.
Свой любимый пример я нашла в интернете.
Джон: Я точно верю в Бога.
Сьюзан: Почему ты веришь в Бога?
Джон: Я верю в Бога, потому что Библия гласит, что Бог существует.
Сьюзан: Почему ты веришь Библии?
Джон: Потому что Библию написал Бог.
Узнав принцип кругового мышления, я изменила свое отношение к фрейдистскому подходу. У меня зародилось подозрение, что психиатрическое лечение должно соответствовать научным стандартам, то есть опираться на системные исследования, в ходе которых будет доказана эффективность того или иного метода. Никакое, даже самое авторитетное, мнение не может заменить убедительные доказательства.
Важный урок Наоми стал первым шагом на моем научном пути, хотя в то время я еще плохо представляла, что такое наука.
Первый научный опыт
Второе важное событие произошло на семинаре по социальной психологии. Наш преподаватель Патрик Лафлин сказал: «Я хочу, чтобы вы разделились на небольшие группы и провели достаточно серьезные исследования, чтобы представить их на научной конференции». Помню, тогда у меня мелькнула мысль: «О чем это он? Мы ведь только студенты. Нам не справиться». А потом я подумала: «Ну он же профессор, так что, наверное, знает, о чем говорит». Впоследствии наша маленькая группа действительно представила на конференции результаты настоящего исследования. Это было незабываемо!
Для своего исследования я решила выбрать тему, связанную с проблемами восприятия. Почему люди по-разному оценивают одно и то же событие? Почему порой неправильно просчитывают свои шансы или риски? Потому что холодный расчет уступает место эмоциям. Например, многие уверены, что вероятность погибнуть от бомбы террориста в самолете выше, чем в автокатастрофе, хотя статистика говорит об обратном. В эмоциональном сознании возникают мрачные образы разбитого самолета и разорванных тел. Аналогично люди переоценивают вероятность крупного выигрыша в лотерее. Заманчивые мысли о просторных домах, дорогих машинах и отдыхе на Карибах заслоняют доказанный факт, что шанс получить крупный выигрыш ничтожно мал.
Я сделала вывод, что наш выбор часто определяется не логикой, а заранее сложившимися представлениями, которые могут опираться на наш собственный опыт, а могут быть навязанными извне. Мне вдруг захотелось разобраться, как воспринимают друг друга белый человек и афроамериканец? (Это происходило в 1960-е годы, когда гражданские права стали серьезно обсуждаться в обществе.) Я предположила, что неосознаваемая предвзятость также сильно влияет на наши суждения. Теперь эта идея кажется банальной, но в то время она была захватывающе новаторской. Наши соседи – хорошие и умные или плохие и глупые? Ответ зависит от наших предубеждений: белый – хороший, черный – подозрительный или наоборот.
В 1967 году я провела свое первое независимое исследование, посвященное предвзятым суждениям людей о расе. Я добилась того, чтобы директора нескольких школ разрешили мне приходить на занятия с целью сбора необходимых данных. Когда я закончила работу, мне предложили выступить с докладом на собрании Среднезападной психологической ассоциации в Чикаго. Мне было двадцать три года.
Меня вела вера моего преподавателя в то, что я справлюсь и что мое исследование будет полезным. Сначала мне казалось, что исследование – это очень весело, но вскоре я осознала, что это долгий и изнурительный процесс. Приходилось дотошно уточнять все детали, и я раз за разом спрашивала у людей: «Какими данными вы можете доказать свое утверждение?» или «Вы не можете так говорить, потому что у вас нет данных».
Когда я оглядываюсь назад и вижу, как менялось мое мышление, я испытываю восхищение перед силой этих двух маленьких событий. Один преподаватель указал на системную ошибку моего мышления, другой поверил в меня. Иногда я думаю: где я была бы сейчас, если бы не эти два человека? И смогла бы я кому-нибудь помочь выбраться из ада, если бы не опиралась на логическое и научное мышление?
Глава 10Озарение в часовне Сенакль
В первые годы учебы в Лойоле я иногда проводила выходные в духовном центре «Сестры Богоматери Горницы» на бульваре Фуллертон в четырех кварталах от озера Мичиган. Здание центра из красного кирпича напоминало мне монастырь и располагало к созерцательному уединению.
