гда Соня была в городе, он увидел табличку на магазинчике из сети "Monroe Clothes", которая заинтриговала его, и таким образом сумел отыскать серый костюм достаточно консервативного кроя за 25 долларов. "Костюм в целом", - замечал он, - "имеет определенное приятное сходство с моим самым первым длиннобрючным одеянием, приобретенным в Browning и King's в апреле 1904 года".
Этот летний костюм Лавкрафт немедленно начал носить. В октябре он решил купить плотный костюм на зиму, так как начало холодать. Он знал, что это будет куда сложнее, так как действительно хорошие зимние костюмы редко удавалось приобрести со скидкой. Мало того, у Лавкрафта были два категорических требования к костюмам: ткань должна быть без какого-либо рисунка, а у костюма должны быть три пуговицы, пусть даже верхняя пуговица (обычно спрятанная под лацканом) никогда не использовалась.
К своему унынию после утомительных скитаний он обнаружил, что "В этот век хорошо протапливаемых домов мужчины перестали носить тяжелые одежды, которые носили раньше... так что несчастная жертва хозяйства, где имя Бернз применяется семьями вместо топлива, оставлена буквально на морозе!" Ткани, виденные Лавкрафтом в Monroe's и прочих магазинах, были едва ли плотнее ткани его летнего костюма; пиджаков без рисунка и с тремя пуговицами просто было не найти. Лавкрафт научился быть дотошным в своих суждениях об одежде и покрое: "Все дешевле примерно 35 долларов - либо тонкое и хлипкое [!], либо спортивного покроя, либо с нежелательным рисунком, либо отвратительной текстуры и качества... Ткани, кажется, рубили тупым топором, либо их кроил слепец с ржавыми ножницами!"
В конце концов, он, кажется, наткнулся на искомое - за исключением того, что у костюма было всего две пуговицы. Это произошло в "Borough Clothiers" на Фултон-стрит в Бруклине. Лавкрафт проявил большую практичность, общаясь с продавцом: он заявил, что на самом деле ему нужен всего лишь временный костюм, пока он не подберет что-нибудь получше, таким образом намекая, что позднее может купить здесь еще один костюм (не уточняя, что может пройти не меньше года, прежде чем он это сделает); продавец в свою очередь посоветовался с начальством и показал ему более дорогой костюм, оценив его всего в 25 долларов. Лавкрафт, одев костюм, нашел, что тот "невероятно меня порадовал", но отсутствие третьей пуговицы его остановило. Он попросил продавца придержать костюм, пока он не проверит другие магазины. Продавец сказал Лавкрафту, что вряд ли он где-то найдет товар лучше, и, проверив еще несколько магазинов, Лавкрафт убедился, что это правда; он вернулся в Borough Clothiers и приобрел костюм за 25 долларов.
Длинное письмо, в котором Лавкрафт излагает перипетии этого эпизода Лилиан, определенно, содержит более чем достаточно указаний на то, что сейчас называют обсессивно-компульсивным поведением. Повторяющийся акцент на обязательных трех пуговицах начинает звучать почти маниакально; и Лавкрафт был глубоко разочарован, когда портной, завершив переделку костюма, не сохранил обрезки, которые Лавкрафт хотел послать Лилиан. Тем не менее, он называл костюм "триумфом".
Однако он быстро пришел к заключению, что ему необходимо обзавестись дешевым зимним костюмом с тем, чтобы не занашивать хороший, и в конце октября он предпринял еще один долгий поход по магазинам в поисках костюма дешевле 15 долларов для ежедневной носки. Первым местом, куда отправился Лавкрафт, стал торговый ряд на 14-й улице между Шестой и Седьмой Авеню в Манхеттене, тогда (и по сей день) приютивший магазины уцененной одежды. Пересмотрев "дюжину пиджаков разной степени невозможности", он обнаружил пиджак, который был "половой тряпкой; мятой, пыльной, перекрученной и неглаженной, но я увидел, что покрой, ткань и размер - те, что надо". Пиджак был частью распродажи по 9.95$; но проблема заключалась в том, что с ним в комплекте не было подходящих брюк. Все, что осталось - это пара брюк, которые были слишком длинными, и две пары, которые были слишком короткими. Продавец пытался убедить Лавкрафта взять короткие брюки, но тот предпочел длинные; после продолжительного торга Лавкрафт убедил продавца продать ему пиджак, длинные брюки и одну пару коротких - все по цене 11.95$. Со стороны Лавкрафта это была отменная ловкость; портной починил пиджак и брюки уже на другой день. Это приключение тоже было поведано Лавкрафтом в длинном и весьма игривом письме к Лилиан; в нем он разражается длинной тирадой на следующую тему:
...вообще, по-моему, я наметал глаз различать разницу между одеждой, которую джентльмен носит, и той, что он носить не должен. Отточило это чутье постоянное созерцание проклятых грязных толп черни, что заполонили улицы Н.Й., и чьи наряды столь принципиально отличаются от нормальных нарядов обычных людей на Энджелл-ст. и в вагонах на Батлер или Элмгроув-ав., что начинаешь испытывать громадную тоску по дому и алчно набрасываться на любого джентльмена, чьи одежды приличны и элегантны и напоминают скорее о бульваре Блэкстоун, нежели о Боро-Холле или Адской Кухне... К черту, лучше я буду в добром провиденсском духе, либо в шикарном халате!! Определенный покрой лацканов, ткани и мешковатость одежды все выдают. Меня изумляет, как некоторые из этих крикливых юных `придурков' [boobs] и иностранцев могут тратить целые состояния на разные дорогие наряды, которые они считают свидетельствами похвального вкуса, но которые на самом деле их подлинное социальное и эстетическое проклятие - ведь им недостает только плакатов, визжащих жирным шрифтом: "я - темная деревенщина", "я - полукровка-помойная крыса" или "я - безвкусный и бесхитростный мужлан".
