е двух лет, проведенных вдали от земли Новой Англии, что, как он теперь сознавал, была его единственной настоящей защитой против хаоса и бессмысленности, - он искренне ощущал потребность отвернуть эти декоративные вычурности. К 1930 г. - всего через семь лет после утверждения (достойного жалости, как выдавание желаемого за действительное), что "Дансени - это я сам", - он пошел на решательный разрыв со своим некогда почитаемым ментором:
Чего я не собираюсь делать, так это много прибегать в будущем к дансенианскому псевдопоэтическому стилю - не потому, что я от него не в восторге, а потому что мне не кажется, что для меня естественен. Тот факт, что до чтения Дансени я прибегал к нему только изредка, но немедленно начал перебарщивать с ним, стоило мне прочитать Дансени, вызывает сильное подозрение, что он для меня неестественен. Для штуки такого рода нужен поэт получше, чем я.
Любопытно, что творчество самого Дансени двигалось точно в том же направлении, и Лавкрафт не просто знал об этом, но, на самом деле, даже осуждал отход Дансени от пресловутой "дрезенско-фарфоровой" прелести "Богов Пеганы" и прочих ранних работ. Сам Дансени к 1919 г. бесповоротно отказался от вычурного стиля и от щедрого изобретения фантастических миров и в своих романах 1920-30-х гг. - особенно в "Благословении Пана" (1927) и, в первую очередь, в "Проклятии колдуньи" (1933) - все сильней черпал вдохновение из своих воспоминаний о жизни в Англии и Ирландии; но Лавкрафт, хотя и продолжал прилежно читать каждую новую работу Дансени, не уставал сокрушаться об его отходе от "старой" манеры.
Позднее Лавкрафт отрекался от этого романа, отказав нескольким друзьям, желавшим перепечатать рукопись, - пока, наконец, Р.Х. Барлоу не выпросил у него текст. Барлоу перепечатал половину романа, но Лавкрафт ничего не сделал с отпечатанной порцией; полный текст не был опубликован до того момента, как вошел в сборник "По ту сторону сна" (1943).
Примечательно, что почти сразу по завершении "Сна о поисках неведомого Кадата" в конце января 1927 г. Лавкрафт засел за другой "незрелый роман" - "Случай Чарльза Декстера Варда" [The Case of Charles Dexter Ward]. На самом деле, сперва он не замахивался на что-то большее, нежели повесть: 29 января он объявляет, что "я уже работаю над новой историей, покороче"; к 9 февраля он оказывается на 56-ой странице, планируя еще страниц 25; к 20 февраля он, наконец, понимает, что не укладывается, поскольку уже на 96-ой странице и "еще многое надо сказать"; на последней странице оригинальной рукописи (стр. 147) помечено, что работа была завершена 1 марта. Состоя примерно из 50 000 слов, это самое длинное художественное произведение из написанного Лавкрафтом. Пускай в нем заметна некоторая торопливость, которую автор, несомненно, сгладил бы, сделай он попытку подготовить роман к публикации, суть в том, что Лавкрафт был настолько неуверен в его качестве - а также в рыночной ликвидности, - что он так и не совершил подобной попытки, и произведение оставалось неизданным еще 4 года после смерти автора.
Однако, возможно, не так уж и странно, что первые девять месяцев после своего возвращения в Провиденс Лавкрафт провел, лихорадочно записывая "Случай Чарльза Декстера Варда", поскольку этот роман - вторая (после "Заброшенного дома") из его крупных работ, чье действие полностью происходит в его родном городе, - вынашивался им уже, по меньшей мере, год. Я упоминал, что в августе 1925 г. он задумал роман о Салеме, но затем, в сентябре, прочел в Публичной библиотеке Нью-Йорка книгу Гертруды Сельвин Кимболл "Провиденс в колониальные времена" (1912), и эта довольно сухая историческая работа явно воспламенила его воображение. Однако и по завершении "Неведомого Кадата" он продолжал говорить о салемской идее: "...иногда мне хочется написать роман с более натуралистическим антуражем, где ужасающие нити колдовства протянутся сквозь века на мрачном и отягченном прошлым фоне древнего Салема". Но, возможно, чтение книги Кимболл (как, разумеется, и возвращение в Провиденс) привело к тому, что замысел романа о Салеме объединился с работой, посвященной его родному городу.
Сюжет романа сравнительно прост, хотя и полон тонких штрихов. Джозеф Карвен, образованный и деловой человек, в 1692 г. покидает Салем и переезжает в Провиденс, где в итоге после него остается ряд элегантных домов в старейшей жилой части города. Карвен привлекает к себе внимание тем, что словно бы и не стареет - даже по прошествии более чем пятидесяти лет. Он также приобретает по всему свету очень странные субстанции для якобы химических - или, скорее, алхимических - опытов; одержимость кладбищами также не идет на пользу его репутации. Посетивший Карвена доктор Джон Мерритт одновременно впечатлен и встревожен количеством алхимических и кабалистических книг на его книжных полках; среди них он заметил томик Бореллия с густо подчеркнутым отрывком, касающимся использования для воскрешения "главных Солей" людей и животных.
