й...
По-видимому, этот многословный пассаж породило предложение Лилиан попросту вернуться домой и забыть о Соне, на что Лавкрафт принялся возражать, что он не может согласиться с "мыслью о постоянном разъезде" с ней, учитывая ее безгранично терпеливое и понимающее поведение. Если это предположение верно, оно дает дополнительную поддержку версии, что Лилиан все время противилась этому браку.
Однако после декабря вопрос о возвращении Лавкрафта снова был оставлен - возможно, из-за того, что все участники ждали, чем завершится дело с перспективой занятия должности в музее Мортона в Патерсоне. Еще три месяца миновали без перспективы найти работу за исключением временной работы по подписыванию конвертов - и вот27 марта он, наконец, получил приглашение вернуться домой.
Что (или кто) стояло за этим приглашением? Было ли это решением одной Лилиан? Добавила ли свой голос и Энни? Были ли другие участники? Уинфилд Таунли Скотт говорил с Фрэнком Лонгом на эту тему; он пишет следующее:
По словам мистера Лонга: "Говард становился все жальче, и я опасался, что он плохо кончит... Так что я написал", - продолжает Лонг, - "длинное письмо миссис Гэмвелл, убеждая, что пора пустить в ход организацию его возвращения в Провиденс... он был настолько глубоко несчастен в Нью-Йорке, что я испытал чудовищное облегчение, когда две недели спустя он сел на поезд в Провиденс".
Пятнадцать лет спустя Лонг повторил то же самое Артуру Коки. Но в своих воспоминаниях 1975 г. Лонг рассказывает нечто иное:
Моя мать быстро поняла, что его душевное здоровье, действительно, может оказаться под угрозой, если еще хотя бы месяц пройдет без перспективы освобождения, и написала длинное письмо его тетушкам, описав ситуация в подробностях. Сомневаюсь, что Соня вообще знала об этом письме. По крайней мере, она никогда не упоминала о нем, вспоминая об этом конкретном периоде. Через два дня в бруклинский пансион с утренней почтой прибыло письмо от миссис Кларк, сопровождаемое железнодорожным билетом и небольшим чеком.
Так кто же написал письмо, Лонг или его мать? Последнее не совсем невероятно: во время визита Лилиан в Нью-Йорк в декабре 1924 г. - январе 1925 г. они с Лавкрафтом часто бывали у Лонгов; и, похоже, что между двумя немолодыми леди, чьи сын и племянник были близкими друзьями, возникла определенная симпатия. Все же более раннее утверждение Лонга, что письмо написал он, представляется более надежным - или, возможно, так поступили и Лонг, и его мать.
В своих мемуарах Лонг, однако, явно ошибается в одной детали: железнодорожный билет никак не мог быть приложен к мартовскому письму Лилиан к Лавкрафту, поскольку прошло еще около недели, прежде чем окончательный выбор пристанища для Лавкрафта действительно остановился на Провиденсе. Делая предварительное приглашение, Лилиан, очевидно, предложила выбрать Бостон или Кембридж, как более вероятные места найти литературную работу. Лавкрафт нехотя признал здравый смысл этой идеи, но продолжал настаивать, что он "по сути своей отшельник, который будет иметь очень мало дел с людьми, где бы он ни находился", а затем, одновременно страстно и немного печально, умоляет позвать его в Провиденсе:
В сущности и во всех отношениях я по природе своей даже более обособлен от человечества, чем сам Натаниэль Готорн, который был одинок среди толпы и о ком Салем узнал лишь после его смерти. Следовательно, стоит принять за аксиому, что окружающие люди абсолютно ничего не значат для меня, являясь лишь компонентами общего ландшафта и пейзажа... Моя жизнь проходит не среди людей, но среди мест - мои привязанности не личные, но топографические и архитектурные... Я всегда аутсайдер - ко всем местам и всем людям - но и у аутсайдеров есть свои сентиментальные предпочтения в окружении. Я буду безаппеляционен только в утверждении, что мне нужна именно Новая Англия - в той или иной форме. Провиденс есть часть меня - я есмь Провиденс... Провиденс - мой дом, и здесь я закончу свои дни, если мне доведется проделать это с неким подобием спокойствия, достоинства или сообразности... Провиденс всегда будет передо мной, как цель, к которой надо стремиться, - подлинный Рай, когда-нибудь возвращенный.
Добилось ли письмо желаемого эффекта или нет, но вскоре после него Лилиан решила, что ее племяннику следует переехать в Провиденс, а не в Бостон или Кембридж. После первого предложения, сделанного в конце марта, Лавкрафт предположил, что он сможет переехать в комнату в пансионе Лилиан в доме 115 на Уотермен-стрит; в новом письме Лилиан сообщила, что нашла для них обоих квартиру в доме 10 на Барнс-стрит, к северу от кампуса университета Брауна, и спрашивала Лавкрафта, брать ли ее. Он ответил новым почти истерическим письмом:
Ух, ты!! Бац!! Ура!! Ради Бога, хватай квартиру без секунды задержки!! Я не могу поверить - это слишком хорошо, чтобы быть правдой!... Кто-нибудь, разбудите меня, прежде чем сон станет столь реальным, что я не вынесу пробуждения!!!
Брать ее? Ну, еще бы!! Не могу писать связно, но тотчас, как только смогу, займусь упаковкой вещей. Барнс возле Брауна! До чего глубоко я смогу вдохнуть воздух после всего здешнего инфернального зловония!!!