К чему он с полным простодушием добавляет: "И все-таки, возможно, эти создания, в конце концов, не стараются соответствовать совершенным художественным стандартам благородного сословия". Этот примечательный пассаж показывает неспособность Лавкрафта избавиться от дресс-кодов и вообще от социального поведения, внушенного ему в юности. Правда, теперь у Лавкрафта были его четыре костюма, и ему больше не требовалось об этом думать. Но не все его письма были такими маниакальными, как это; он по-прежнему сохраняет веселое расположение духа перед лицом бедности и лишений. В конце августа он говорит о своей обуви - "добрые старые Regals практически на грани эффектного распада", - а затем с удовольствием замечает, что новые ботинки Regal 2021, которые он приобрел в конце октября, произвели "подлинный фурор" на очередной встрече Калема.
Безработица, как минимум, означала, что Лавкрафт мог гулять с приятелями практически в любое время, а также позволять себе небольшие путешествия. Его дневник и письма полны рассказов о походах в Ван Кортланд Парк, Форт Грин Парк, Йонкерс и так далее; были и обычные прогулки по колониальным районам Гринвич Виллидж и через Бруклинский мост.
Дом каждого члена Калема, очевидно, был всегда открыт для других. В дневнике Лавкрафта от 15-16 марта есть странная запись, необъясняемая ни одним известным письмом, - о том, как Лавкрафт с Лонгом гуляли вдоль автотрассы Гованус возле портового района, а затем отправились на квартиру Лавмена, о чем Лавкрафт пишет: "занес ФБЛ наверх". Невозможно представить, чтобы Лонг был накачан алкоголем или чем-то подобным; вероятно, он заснул после долгой прогулки.
В ночь на 11 апреля Лавкрафт и Керк, решив воспользоваться особым экскурсионным тарифом в 5$ до Вашингтона (округ Колумбия), сели в полночь на ночной поезд на вокзале Пенсильвания-стейшн и на заре прибыли в столицу. В их распоряжении были только утро и день, так что они решили извлечь из этого максимум. Благодаря присутствию двух товарищей, которые могли поработать гидами, Энн Тиллери Реншо (у которой была машина) и Эдварда Л. Сикрайста, компания всего за несколько часов осмотрела поразительное число достопримечательностей: Библиотеку Конгресса, Капитолий, Белый Дом, Монумент Вашингтона, Мемориал Линкольна, Джорджтаун (колониальный городок, основанный в 1751 г.), Церковь Христа (изысканное поздне-георгианское здание в Александрии), Маунт-Вернон (дом Вашингтона), Арлингтон (имение семьи Кастисов) и громадный Мемориальный Амфитеатр, законченный в 1920 г., который Лавкрафт считал "одним из самых колоссальных и зрелищных архитектурных триумфов Западного мира". Они успели на обратный поезд в 4.35 до Нью-Йорка как раз вовремя.
Но к середине мая этот бесконечный раунд светского общения начал немного утомлять Лавкрафта. Он, действительно, исключительно мало творил в течение первых четырех месяцев года, написав всего пять стихотворений, его выпуск состоял только из пяти, два из которых - "Мой любимый персонаж" (31 января) и "Примавера" (27 марта) - были написаны для собраний клуба "Синий карандаш". Из трех других стихотворений два были незначительными: традиционное стихотворение ко дню рождения Джонатана И. Хоуга, в этом году написанное лишь накануне 10 февраля, дня рождения Хоуга, и столь же пустячное стихотворение ко дню рождения Сони, "Ксантиппе" (16 марта). Название довольно любопытно, и Соня объясняет его происхождение так: "Прозвища `Сократ и Ксантиппа' [!] были придуманы мной, поскольку с течением времени, пока наша переписка приобретала все большую интимность, я то ли увидела в Говарде, то ли наделила его мудростью и гением Сократа, так что, будучи в игривом настроении, я подписалась как Ксантиппа". Лавкрафт мог и не обладать мудростью Сократа; но Соня, очевидно, не знала, что Ксантиппа в древности имела репутацию мегеры, а значит, едва ли это прозвище кто-нибудь выбрал бы по своей воле.
Последнее стихотворение, "Кошки" (15 февраля), - совершенно иное дело. Это дьявольски талантивое стихотворение в четверостишиях - один из самых эффектных фантастических стихов, дикий, неуправляемый порыв, раскрывающий всю пугающую мистерию племени кошачьих:
Legions of cats from the alleys nocturnal,
Howling and lean in the glare of the moon,
Screaming the future with mouthings infernal,
Yelling the burden of Pluto's red rune.