Ситуация доходит до критической точки, когда Карвен, в попытке восстановить свою репутацию, устраивает брак с Элизой Тиллингаст, дочерью капитана одного из своих кораблей. Это так выводит из себя Эзру Видена, который сам надеялся жениться на Элизе, что тот берется за тщательное расследование темных дел Карвена. После еще нескольких пугающих инцидентов городские старейшины - а среди них четверо братьев Браун, преподобный Джеймс Мэннинг, президент недавно основанного колледжа (позднее известного как Университет Брауна), Стивен Хопкинс, бывший губернатор колонии, и другие - решают, что не следует сидеть, сложа руки. Рейд во владения Карвена в 1771 г. заканчивается смертью и разрушениями и наносит участникам гораздо большую психологическую травму, чем можно было ожидать. Карвена, видимо, убивают; его тело отдают жене для погребения. О нем больше не говорят, и все письменные упоминания о нем по возможности уничтожаются.
Проходят полторы сотни лет, и в 1918 г. Чарльз Декстер Вард - прямой потомок Карвена через его дочь Энн - случайно обнаруживает свое родство со старым колдуном и принимается искать информацию о нем. Всегда очарованный прошлым, раньше Вард, тем не менее, не проявлял особого интереса к странному и сверхъестественному; однако выкапывая все больше сведений о Карвене - чьим точным физическим двойником он оказывается, - он все сильнее жаждет повторить кабалистические и алхимические опыты своего предка. Он отправляется в долгое путешествие за океан, чтобы посетить предполагаемых потомков тех, с кем Карвен переписывался в XVIII веке. Он находит останки Карвена и с помощью нужных манипуляций с "главными Солями" покойного воскрешает его. Но что-то начинает идти не так. Он посылает странное, тревожное письмо их семейному доктору, Маринусу Бикнеллу Виллетту, где сказано следующее
Вместо триумфа я нашел только ужас, и мои слова, обращенные к Вам, будут не победным кличем, но мольбой о помощи и совете, как спасти не только себя, но и весь мир от кошмара, который не в силах вместить человеческий разум... От нас зависит больше, чем можно выразить словами, - вся цивилизация, все законы природы, может быть, даже судьба всей Солнечной системы и вселенной. Я вызвал к жизни чудовищную аномалию, но сделал это лишь во имя науки. Сейчас же ради всего живого и Природы Вы должны помочь мне загнать это чудовище обратно во тьму.
Однако, вопреки письму, Вард не является на назначенную встречу с Виллеттом. Когда же Виллетт находит его, то обнаруживает нечто поразительное: хотя Вард по-прежнему выглядит юным, его речь звучит очень своеобразно и старомодно, а запас его воспоминаний о собственной жизни выглядит претерпевшим самые причудливые сокращения. Позже Виллетт совершает вылазку в старое бунгало Карвена в Потуксете, которое Вард восстановил для проведения своих экспериментов; внутри, помимо прочих диковин, он обнаруживает всевозможных полусформированных тварей, заточенных в глубокие колодцы. Он встречается лицом к лицу с "Вардом" - который, естественно, является никем иным, как Карвеном, - запертым в сумасшедший дом; Карвен пытается прочесть заклинание, но Виллетт отражает его своим собственным, превращая Карвена в "тонкий слой легчайшей синевато-серой пыли".
Это краткое изложение даже близко не передает структурное и интонационное богатство "Случая Чарльза Декстера Варда", который, невзирая на скорости своего сочинения, остается одним из самых чеканных произведений в творчестве Лавкрафта. Историческая ретроспектива - занимающая вторую из пяти глав, - столь же волнующа и выразительна, как и остальные части произведения.
Процесс создания этой работы начался даже до августа 1925 г. Выдержка из Бореллия - Пьера Бореля (ок. 1620-1689), французского медика и химика - это перевод или пересказ, сделанный Коттоном Мазером в книге "Magnalia Christi Americana" (1702), которая имелась у Лавкрафта. Поскольку эпиграф из Лактантия, открывающий "Праздник" (1923), также взят из "Magnalia", возможно, Лавкрафт тогда же нашел и отрывок из Бореллия. Он скопирован в его рабочую тетрадь как запись N87 - Дэвид И. Шульц датирует ее предположительно апрелем 1923 г.
В конце августа 1925 г. Лавкрафт услышал от Лилиан любопытную историю: "Значит, дом Хэлси проклят! Бррр! Дикий Том Хэлси держал там в подвале живых черепах, - это могут быть их духи. Так или иначе, это великолепный старый особняк и большая честь для великолепного старого города!" Дом Томаса Ллойда Хэлси, номер 140 на Проспект-стрит, послужил моделью для жилища Чарльза Декстера Варда, которое Лавкрафт наградил номером 100, Проспект-стрит. Хотя и разбитое сейчас на квартиры, это по-прежнему чудесное позднегеоргианское здание (ок. 1800), всецело заслуживающее панегирика, написанного Лавкрафтом. Лавкрафт, видимо, никогда не бывал внутри дома Хэлси, но на него открывался прекрасный вид из дома N10 на Барнс-стрит; и посмотрев на северо-запад из верхнего окна заднего фасада тетушкиного дома, Лавкрафт мог разглядеть здание во всей красе.