Сестры Богоматери считают своей миссией «преобразование мира путем пробуждения и укрепления веры в людях». Эта католическая организация возникла в 1826 году в Южной Франции. Сестра Тереза Кудер, одна из основательниц, была впоследствии канонизирована. У нее было виде́ние, которое она описала в письме в 1866 году: «Мне явилось выведенное золотыми буквами слово “добро”, которое я долго повторяла с невыразимой нежностью. Я увидела его во всех творениях, одушевленных и неодушевленных, разумных и неразумных. Все в мире несет добро». Это утверждение кажется мне прекрасным.
Сестры Богоматери всегда были добры ко мне. Они бесплатно предоставляли мне ночлег и еду. Каждое утро перед завтраком за длинным столом одна монахиня тихо клала возле моей тарелки лист бумаги, на котором был написан псалом из Библии. Я не знаю, видела ли эта монахиня мою измученную душу, но на фоне постоянного отчаяния такие простые поступки глубоко трогали меня.
В центре я много молилась и читала. Мне нравилось сидеть в безмолвной часовне, глядя на прекрасные витражи, которые сделал литовский художник Адольфас Валешка. Если вы когда-нибудь окажетесь в Чикаго, обязательно загляните сюда. Позже вы скажете себе спасибо.
Бог любит меня – я люблю себя
Одним особенно холодным январским вечером 1967 года я зашла в маленькую прихожую часовни, села на мягкий диван и стала смотреть на огонь в камине. Меня накрыла такая тоска, как никогда прежде. Одна из монахинь подошла и участливо спросила, может ли она чем-нибудь помочь. Я отчаянно нуждалась в помощи, но чувствовала, что сейчас никто ничего не сможет для меня сделать. Я пробормотала что-то вроде: «Нет, спасибо. Я в порядке».
Затем я вошла в часовню и опустилась на колени перед алтарным распятием. Я не помню, что говорила Богу (если вообще что-то говорила), но внезапно всю часовню озарил ярко-золотистый мерцающий свет.
И я сразу же поняла – с огромной радостью и абсолютной уверенностью, – что Бог меня любит. Я не одинока. Бог был внутри меня. Я была внутри Бога.
Я выскочила из часовни, взбежала по лестнице в свою комнату и, оставшись одна, застыла на месте. Я вдруг поняла, что люблю себя. В это мгновение я почувствовала, что изменилась. Если бы раньше кто-то спросил меня: «Ты любишь себя?», я ответила бы: «Я люблю ее».
Оказавшись в аду, я всегда думала и говорила о себе в третьем лице, как будто меня было двое. В детстве такого ощущения не было, оно появилось после моей госпитализации.
Я произнесла вслух: «Я люблю себя» – и почувствовала ликование. В восторге побежала звонить своему психиатру, чтобы поделиться с ним переполнявшей меня радостью. Но его не было на месте. И тут я окончательно осознала, что преобразилась, потому что мне было на это наплевать. Обычно я расстраивалась, если мне не удавалось поговорить с врачом. Но не в этот раз. Я снова стала собой. Я переступила черту и знала, что никогда не вернусь назад.
Мимо меня прошла сестра, которая оставляла псалмы возле моей тарелки. Я остановила ее и рассказала о случившемся, она улыбнулась и взяла меня за руку. Я не помню, говорила ли она что-нибудь, но точно знаю, что она все поняла.
Недавно, прочитав мою историю в газете «Нью-Йорк таймс», сестра Розмари Дункан, одна из монахинь центра «Сестры Богоматери», написала подруге, что ее «поразило сходство опыта Марши и виде́ния нашей основательницы, святой Терезы Кудер». Сестра Розмари продолжила: «Когда Марша сказала: “Я люблю себя”, это было признание и принятие ее собственной доброты. Чудо благодати! Мы имеем честь быть свидетелями настоящего чуда». Возможно, я не заслужила это лестное сравнение, но все же мой мистический опыт изменил всю мою жизнь. Я знала, что больше не окажусь в омуте безумия.