Я привожу отрывки из писем в таком объеме (а некоторые из них продолжают в таком духе целыми страницами), чтобы показать, насколько близко к пределу должен был подойти Лавкрафт. Два года он пытался сделать хорошую мину при плохой игре, пытался убедить Лилиан - и, возможно, себя, - что его приезд в Нью-Йорк не был ошибкой... но как только возникла перспектива вернуться домой, он ухватился за нее с готовностью, которая выдает глубины его отчаяния.
Главным вопросом, конечно же, было, где поместится Соня - или, возможно, поместиться ли она вообще. В письме от 1 апреля Лавкрафт мимоходом замечает: "С Г всецело одобряет переезд - получил от нее вчера удивительно сердечное письмо"; а пять дней спустя он коротко добавляет: "Я надеюсь, она не рассматривает переезд в слишком печальном свете - или как нечто, достойное критики с позиции лояльности и хорошего такта". Я не знаком с точным контекстом или скрытым смыслом этого замечания. Примерно неделю спустя Лавкрафт рапортует Лилиан, что "С Г оставила немедленный бостонский план, но по всей вероятности будет сопровождать меня в Провиденс", - пускай это всего-навсего означало, что она вернется в Бруклин, чтобы помочь ему упаковаться, а затем проводит его в Провиденс, что помочь обустроиться в новой квартире; определенно, в тот момент и речи не шло об ее проживании или работе в Провиденсе.
И все же подобная перспектива явно время от времени рассматривалась - по крайней мере, Соней, а, возможно, и Лавкрафтом. Она цитирует строчку из рассказа "Он" ("я... оттягивал возвращение домой, к своей родне, чтобы не показалось, что я приполз обратно после постыдного поражения"), которую Кук приводит в своих воспоминаниях, и колко добавляет: "Это только часть правды. Он желал больше всего на свете вернуться в Провиденс, но еще и желал, чтобы я с ним поехала, и этого я не могла сделать, поскольку там не было для меня подходящих вакансий; то есть, соответствующих моим способностям и моим потребностям". Возможно, к этому критическому периоду относится самый драматичный отрывок из ее воспоминаний:
Когда он больше не мог выносить Бруклин, я - сама - предложила ему вернуться в Провиденс. Он сказал: "Если мы сможем с тобой вдвоем вернуться и жить в Провиденсе, благословенном городе, где я был рожден и взращен, я уверен, что буду счастлив". Я согласилась: "Я бы ничего так не хотела, как жить в Провиденсе, если бы я могла найти там работу, но в Провиденсе нет той рыночной ниши, которую я могу заполнить". Он вернулся в Провиденс один. Я приехала гораздо позднее.
Г.Ф. в то время жил в большой комнате-студии, где делил кухню с еще двумя жильцами. Его тетя миссис Кларк имела комнату в том же доме, тогда как миссис Гэмвелл, более молодая тетя, жила в другом месте. Далее у нас была беседа с тетушками. Я предложила снять дом побольше, нанять хорошую прислугу, оплачивать все расходы, чтобы обе тетушки жили с нами, ничего не тратя или, по крайней мере, тратя гораздо меньше, но живя гораздо лучше. Мы с Г.Ф. действительно договорились об аренде подобного дома с правом его покупки, если он нам понравится. Г.Ф. пришлось бы занять одну его часть под свой кабинет и библиотеку, а я бы заняла другую часть под свое собственное деловое предприятие. Тогда же тетушки вежливо, но твердо информировали меня, что ни они, ни Говард не могут позволить, чтобы жена Говарда зарабатывала на жизнь в Провиденсе. Так-то вот. Теперь-то я все о нас поняла. Гордость предпочла страдать молча - как их, так и моя.
С этим рассказом немало проблем. Во-первых, ясно, что не Соня была тем, кто "предложил ему вернуться в Провиденс", иначе Лавкрафт не повторял бы Лилиан без конца, что Соня одобряет переезд. Во-вторых, невозможно точно определить, когда произошла эта "беседа" в Провиденсе. Далее Соня сообщает, что она сперва соглашалась на работу в Нью-Йорке (видимо, оставив место в кливлендском "Halle's"), чтобы быть поближе к Лавкрафту и, возможно, проводить выходные в Провиденсе, но затем получила предложение из Чикаго, которое было слишком хорошим, чтобы от него отказаться. Поэтому она попросила Лавкрафта вернуться на пару дней в Нью-Йорк, чтобы проводить ее; и Лавкрафт действительно ненадолго вернулся в Нью-Йорк в сентябре, хотя Соня утверждает, что отправилась в Чикаго в июле. Значит, есть возможность, что беседа в Провиденсе имела место в начале лета. Замечание Сони, что она приехала в Провиденс "гораздо позднее", может означать, что она приехала туда лишь несколько лет спустя - быть может, даже в 1929 г., поскольку лишь тогда была начата (по инициативе Сони) реальная процедура развода.
Критический момент - это "гордость", упомянутая Соней. Здесь мы видим столкновение культур и поколений во всей его красе: с одной стороны энергичная, возможно, даже властная деловая женщина, старающаяся спасти свой брак, взяв дело в собственные руки, а с другой - обнищавшие викторианские матроны, которые не могут "позволить" социальной катастрофы - чтобы жена их единственного племянника устроила магазин и содержала их самих в том городе, где род Филлипсов по-прежнему воспринимается как нечто вроде местной аристократии. Точная формулировка комментария Сони примечательна: в ней содержится намек, что тетушки могли и примириться с магазином, откр