Со временем я пришла к более универсальному пониманию, что Бог в каждом и во всем, любит всех и все. Это признание великого единства и, как сказала святая Тереза, всеобщей доброты. Везде.
В тот день по дороге домой мне хотелось крикнуть людям: «Вы знаете, что Бог внутри вас?» В кои-то веки я сдержалась! Я никому не рассказала об этом случае, кроме Ансельма и Теда. Это мистическое откровение было слишком интимным, и, кроме того, я не знала, как его описать. Уверена, что большинство людей не поймут, что произошло, и, по правде говоря, я тоже до конца не понимаю. Я только знаю, что все изменилось.
Тед говорит, что именно после этого случая я решила посвятить свою жизнь суицидальным людям. Моя идея привела его в восторг. Я не помню всего этого, но, скорее всего, поддержка Теда укрепила во мне уверенность в правильности выбранного пути.
Много раз после занятий я спешила домой, чтобы лечь на пол, погрузиться в себя и вновь ощутить радость Божественного присутствия. В те годы на моем прикроватном столике всегда лежали религиозные книги, которые я читала перед сном в поисках утешения. Можно было легко угадать мое состояние, подсчитав количество книг на столике. Чем меньше их, тем счастливее я была.
В университетском списке обязательной литературы была книга французского палеонтолога, философа и иезуитского священника Пьера Тейяра де Шардена «Феномен человека». Я прочитала ее взахлеб за ночь. Де Шарден говорит о сознании, вселенной и неумолимой эволюции до точки единения, которую он называл омегой – местом всеобщего сознания и слияния с Божественным. Как и святая Тереза, де Шарден видел в точке омега универсальное добро. Я полностью разделяю эту идею двух величайших умов.
Значение мистических переживаний
Спустя много лет я прочитала книгу Бруно Борхерта «Мистицизм: история и проблемы». В его описании мистических переживаний я узнала именно то, что сама испытала в тот январский день 1967 года: ощущение единства с, как он выразился, «реальностью, которая всегда существовала, хотя и была неосознаваемой». «Эта реальность скрыта внутри человека и в окружающем мире. Она возникает из глубин эго»[9].
Помните, я уже говорила, что Борхерт описывал мистику как любовные отношения с Богом. Я перестала считать себя странной, когда узнала, что мистические переживания похожи на состояние влюбленности. Утверждения Борхерта кажутся мне убедительными.
Мистические ощущения распространены гораздо больше, чем принято считать. Я поняла это, много лет выслушивая истории пациентов и участников дзен-практик, которые я провожу. Мистический опыт не обязательно приводит к преображению, он бывает более скромным – например, дарит ощущение единства с природой, горами, землей, по которой мы ходим, с человеком, которого любим.
Где оркестр?
Я наблюдалась у известного чикагского психиатра Виктора Зелински. Он использовал метод психоанализа, поэтому на наших сеансах я обычно ложилась на кушетку, а он сидел вне поля моего зрения. Но не в этот раз. После мистического опыта я хотела говорить, глядя ему в глаза. Психиатр терпеливо выслушал мою историю и весомо произнес: «Марша, я атеист, поэтому не знаю, что с тобой произошло. Но вижу, что терапия тебе больше не нужна». Меня поразили его проницательность и широта мышления. Он признал событие, которое находилось вне сферы его понимания. Он не стал перестраховываться и настаивать на продолжении сеансов на всякий случай.
Я вышла из кабинета Виктора Зелински с особым чувством. Для пациентов прощание с человеком, который слушает и поддерживает, – тяжелое испытание. Даже когда принято решение о завершении терапии, переходный период может длиться долгие месяцы. Но в тот день, попрощавшись с доктором Зелински, я не чувствовала ничего, кроме радости.
Я вышла на Мичиган-авеню, огляделась и спросила себя: «А где же оркестр?» Как будто я действительно ждала, что мой окончательный выход из ада будет сопровождаться грандиозным празднованием и всеобщим ликованием.
Конечно, ничего подобного не было, но мне этого хотелось.